Яз отодвинулась от устья шахты, затем со стоном встала на четвереньки. Она пришла в город в надежде заполучить достаточно большую звезду и безопасно изгнать пятно из брата. Она уходит с пустыми руками, полуживая, зная, что город, — пока еще город, — тоже существо, которое будет использовать все свои ресурсы, чтобы помешать ей вернуться. Более того, усилия при побеге каким-то образом втянули ее в конфликт между неизвестными богами, живущими за пределами реальности. И теперь, в странном где-то, существо по имени Сеус, которое было разумом далекого города и, — насколько Яз могла судить, — одновременно темным богом, отметило ее для уничтожения.
— И это тоже унесет ветер, — утешила себя Яз старой поговоркой. Ругая себя, чтобы собралась оставшиеся силы, она встала и пошла дальше.
Еще дюжина комнат и коридоров, и она начала подниматься по еще одной квадратной спирали ступеней, казавшейся бесконечной. Ее ноги теперь болели, бесконечное повторение незнакомого действия растопило выносливость ее бедер. Она надеялась, что к ней вернется рассудок, ясность и что-нибудь более знакомое. Казалось, чем глубже ты погружаешься в мир, тем более нереальными становятся вещи.
Единственным утешением было отсутствие светящихся символов, которые противостояли ей на пути сюда и в конце концов привели к падению. За все время своих странствий она не встретила ни одного.
Яз отдохнула на лестнице, наполовину задремав, преследуемая снами о воде. В конце концов, почувствовав себя немного лучше, она пошла дальше, лишь время от времени спотыкаясь. Истощение заставляло ее бормотать себе под нос обещания и угрозы. Лица родных предстали перед ней такими далекими, как будто прошли годы с тех пор, как она видела их в последний раз. Она подумала о Квелле, потом о Турине, потом об Эррисе. Она спросила себя, где сейчас Зин, как проводят время пятна; она беспокоилась за него, за маленькую Майю, которую почти не знала, за Као, которого почти не любила, ковыляющего из города.
Вздрогнув, она обнаружила, что, сама того не сознавая, перестала подниматься по лестнице и бредет по коридору, с одной стороны пронизанным маленькими окошками, сквозь которые сочился слабый свет. Яз остановилась у первого окна, слишком узкого, чтобы пролезть через него, и посмотрела на скалистую пещеру, освещенную сверху слабыми лучами звезда-света, который проникал через два квадратных отверстия в потолке. Над этими выходами должно находиться «небо» большой пещеры, в которой лежал город. Воздух стал холоднее, свежее. В ней поднялась надежда, огонь лизал ее кости. Дальняя стена пещеры представляла собой крутой каменистый склон, который вел, похоже, к меньшему из двух выходов, в неровном полу пещеры тянулась вниз, в глубину, заполненная тенями яма.
Облегчение унесло прочь ее усталость. Яз слишком долго бродила в мертвых и пыльных залах Пропавших и уже начала думать, что может никогда не выйти наружу, что знаки — ложь, предназначенная, чтобы обмануть ее, и что она умрет, задыхаясь от жажды, никогда больше не увидев льда.
Яз услышала шум, когда отвернулась от оконной шахты. Что-то царапало камень. Нога? Она быстро повернулась, и свет ее звезды пронзил коридор позади нее. Ничего, кроме отступающих теней и темных дверных проемов. Проход, конечно, был слишком узок для охотника, чтобы двигаться на такой скорости, но Арка сказал, что они могут изменять форму и протискиваться через неожиданно маленькие трещины…
Тишина. Старая тишина. Дыхание Яз плыло перед ней. Она пригасила свою звезду до мерцания, не желая показывать кому бы то ни было свои действия, и двинулась вперед на мягких ногах. Один шаг, пять, десять. Вот он снова раздался, едва слышный скрежет. Где-то впереди… По спине пробежали мурашки, ладони вспотели, хотя она считала себя слишком сухой для этого. Ее преследовал охотник. С такой близкой свободой, с голосом льда, шепчущим ей. Быть пойманным здесь после столь долгого подъема из глубин было бы слишком жестоко. Яз пожалела, что не забрала железный прут из комнаты разбитых чудес Эрриса.
Она двинулась дальше, все ее чувства обострились, уверенная, что невидимые глаза следят за ее продвижением. Она остановилась, прислушалась… Ничего. Выдох опустошил ее легкие. Она вела себя глупо. Она снова зашагала.
