деньги на хорошие ткани: женщины щеголяли цветастыми блузками и платками, а мужчины любили повязывать затейливые кушаки. У одной девицы лент в косе было так много, что они вились и спускались до самой земли.
Страж перегородил Фастреду дорогу:
— С чем пожаловали, святой брат?
Он показал монету, что дал ему Аристид.
— Ищу менялу.
— Проходите, но оружие придётся оставить. Скажите служке, что вам нужен почтенный Жун.
Фастред кивнул и спокойно передал меч охране. Охранник скользнул взглядом по его кольчуге и вышитому сюрко, но более не сказал ни слова, лишь отворил дверь, пропустив гостя. Брат-протектор несколько раз моргнул, приноравливаясь к полумраку. Перед ним, почти у самого входа и на самом лютом сквозняке кутался в подбитую жидким мехом накидку не то секретарь, не то писарь. Дрожащие пальцы выводили неровные буквы, и света одной коптящей свечи юноше явно не хватало.
Фастред кашлянул, и погруженный в свои мысли писарь обратил на него внимание.
— Чего надо? Староста еще почивать изволит.
Фастред молча бросил на испачканный чернилами стол золотую монету.
— Одна дуппа достанется тебе, если разбудишь господина, — сипло проговорил воинствующий монах. — У меня срочное дело.
— У всех срочные. — Писарь отложил перо, вытер руки о край накидки и с кряхтением поднялся. — Но учти, божий человек. Старый пердун спросонья невыносим.
— Я не выносить его собираюсь, а менять деньги.
— Бери медью, мой совет. Серебро здесь часто бывает фальшивым.
Писарь поднялся на второй этаж и скрылся в полумраке деревянной галереи. Фастред остался ждать, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Хотелось есть. Засунуть в себя нормальный шмат мяса впервые за долгое время. Жареного или тушеного с нажористой подливой. Хотя он был искренне благодарен поморам за гостеприимство, но от местной рыбы его начинало тошнить. Если получится найти в таверне того травника, Фастред намеревался немного там задержаться и наконец-то взять нормальной еды. В конце концов королю для быстрого выздоровления потребуется нечто большее, чем хлеб и рыбная баланда.
Мечтая о рульке, Фастред не сразу расслышал шаркающие шаги.
— Ну, кому там срочный размен понадобился? — проскрипели сверху.
Фастред поднял голову и увидел облаченного в халат старика. На голове у старосты Жуна красовался столь длинный ночной колпак, что кончик его свешивался через перила и болтался в воздухе между этажами.
— Мне, — вышел на свет брат-протектор. Солнечные лучи едва пробивались в окна.
— А, церковник. Ну поднимайся, божий человек.
Фастред послушался и торопливо взлетел по ступенькам.
Жун жестом приказал слуге отпереть окованную железом дверь и пригласил гостя внутрь.
— Ну показывайте свои деньги.
Фастред достал из кармана монету Аристида.
— Вы, верно, шутите, мил человек? — нахмурился Жун. — Столько шума из-за одной…
— Половину в серебре, половину медью, — отчеканил монах. — Благодарю.
Староста нахмурил косматые брови еще сильнее, отчего они сошлись у него на переносице.
— Выгнал бы взашей, кабы вы не были монахом, — ворчал Жун, возясь с весами, увеличительными стеклами и монетами. — Но хоть золото настоящее.
Писарь пожал плечами и скривился, дескать, предупреждал же.
— Настоящее, — подтвердил Фастред.
— Однако же интересно…
— Что?
— Монета имперская, правда, еще с портретом старого императора Маргия, да упокоится его дух в Хрустальном чертоге. Но отчеканена она была в Хайлигланде. Узнаю клеймо эллисдорских мастеров. И вот знак Криасморского союза… Редко к нам такие попадают. — Староста поднял на Фастреда бесцветные глаза и посерьезнел пуще прежнего. — Откуда у вас эта монета, божий человек?
