Изверился, избаловался народ под игом, отпустил поводья судьбы своей, и волочёт его сей мерин, куда ему вздумается. Давно ли готов был жизнь отдать за землю Русскую и нрав отеческий! Давно ли насмерть стояли псковитяне, к примеру ведомые князем Александром по прозвищу Невский, в великие крепости одевая земли свои, чтоб защититься от ливонцев? Ныне же литовские князья и сами псковитяне качаются, ровно быльник под ветром: то с Москвой заодно, то супротив неё. Где ныне вольный и своенравный дух славянских племён, коль иноземцам позволили панствовать на Западе, насаждая чуждые обычаи и веру, а Восток урвать и насиловать с восточной стороны?
Подобные мысли терзали троицкого отшельника долгие годы, и в последние особенно, после известий от Северьяна. Покуда Ослаб вкупе с игуменом в великой тайне пестовали и ровно молитву вытруживали Засадный полк, собранное с удельных княжеств войско не силу и отвагу себе добывало в сражениях с ордынцами, часто неумело противостоять хотя бы на равных. А случись одолеть татар в некой малой и потешной схватке, в пирах да бахвальстве утопало. Прошедшим летом за незаслуженную гордыню и поплатились сполна: знали, что пришедший с Яика царевич Арапша собрал довольно войска, мысля пойти с востока к Москве. Будто перед Мамаем похвалялся, что одним летом возьмёт и пограбит Нижний с Рязанью, погрозит стольному граду и назад вернётся. Мамай ему позволил Русь попытать: каков бы нибыл исход набега, всяк на пользу. Побьют царевича–ума прибавят, дабы впредь не кичился, а коли он побьёт–понудит князя Московского спешить и земли подчинять себе, рыская с дружинами по своей отчине и творя раздоры.
И вроде бы многие князья, бояре воеводы всерьёз восприняли угрозы, совокупили силы и навстречу выступили, дабы не пустить в нижегородские пределы. Но, беспечные, встали станом на Пьяне–реке, даже караулов не назначая, разъездов не посылая в степь, доспехов и оружия не вынимая из обозов! И развлекались тем, что пировали всласть да ловлей промышляли, ибо за Пьяною рекой довольно дичи всяческой. Арапша ордынский, о коем прежде не слыхали, сам с виду хлипкий, кривоногий — соплёй перешибёшь, так сокрушил хмельное растелешённое войско, что и бежать никому не позволил. Кто в реке не сгинул, был истреблён татарами. По отворённому пути ордынцы ринулись на Нижний и, разграбив его, отправились за Суру, потом взяли Рязань, откуда князь бежал.
В общем, погуляли всласть и удалились. И ладно бы перед ордынцами не выстояли по недомыслию да ложному величию; перед мордвою преклонились!
Позрев, как избивают войско Москвы и Суздаля, князьки мордовские собрали свою ватагу и пограбили всё, что от татар осталось. Подобного позора ещё не испытывала Русь. Правда, вежды весть принесли, будто князья опамятовались и зимней стужей пошли на Волгу, сполна наказали мордву, да всё одно остались с набитой мордой.
А лазутчики Ослаба доносили: темник Мамай взирает на потуги Дмитрия Московского, на хлопоты его по собиранию земель, козни строит, тайно сносясь с удельными князьями, и мысль тешит единую: дабы не сплотилась Русь, не совокупила все силы, ежегодно совершать набеги на Москву. Де–мол, я не Арапша, чтоб бить бахвалов растелешённых далеко от стольного града, мне любо сойтись с достойным супротивником в Москве, суть с князем, и не покорить — унизить его, вынудить к побегу, надолго отбив охоту потягаться силой.
Ослаб же мыслил навязать темнику битву, коей ещё не ведала Русь, да и сама Орда, пожалуй, со времён Батыя.
Троицкий старец, схимомонахом будучи — не воеводой, не удельным князем, знал: вот–вот настанет час, когда подобное свершится. И потому, презрев каноны, определённые Вселенским патриархом, свой устав спроворил по Книге Нечитаной и ему следовал. Не дожидаясь вестей от княжеских лазутчиков, всюду своих засылал, подбирая из числа монастырских послухов и братии. Иные настолько искусны были лицедействовать, как Северьян, что служили и при хане, и при Мамае, и при том же Арапше.
Зимою Ослаб и узнал про замыслы в Орде. Неслыханный успех царевича на Пьяне–реке раззадорил ханского воеводу, темника Мамая, вздумалось ему наперекор мудрых намерений своих потешить самолюбие. И вот теперь он лета ждал, дабы не только спалить Нижний Новгород, а и Москву взять, до которой Арапша не дотянулся. Князья Олег Рязанский и Ягайло подзуживали темника, мол, свои уделы сдадим и вид сделаем, будто против встали, сами же пропустим твоё войско — ступай на стольный град! Получив такую весть, ослабленный старец не стал ничего таить, через игумена отправил посыльного к Дмитрию. И тот внял Ослабу, прислал доверенного Строгана.
Вкусившие медов товарищи его спать повалились, а путный боярин крепился, выказывая мужество и волю исполнить долг. На колени пал перед настоятелем.
— Отче, князь велел челом тебе бить. Не я, недостойный Радька Строган, стою коленопреклонённый, — сам великий князь. Не я с мольбой взываю к тебе, игумен: дай Засадный полк! Не сдюжит княжеское войско перед Мамаем. До сей поры среди бояр и воевод раздор великий. Тайно уличают друг друга в измене и двуличии. Крест друг перед другом целуют и клянутся, а отай доносы шлют. А коли так, не быть единству и храбрости на ратном поле. Надобна подмога! Доколе же полку твоему сидеть в засаде? Великий князь считает, час пробил!
Игумен призадумался, ибо по уставу не вправе был распоряжаться судьбой араксов и самому решать, когда полк выйдет из засады на Пир Святой. А посему велел обождать и призвал ослабленного старца. Тот выслушал мольбы доверенного и, не раздумывая, сказал, как отрубил:
— Не дам полка.
Строган при виде таинственного Ослаба поначалу оробел слегка, верно мысля позреть владыку властного, однако же, увидев убогого немощного старца, осмелел.
— Но князь Дмитрий сам бы прискакал просить, да занемог! Ходил мордву учить и простудился зело. Пластом лежит!
— Не дам, — повторил старец. — Засадников не дам, но отряжу малую ватагу отроков. Пускай поучат витязей бывалых и горделивых, как след отчину любить и с супостатом биться. А князю так скажи: намерения Мамая на Москву сходить не более чем ордынская потеха. Царьки между собою спор ведут и тешатся, играя. Нам след к битве великой изготовиться, которая случится не летом будущим, но токмо через год. Наш час ещё грядёт.
Верно, доверенный боярин настропалён был без Засадного не возвращаться.
— Весть из Орды была, от верных людей князевых. Мамай к набегу готовится изрядно. Может случиться так, полк твой к битве не поспеет, а супротив Мамая один не выстоит.
Ослаб оставался непреклонным.
— Великой битве быть через лето, под листопад. Не под Москвой — на поле Куликовом, близ Дона и реки Непрядвы.
