* * *
На маленькой террасе, вознесенной над землей на две сотни локтей, дул сильный ветер. Огромная и темная Славлена лежала за спиной будто мертвая — ни одного огонька не вспыхнуло на ее улицах, в окнах ее домов. Только в высокой башне Ничты Важана над крутой винтовой лестницей, спрятанный в потайной фонарь, тускло горел лунный камень.
Ветер рвал полы уютного домашнего халата, и тот развевался за спиной, словно плащ. Ветер трепал седые волосы, выбивал слезы из глаз, ветер пел подобно одинокой скрипичной струне.
Ничта осознавал, что происходящее — одна из самых высоких минут его жизни, осуществление самых несбыточных желаний, достижение давно похороненных целей, исполнение надежд. Но не чувствовал ни трепета, ни радости. Он, скорей, оцепенел.
Мальчик, созданный его собственными руками… Торжество науки, торжество справедливости, которому не помешали ни случайности, ни злая воля противников. Наоборот, самые невероятные случайности должны были лечь в ряд одна к одной, чтобы мальчик появился на свет, и выжил, и вырос, и стал тем, ради кого Охранитель явился в Обитаемый мир. Это ли не волшебство, противоречащее здравому смыслу?
По правую руку Ничты стоял Цапа Дымлен, сжимая и разжимая руками холодные перила из черного камня, а по левую — молоденькая горничная Лукава. Сзади теребила передник кухарка, прижимаясь к своему мужу; шофер и привратник прильнули к стене башни, а садовник со своим племянником, напротив, подались вперед. Только шофер успел надеть форму, все остальные лишь накинули халаты, вылезая из постелей, а привратник и вовсе явился в кальсонах — наверное, халата у него не было.
Они стояли на маленьком пятачке пространства, девять человек, все вместе, проснувшиеся в одну и ту же секунду, лишь только стены из черного камня дрогнули от первого удара Охранителя. Они не чувствовали холода и не боялись пронзительного ветра.
И когда Охранитель взмыл над лесом, явившись в Обитаемый мир во всей красе своего истинного обличья, с их губ одновременно слетели тихие возгласы радости, а на глазах разом заблестели слезы.
— Ничта, — шепнула за спиной старая кухарка, — Ничта, он пришел. Значит… значит, Вечный Бродяга жив?
Важан молчал. Все молчали, глядя на бой Охранителя с чудотворами, любуясь его упругим совершенным телом, его мощью, его быстротой. Фотонный усилитель не мог убить бога Исподнего мира, но все вздрагивали словно от острой боли, когда красный луч прожигал чешуйчатую броню или срезал головы с гибких шей.
— Что он делает, что делает! — Цапа Дымлен не любил патетики, он стеснялся высоких чувств, но шмыгнул носом и стряхнул слезы с лица тыльной стороной ладони. — Поиграл — и хватит!
— Ничта, зачем, зачем он снова возвращается? — Лукава схватила Важана за руку. — Они же убьют его!
— Они его не убьют, — мрачно ответил из-за спины старый Звара — словно выплюнул эту фразу, вложив в нее все ненависть, все презрение, на которое был способен.
— Да не убьют они его! — Цапа повернулся к Лукаве. Будто ее слова требовали отповеди, будто могли что-то изменить, если их немедленно не опровергнуть.
А кто сказал, что они не могут его убить? Боги Обитаемого мира…
Ничта слышал, как восемь сердец бьются в унисон с его собственным сердцем, замирают от страха и трепещут от радости, и не замечал, что непроизвольно сжимает тонкую руку Лукавы. И вместе с этим… Он насквозь видел Охранителя, и это ви́дение удивило его и потрясло. Он не ждал от бога Исподнего мира мальчишеской бравады, не мог предположить, что в Обитаемый мир явится легкомысленный бог-повеса. Охранитель играл, как играет ребенок, вороша палкой муравейник. И вид его словно говорил: «Ну? Как вам мой выход?» Важану казалось, он слышит смех бога Исподнего мира.
Охранитель разметал половину прожекторов, смял ряды защитников Тайничной башни и снова ушел в небо.
— Чего он добивается, а? — Цапа ударил кулаком по широким каменным перилам.
— Он ничего не добивается, — наконец разомкнул губы Важан. — Для него это что-то вроде кулачного боя на деревенском празднике.
— А ранения? Или фотонный усилитель ему совсем не страшен? — шепотом спросил дворецкий из-за спины.
