Не понимаю. Мистер Пирс так восхищался нашей связью, выглядел заинтересованным и готовым помочь. Почему он не сообщил Эдварду о своих сомнениях, если считал меня опасной? Почему не проверил ещё раз?
Разве он из тех, кто поступает наобум?
— Истинная связь… — Женщина не выдержала и встала со стула, нервно прошлась по залу, и длинная юбка её шуршала по полу. — Но… как? Неужели эта девушка… Виктория… способна излечить тебя? Постой. Если её возможности открылись, то твои… ты…
Эдвард лишь покачал головой. Я заметила, как болезненно дернулась его щека, да и общая вялость выдавала недомогание.
Неужели ничего не произошло?!
Он ведь должен тоже почувствовать себя иначе.
Хм…
Иначе — не значит «лучше». Может ли быть такое, что мой резерв многократно увеличился, а Эдварду стало хуже?
Я закусила губу, чтобы не взвыть от ужаса, пробирающегося под кости.
— Теперь, когда нас незачем скрываться, отбор можно считать закрытым, не так ли, матушка? — Элоиза хмуро кивнула, и мужчина продолжил, ободрительно подмигнув мне: — Мы с Викторией попробуем разобраться в том, с чем столкнулись. Я давно уже приказал найти все записи про истинные пары. Думаю, что-то да прояснится. Мы на верном пути, надо только копнуть глубже. Времени у нас предостаточно. Прошу тебя, разберись с отбором.
— Да-да, конечно. Я поручу объявить о досрочном завершении.
Она хотела спросить о чем-то ещё, но император улыбнулся так, что стало понятно — лучше молчать. Опасная улыбка. Тяжелая. Ему не хочется обсуждать тему возможной женитьбы. Не хочется говорить про чувства. Он замкнут даже с самыми близкими людьми.
Со всеми, кроме меня.
— Оставите нас наедине?
Моего брата аж перекосило, когда Эдвард задал вполне невинный вопрос. Он, конечно, поднялся со стула, но поманил меня пальцем.
— Будь осторожна.
— Буду.
Хотя, признаться, меньше всего я думала об осторожности в ту минуту, когда за императрицей и Стэном закрылись массивные двери, а я внезапно оказалась на столе. Сидя.
Удобно, надо признаться. Можно обхватить ногами талию Эдварда, притянуть его к себе так близко, как позволяет юбка платья.
Передо мной стоял самый желанный на свете мужчина. Горячий. Сильный. Пахнущий так вкусно, что сознание мутилось. Всё забылось от того, с какой жадностью он осматривал меня. Раздевал глазами, стягивал одежду без рук.
— Ты в порядке? — спросила я, когда он коснулся поцелуем моей шеи, и по позвоночнику побежали мурашки.
Наслаждение. Трепет. Нетерпение.
— Вполне.
— Точно? Ты опять потерял сознание? Что произошло?
— Тори, умоляю тебя, помолчи. Меньше всего мне хочется сейчас обсуждать свои болезни. — Он накрыл ладонью мои губы, и я, не удержавшись, игриво укусила его за пальцы. — Ах ты негодница!
Мужчина притянул меня к себе, уронил спиной на стол, а сам навалился сверху, не позволяя одуматься. Поцелуи перемешивались с легкими укусами, что оставляли метки.
Я готова быть помечена им. Заклеймена. Пусть обо мне ходят дурные слухи, пусть меня объявляют блудницей. Плевать.
Что угодно, только бы продлить момент, когда он прикусывает, оттягивает мою губу, слизывает мои стоны и шепчет о том, как соскучился.
Я тоже соскучилась.
Я успела навеки его потерять и обрести вновь.
***
Позавтракать удалось только через час, да и то, Эдвард отказался выпускать меня из зала и приказал накрыть стол прямо там. Клонило в сон, но голод был сильнее, а потому я жадно впилась зубами в куриную ножку. Вкуснотища-то какая!
Наверняка, ела я без аристократизма и романтики. Скорее — пожирала.
— Вкусно? — уточнил император, помешивая в кружке сахар. — А я всё думал, кто завтракает мясом.
— Очень голодные люди, которые перед этим всю ночь воевали с полицией, — пробормотала я, не отрываясь от процесса.
— Эффектно ты всех уложила, ничего не скажешь. — Он заулыбался с гордостью, мягко и тепло. — Теперь я трижды подумаю перед тем, как тебе перечить. А то, глядишь, заколдуешь меня, и всё, империя останется без правителя.