— Я сопровождал купца-северянина. Мы попали в шторм. Купец занемог, и дал мне монету, чтобы я купил здесь трав для снадобья, — солгал Фастред. Вроде получилось гладко.
— Значит, вы моря…
— Да.
— А что везли?
— Пушнину, кожи, насколько я знаю.
— Понятно.
Староста потерял к разговору интерес и сосредоточился на весах. Наконец он ссыпал две разноцветные стопки монет.
— Получите.
— Должно быть больше. Не хватает двух серебряных дупп.
— Одна достанется ратуше за размен, а вторую, если я не ослышался, вы обещали моему сыну. За срочность.
— Грабеж.
— На травы хватит, — натянуто улыбнулся староста. — Это все, святой брат?
— Да.
— Тогда прощайте.
Староста Жун жестом поторопил гостя, и Фастреду пришлось подчиниться. Надувательство! На две дуппы можно было есть в таверне несколько дней. Но спорить сейчас было не в его интересах, и потому монах, получив назад свой меч на крыльце ратуши, осмотрелся в поисках заведения, где остановился торговец травами.
Нужный переулок с искомой вывеской он нашел почти сразу: кабаков да таверн в Алансоне все же было немного, а эта — «Бонэфан» — оказалась ближе всех. Поправив символ веры на груди, Фастред вошел в полумрак зала.
Служанка наградила было его равнодушным взглядом, но, заметив орденское сюрко гостя, приосанилась и натянула улыбку:
— Добро пожаловать в «Весельчака», святой отец! Чего подать?
— Я не наставник, а монах, — по привычке поправил девицу Фастред. — Есть у вас мясо?
— Жаркое из говядины. Утром приготовили. Вкусное.
— Подай его и кружку эля. Свежий хоть?
— Свежее, чем роса, — пообещала служанка. — Платить в каких деньках будете? А то говор у вас не бельтерианский. Если не в имперских, то не проблема, вы не подумайте…
Вместо ответа Фастред показал несколько местных медяков и добавил сверху еще горсть монет:
— Одну порцию съем сейчас. Найдется у вас что-нибудь в дорогу?
— Хлеб, сыр, мясо. Кореньев еще положить можем…
— Не нужно. Кинь в котомку хлеба, сыра и мяса на троих на три дня.
— Сейчас сделаем.
— И, скажи, сестрица, у вас ли остановился торговец травами?
Служанка презрительно фыркнула.
— Пьяница тот, что ли? У нас. Давно бы выгнала, да он оплатил постой на семь дней вперед. В дальнем зале сидит.
— Принеси мне еду туда, пожалуйста.
— Как пожелаете, — пожала плечами девушка и подала ему кружку. Фастред заметил, что один ее глаз сильно косил. — Да только этот Элеван обычно так пьян, что двух слов не может связать.
— Разберемся.
Взяв эль, брат-протектор направился в дальний зал, умоляя глаза побыстрее привыкнуть к потемкам. На свечах днем здесь явно экономили. Впрочем, найти торгаша оказалось легко: он был единственным гостем в помещении. Худой бородатый мужчина неопределенного возраста нежно обнимал пустую бутыль, привалившись к стене. В бороде застряли крошки, с края рта живописно стекала нить слюны.
Фастред грохнул кружкой так, что торговец вздрогнул, придвинул лавку и уселся напротив.
— Ты Элеван-торговец?
Пьяница лениво открыл один глаз, с трудом сфокусировался на лице Фастреда, икнул, потянулся к кружке и выхлебал половину залпом.
— Я, — рыгнув, припечатал он. — Ик!
— Травы еще продаешь?
— Смотря что надо.
— Гурус.
— Ик! Дуппа за мешок, — меланхолично отозвался торгаш и вновь потянулся к элю Фастреда.
— Охренел? — возмущенно рявкнул брат-проектор.
Элеван-торговец слабо