— Не более чем кулак соседа для деревенского парня. — Ничта презрительно изогнул губы. Боги могут позволить себе быть легкомысленными. В отличие от людей. Боги могут развлекаться, играя со своей жизнью. И Охранитель всего лишь показывает чудотворам свою силу и радуется этой силе. Один настоящий бог против тысяч провозглашенных богами…
— А как насчет топора? — проворчал Цапа. — Топора соседа для деревенского парня, а? Щас ему снесут головы этим лучом, и на этом все кончится.
Важан промолчал.
— Где же он, а? Ничта! Он же ранен! Эта штука запросто может прожечь брюхо насквозь! — Цапа нервничал и стучал рукой по перилам.
— Нужно показать ему лунный камень, — шепнул привратник. — Он должен знать, что здесь его ждут…
— С ума сошел, — зашипела кухарка. — Чтобы завтра всех нас арестовали?
— Ничта, нужно показать лунный камень! — крикнул Цапа. — Звара прав!
— А чудотворы завтра спросят, откуда он взялся на нашей башне, — пробормотал дворецкий.
— Мы скажем, что у нас горел огонь. Просто огонь в лампе. Или они уже забыли, что светить могут не только камни? — тихо сказал Звара.
— А чудотворы свет огня от света лунного камня отличить не могут, по-твоему? — едко спросила кухарка.
— Конечно могут, — медленно ответил ей Важан. Не то чтобы в этом был очень серьезный риск, профессор не опасался прямого обвинения в мрачении. Но Охранителю нужно пристанище в этом мире. И на множество лиг вокруг лучшего места он не найдет. Лунный камень укажет ему дорогу.
Важан повернулся, чтобы зайти в башню, но Звара уже протягивал ему потайной фонарь.
— Ничта, это очень опасно, — вздохнул дворецкий.
— Не очень, — усмехнулся Важан и снял крышку с потайного фонаря — матовый молочный свет сделал лица его слуг бледными, отливающими синевой. Неяркий свет, лишь немного разгоняющий тьму. Но, как и луна, этот белый камень будет виден издалека и не ослепит глаз.
Они не дышали. Почти не дышали. Словно дыханием могли погасить свет или привлечь чужое внимание. И через минуту огромные крылья появились из темноты, широкие струи воздуха принесли с собой звериный запах: Охранитель неспешно обогнул башню. Он пролетал так близко, что, казалось, протяни руку — и коснешься его крыла. Важану подумалось, что бог Исподнего мира всего лишь хотел поклониться благодарным зрителям.
— Мы ждем тебя, Охранитель, — шепотом сказала Лукава вслед удалявшемуся крылатому зверю.
Ничта опустил фонарь.
— Он что, еще не наигрался? — с досадой процедил Цапа сквозь зубы. — Куда он опять лезет?
— Он еще не наигрался, — кивнул Важан. Похоже, на этот раз он верно угадал, в чем состоит цель Охранителя: ему, как и чудотворам, не нужна паника в Славлене. Он должен изобразить собственную смерть.
«Смерть» Охранителя была тяжела и некрасива. Задумал ли он ее таковой, или у чудотворов это вышло случайно? Луч фотонного усилителя прорезал перепонку крыла и рассек тонкую кость, удерживавшую эту перепонку, Охранитель потерял равновесие, несколько раз перевернулся в воздухе, выворачивая из сустава здоровое крыло, и упал на Буйное поле, у самого края леса. Землю тряхнуло от этого удара, и ее затухающий трепет докатился до особняка: башня вздрогнула, словно в ознобе.
Из дневников Драго Достославлена
(конспект Инды Хладана, август 427 г. от н. э.с.)
Государственное устройство Млчаны не особенно отличается от устройства других государств Исподнего мира, с поправкой на малую значимость Храма. И хотя он несет на себе некоторые государственные функции, как регистрация рождений, смертей и браков, светская власть не привыкла считаться с мнением Храма, и его голос не играет роли ни во внутренних, ни во внешних делах государства.
Млчаной единолично правит царь (или, как здесь принято говорить, «Государь»). В настоящее время у власти стоит династия (здесь принято говорить «род») Белого Оленя. Из-за слабости культа (и культуры, которую несет этот культ) у молков сильны пережитки родового строя, а в лесах родовая община существует едва ли не в своем первобытном облике.
Династия Белого Оленя получила власть около двухсот лет назад, в результате преодоления феодальной раздробленности и победы в многолетнем противостоянии с родом Огненного Быка. В настоящее время род Огненного Быка иссяк, а все династии, названия коих выдают родство с ним (и быки всевозможных цветов, и различные огненные животные, как то огненные медведи или лоси, а также волки, лисы и проч.), пребывают в глубоком упадке. Несколько лучше обстоят дела родов Белого Быка и Огненного Оленя.