Атака пришла сзади. Из дверного проема, мимо которого она уже прошла. Комната за ним была пуста! Яз обнаружила, что ее поймали и тащат назад с неумолимой силой. Она невольно закричала и попыталась вырваться. Ее держало что-то, обладавшее бо́льшей, чем у нее силой, а ведь она — Икта. Тем не менее она вырвалась, пожертвовав мехами и испустив крик, когда другой придаток потянулся к ее рту.
С энергией, которая, как ей казалось, давно иссякла, она побежала. На мгновение ей показалось, что она победила. Но у охотников длинные руки. Яз успела сделать десять шагов, прежде чем что-то сомкнулось вокруг ее ног и повалило на пол. Она извивалась и боролась, колотя по фигуре, которая прижимала ее к камню. Где-то во всей этой отчаянной борьбе двум осознанным мыслям удалось найти место среди паники, переполнявшей ее разум. Во-первых, не все крики исходили от нее, а во-вторых, то, с чем она боролась, было сделано не из металла.
— Яз? — Мужской голос.
— К-кто… — Яз перестала колотить по покрытой мехом фигуре. — Турин? — Он казался слишком твердым для Турина и недостаточно огромным для Као. Она поискала свою звезду и увидела, что та откатилась к стене и лежит, мерцая, ее свет мягко вспыхивал там и сям, как пена в океане.
— Это я, Яз. — Словно этих слов было достаточно.
Яз протянула руку к звезде, и ее разум потянулся дальше. Звезда начала катиться к ее раскрытой ладони, и, пока она катилась, из нее вырвался свет, достаточно яркий, чтобы увидеть лицо нападавшего. Черные волосы, прямые и густые, красноватая кожа на широких скулах. Сильные, ровные черты лица, такие же бледные, как у нее глаза, радужки цвета морского льда.
— Квелл… — Звезда Пома перекатилась в ее раскрытую ладонь, и она сомкнула пальцы вокруг нее.
Квелл широко улыбнулся, показав белые зубы, и вытер кровь с носа, куда, должно быть, попал ее кулак:
— Я пришел спасти тебя.
— Как… почему… ты напал на меня!
Квелл слез с нее и протянул руку, чтобы помочь подняться, оглянувшись через плечо.
— Здесь, внизу, с нами что-то есть. Я хотел оттащить тебя в сторону и остановить твои крики. Заставить тебя помолчать, пока не поймешь. — Он продолжал держать ее за руку, пока она поднималась на ноги. — Но мы, похоже, пришли к прямо противоположному. — Он поморщился. — Ты здорово мне врезала!
— Но как ты здесь оказался? — Квелл не вписывался в мир Пропавших или Сломанных, как акула не вписывается в лед. Все было неправильно и в то же время — правильно. От него пахло домом. Иктой. Жизнью, из которой она выпала. Морями и льдами, маслом для саней и шумными палатками. Миром вдали от сухих и разрушенных городов со сломанными сознаниями.
— Пошли! — Квелл потянул ее обратно к двери, из которой выскочил, и она позволила ему повести себя. Квелл взял свое копье, прислоненное к стене по другую сторону дверного проема. Кусок обтянутого кожей китового уса казался хрупким по сравнению с железными копьями Сломанных, но она знала, что Квелл может проткнуть погруженную в воду двоякодышащую рыбу на расстоянии пятидесяти ярдов и оттащить ее обратно к своей лодке на привязанной веревке. Тем не менее, от созданий, населявших эти проходы, ни одно копье не давало большой защиты. — Нам надо убираться отсюда. — Он, казалось, нервничал, но не настолько, чтобы не заметить, какой слабой она выглядела. Квелл внезапно остановился и взял ее за плечи, изучая ее лицо. — Ты… Ты слишком сухая. — Он сбросил с плеч рюкзак и принялся рыться в нем, чертыхаясь. — Все тает в этой проклятой жаре. — Он вытащил пустой на вид мех с водой и маленький кусочек льда, который, как решила Яз, не так давно был намного больше. — Вот. — Он протянул ей оба.
— Спасибо. — Судя по его весу, внутри меха все еще оставалось несколько глотков. Яз держала его дрожащими руками, боясь, что может пролить немного. Она зажала костяной носик между пересохшими губами и выпила. Вода была чудесной на вкус, словно в нее вливалась жизнь. Она сделала три маленьких глотка и откусила кусочек льда, чтобы пососать. Икта знали о жажде. Ветер убивал заблудившихся на льду, но умирали они от жажды. Без китового жира и палатки не было никакой возможности растопить достаточно, чтобы пить. — Боги, как мне это было нужно.
