Тень метнулся мне под дрожащую руку и каким-то чудом сумел выудить переговорник из кармана. Щелкнула крышка затвора зеркала-пудреницы. Крик «Срочно, она умирает!» я услышала сквозь бред.
А потом был резкий запах озона, и два телепорта, открывшихся почти синхронно. И бездонные глаза цвета балтийского янтаря.
— Я с тобой, я рядом, — голос нежный, теплый, родной, — смотри на меня, дай мне возможность взять часть твоей боли.
Взгляд Лима. Я тонула в нем, как в бездонном колодце, и становилось легче. В какой-то момент веки стали столь тяжелыми, что захотелось закрыть глаза.
— Нет, нет, не сейчас, оставайся со мной, — голос, до этого мягкий, сейчас звучал спокойно, но одновременно властно, уверенно.
А мне хотелось остаться здесь, в янтарном теплом море, где нет суеты будней, обязанности кого-то спасти, найти, чтобы выжить.
Меня встряхнули за плечи. Раз, еще раз. Наверняка это было неприятно, но я этого не чувствовала.
— Дай я! — сквозь негу голос Аарона пробился порывом январского ветра, и теплая янтарная гладь начала исчезать.
Зато на смену бесчувственности пришла целая гамма непередаваемых ощущений. Скрутила судорога, легкие при очередном вдохе словно обожгло, и родившийся в глубине горла кашель начал выворачивать наизнанку.
— Она пришла в себя, — демон, как всегда, был крайне немногословен. Но эта фраза, произнесенная у самого уха, дала понять: дракона ко мне он таки не пустил.
Наконец, когда прокашлялась, смогла увидеть очертания предметов: картину в посеребренной и слегка почерневшей от времени раме, что висела на стене коридора, паутину меж потолочной лепниной, заострившееся и сосредоточенное лицо Лима.
Картинка словно проявлялась, обретая резкость и небывалую доселе четкость. Спустя минуту я могла поклясться, что могу посчитать число мазков и подпись художника на этой самой картине. Летящее «Хруцкий» вызвало невольное удивление.
— А это подлинник или репродукция? — самый неуместный из всех возможных вопросов заставил и демона и дракона вздрогнуть.
Не то чтобы они боялись живописи. Скорее виной был мой каркающий, надсаженный голос.
Как ни странно, первым опомнился тень.
— Настоящая, настоящая, — уверенно заявил он, — и симпатичненькая… — протянул бестелесный вор следом.
В экспертной оценке этого умыкателя я ничуть не усомнилась.
— Даже не думай, — зловеще прошипела я, памятуя о швабре.
— Да я не о картине, я о раме! — с интонацией святой невинности возразил тень. — Плевать я хотел на этого столетнего натюрмортного шляхтича. Зато ты посмотри, какое серебро!
Аарон, первым догадавшийся о причине наших препирательств (видать, и сам когда-то таким был грешен), прокомментировал:
— Ну, если Светлана уже пытается усовестить клептомана, значит, все нормально.
С этим его заявлением я могла еще как-то поспорить. Лим же, все еще державший меня на руках, поинтересовался:
— Как ты, идти сможешь?
— Идти — не знаю, передвигаться, наверное, — решила уточнить я, памятуя, что и на четвереньках — тоже считается способом передвижения. Не быстро, зато, если что, падать невысоко.
Аарон, наблюдая за этой сценой, тут же сориентировался.
— Ну, тогда я могу понести, — и, не давая никому вставить хоть слово, добавил: — А то Лим столько сил в тебя вбухал, вытаскивая, что он сам, наверное, едва на ногах стоит.
К моему удивлению, демон возражать не стал, а лишь, усмехнувшись, добавил:
— Тогда, может, и меня заодно понесешь, мой прекрасный рыцарь?
Дракон на это заявление лишь хмыкнул. Я же начала осмысливать происходящее, словно мозг вопреки очнувшемуся телу до этого момента пребывал в полурасслабленном состоянии.
— А как вообще вы здесь оказались? Да еще и вдвоем?
Лим замялся, а вот дракон иронично протянул:
— Когда в морге рассматриваешь некромантский труп и твоего начальника вдруг истошно вызывают по зеркалу с криком «Умирает!», то невольно цепляешь его телепорт, когда этот рогатый смывается в неизвестном направлении.
В ответ на столь пылкую тираду мой желудок выдал длиннющую руладу, заставив смутиться.
— Извините, я немного проголодалась, — оправдание вышло так себе. И уже тихо, в сторону, добавила: — И на ужин, кажется, опоздала.
— Тогда предлагаю подкрепиться, — Аарон был само воплощение оптимизма и даже потер руки в предвкушении. Он даже по-актерски протянул: — Мадемуазель, на ваш выбор лучшие кухни мира: Милан, Париж, Прага, Берлин, Рим…
«На ходу подметки рвет», — прокомментировал тень, оценивая то, как рьяно ринулся в «атаку на невесту» этот ушлый дракон. Лим же от такого заявления даже замер.
Я же тяжело вздохнула и попыталась подняться. Когда, не без помощи Лима, это удалось, я почувствовала себя старой развалиной, дающей советы молодежи, потому как, держась одной рукой за поясницу, палец второй подняла в назидательном жесте вверх:
— Мужчина, который хочет соблазнить девушку, чтобы переспать, — ведет ее в ресторан, а тот, кто желает накормить, — в блинную!
Судя по тому, как вытянулось лицо Аарона, он слабо представлял, как будет происходить процесс «соблазнения» за солянкой и сытными блинами. Лим был тоже озадачен сказанным, а я же подумала, что, похоже, у меня намечается сегодня вечером свидание сразу с двумя претендентами на мой ливер — как-то: сердце, руку, почки, печень…
ГЛАВА 8,
В КОТОРОЙ СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ПРЕВЫШЕ ЛИЦЕДЕЙСКОГО ТАЛАНТА
Сентябрь 2017, Санкт-Петербург
В том, что предпочла непрезентабельное кафе фешенебельным ресторанам, был свой резон: окажись я в шикарном заведении, невольно бы думала о том, правильно ли я держу вилку, да и вообще веду себя, а не о куске хлеба.
Кажется, Лим это понял, потому что удивление быстро сменилось мимолетной улыбкой, после которой на лице вновь воцарилось невозмутимое безразличие.
— «На здоровье», подойдет? — бесстрастно поинтересовался демон.
— Да хоть «За упокоение», лишь бы кормили, — ответила почти на автомате.
Руки начали слегка подрагивать, безумно захотелось колы. «Похоже, уровень глюкозы в крови резко упал», — интерпретировала я свои странные желания.
Демон, больше не говоря ни слова, сжал в руках капсулу, активируя телепорт.
Спустя несколько мгновений мы оказались у входа типичной среднестатистической кафешки, каких в Питере — сотни.
Вот только когда вошли внутрь, поняла, что с присвоением статуса слегка погорячилась. Антураж деревенской избушки, теплой и уютной, с самоварами, лоскутными подушками, картинами, изображающими зимние народные гулянья, был милым и каким-то теплым.