— Да-да, я опасна, — потрясла ножкой как оружием. — Как ты себя чувствуешь? Теперь-то могу спросить?
Он, как обычно, когда разговор заходил про здоровье, закрылся. Словно напялил непроницаемую броню. Я сдвинула брови, показывая, что мне не нравится игра в молчанку.
Может быть, хватит прятать эмоции так глубоко, что лопатой не выкопаешь?
— Всё нормально.
— Эдвард, — процедила, отложив обглоданную кость (хотя руки чесались метнуть её в лоб упрямцу), — если ты сейчас же не ответишь, империя действительно останется без правителя.
— Что ты хочешь услышать? Мне значительно легче рядом с тобой. Осталась вялость, но это пройдет.
— Но так не должно быть!
— Ну а что я могу поделать? Я всё ещё надеюсь на ритуал… если ты, конечно, согласишься. Ты можешь потерять тот резерв, которым владеешь. Готова ли ты пожертвовать всем ради едва знакомого мужика?
Меня будто окатило ушатом ледяной воды. Ритуал. Тот, после которого мы разойдемся по сторонам, ибо от истинной связи не останется ни кусочка. А значит… и от наших чувств тоже ничего не останется.
Кстати, насчет "едва знакомого" он загнул. Нас слишком многое связало для случайного знакомства.
Готова ли я?
Без сомнений. Я жила почти двадцать лет без резерва, а потому ничего не изменится. Если моя маленькая жертва поможет Эдварду излечиться — меня не волнуют последствия.
Пугает другое…
— Ты говорил, что после ритуала отпустишь меня домой. Так вот. Брат сказал мне одну умную вещь. Эй, не смотри так скептически!
Император фыркнул.
— Нет, я приятно удивлен, что твой брат способен мыслить.
— Ты всё ещё зол на него, остынь. Так вот. Наш разрыв очернил бы тебя в глазах подданных. Тебе нельзя расставаться с невестой. Ни при каких обстоятельствах. Разве что она умрет, — закончила мрачно.
— Пускай очернит. Мне плевать на людское мнение.
— Получается, ты разрешишь мне уехать?
Не передать словами, как бы я хотела, чтобы он резко ответил: «Нет». Саданул кулаком по столу, испепелил меня взглядом и добавил: «Как ты могла так подумать».
Но император ответил почти без эмоций:
— Тори, я больше всего на свете я боюсь остаться без тебя. Не представляю даже, как расстаться на день. Но это сейчас. Пока нас влечет друг к другу из-за нашей связи, и сложно предсказать, какие чувства мы будем испытывать после ритуала. Вдруг ты возненавидишь меня? Такова реальность. Не стоит загадывать.
Я опустила глаза в пол. Не плакать. Не кукситься. Ну же, большая девочка.
Кроме того, он прав. Мы испытываем друг к другу невыносимую тягу, но кто знает, что случится после того, как наша магия разъединится? Захотим ли мы видеться? Не вызовет ли отвращение прошлое, которое казалось желанным, необходимым?
Мы находимся по действием великого наркотика и не можем соображать ясно.
Готова ли я протрезветь?
Хороший вопрос, на который нет ответа.
— Я хотела тебе кое-что рассказать. — Переводить разговор — моё любимое занятие. — Я видела Кирату.
— Мертвую?
— Ну, уж точно не живую. Смотри.
Показала зажившие раны на ключицах, пересказала тот сон, в котором барахталась как в липком киселе.
Только бы он не посмеялся, не покрутил пальцем у виска и не предложил попить успокоительных трав. Потому что Эдвард ощутимо напрягся и всматривался в лунки так, будто пытался найти в них смысл жизни.
— Хм, — протянул он, закончив осмотр, — любопытно. Потому что вчера мне приснился уж больно реалистичный сон.
— Там была Кирата? — Я подалась вперед.
— Не знаю, но я отчетливо помню голоса и ощущение того, что всё происходит по-настоящему. Не пойму только, при чем тут я. И что вообще происходит.
— Ты думаешь, это поможет нам с поиском убийцы?
— Надо подумать. Иди спать, Тори. Ты носом клюешь, а я придурок, потому что заставил тебя завтракать. Я поговорю с Джереми по поводу его самоуправства, а затем прикажу разыскать сведения про наши сны. Думается, работники архивов вскоре возненавидят меня за то, сколько книг им пришлось перелопатить за несколько дней. Кстати, мне сообщили, что кое-что нашлось по поводу природы истинной связи. Заодно и почитаю. Я-то выспался на год вперед.
