Замелькали пред взором внутренним образы яркие… Вот первые шаги ее по дощатому полу. Первая земляника, найденная на полянке за бабусиным домом. Скворец с перебитым крылом…
— Теплое… Вкуссно…
Оторваться от мириадов сияющих красных глаз казалось невозможным. Они заглядывали в нее попеременно. И с каждым новым взором в груди словно часть ее души отщипывали. Крохотную совсем, но все ж ощутимую.
Муторно сделалось, тошно. Веська заметалась, силясь спрятаться от этих глаз. На что только согласилась?
Светляк над головой ее задрожал, замигал и вдруг лопнул. Лишь алые очи маячили, пугая, сбивая с толку.
И когда уж она готова была со страху закричать, все оборвалось.
— Нити самой обрывать придется, — шепнуло напоследок из мрака, прежде чем совсем исчезнуть. Веська ощутила, что осталась одна. Раз! и ощущение духоты пропало. Тьма кругом стала не такой густой, а впереди и вовсе забрезжило светом.
Веша кинулась в ту сторону, дыша тяжело притом. Воздуха по-прежнему не хватало, а в груди теперь поселилась сосущая пустота.
Впрочем, едва осознав, что помнит и Лесьяра, и зачем здесь очутилась, неожиданно ошарашило. Понять бы теперь, что именно забрало то существо… И выполнило ли уговор?
Раздумывать долго не стала, поспешила к свету. А уж ближе очутившись, поняла, что идет по тоннелю, а свет, что брезжил впереди — сплетение нитей силы, что хороводил на дне колодца.
Тоннель вывел ее ровнехонько ко дну. Теперь вихрь кружил пред ней, точно чумной. Словно маленькое торнадо из переплетений сил, что отдали этому месту обманутые двоедушцем девицы.
Отсюда, снизу, еще четче виднелось, как потоки вонзаются в своды и стены колодца, пронизывают камень и уходят вверх. Туда, где питались ими символы, по полу расчерченные.
Сверху рев послышался. А после треск заклинания. Битва ярилась там, вспышки то и дело озаряли проем, перекрывая даже свет нитей.
“Нити самой обрывать придется…” — всплыло в разуме последнее, что мрак ей сказал.
С сомнением глянув на вихрь, Вешка все же шагнула к нему. Потянулась к первой, ухватила, дернула на себя, но тотчас руку одернула. Обожгло чужой силой, враждебной. Руку к груди прижала баюкая.
Вот как, значит?! Плату взяло, а желание-то не исполнило?
Впрочем, позлиться и сделать выводы она еще успеет. Сейчас нужно помочь тем, кто наверху бьется, пока еще звуки сражения не стихли…
“Ну же, Весеньюшка, соображай!”
Вихрь закручивался спиралью, сужаясь книзу. Склонившись, а после и на колени припав, Веська попыталась разглядеть, куда же уходит клин нитей. И едва ли не вскрикнула, когда увидала, что там, в углублении на дне колодезном, лежит и алая лента, и шкатулка резная, и заколка с бабочкой… Помимо прочего, и другие вещицы сложены были, и от каждой вверх ниточка силы исходила. При том что в месте выхода совсем тонюсенькая колыхалась, уж выше поднимаясь утолщалась, напитывалась, с другими переплеталась…
Растянувшись по полу сырому, Веша по-пластунски поползла вперед, шипя, когда нити вихря неровного случайно задевали ее.
Достигнув же цели, ухватила сразу пучок и дернула. На глазах слезы выступили, жгло пребольно, но все ж не так, как ежели бы она напитанную выше ухватила бы.
Сперва нити поддаться не пожелали. Но Вешка же упорная была. Она и свои выпустила и уже и рукой и собственной силой дернула.
Оторвала! Тотчас вихрь заискрился, теряя объем. Нити, что ей удалось вырвать, больше не питались, они истончались, теряя цвет и силу.
Хныча от боли, Весенья взялась драть остальные, пока вихрь совсем не ослаб потускнев. Последняя оборвалась и беззвучно растворилась. И в тот же момент раздался сверху оглушительный рев.
Впрочем, что было после Веська не слышала… Дрожь прошлась по стенам колодца, бахнуло оглушительным гулом. Перед глазами девицы расплылись цветные круги. А после сознание и вовсе покинуло…
Глава 30
Первое, что перед взором явилось, был белый потолок. Высокий, с пляшущими на нем солнечными зайчиками, весь покрытый сухой известкой. Мысли никак воедино собраться не желали, витали где-то рядышком, но ни за одну уцепиться не удавалось.
Весенья повернула голову, силясь сообразить, где оказалась. На высоких окнах трепетали от ветра легкие полупрозрачные занавеси, с другой стороны от постели, в коей она и лежала, обнаружилась ширма. По вине последней обозреть окружающее пространство оказалось затруднительно.
— Есть кто? — голос собственный старушечьим сипом послышался. В горле ужас как сухо оказалось, язык и вовсе распух и еле ворочался.
— Весеньюшка? — из-за ширмы показалась черноволосая макушка. Перед глазами как-то все расплывалось, потому лишь когда лицо девичье над ней склонилось, поняла Вешка, что это Костяника.
— Костя… — руками слабыми потянулась, подружку обнять силясь. Та и сама к ней припала.
— Весеньюшка, как же я рада, что ты очнулась! — всхлипывая, да слезы утирая, призналась Ника. — Как себя чувствуешь? Болит где?
— Воды… — только и сумела из себя выудить. Соседку дважды просить не пришлось, тотчас снова за ширмой скрылась, чтоб миг спустя с кружкой воды воротиться.
— Вот, пей, аккуратненько, — и за затылок ее поддержала, помогая.
Пару глотков сделав, Веша назад откинулась, глаза прикрывая. В ушах зашумело, мушки серебристые в воздухе заплясали.
— Вот так, полежи, тебе отдыхать надобно, — наказала Никуша, поправляя одеяло подружке.
Веська головой помотала, снова через силу глаза распахивая.
— Где Лесьяр? — а сама взором в Костю впилась, боясь на лице той ответ узреть.
Но подружка улыбнулась, приседая на край постели.
— Все хорошо, — успокоила она Вешу, за руку ту беря в утешающем жесте. — Уже все хорошо…
— Уже? — не понравилось Весенье это слово. Собравшись с силами, потянулась вперед, села.
— Ты что делаешь? Тебе лежать велено! — запричитала Костя, пытаясь Вешку за плечи обратно в кровать уложить. Но та на нее глянула так, что подружка мигом передумала.
— А остальные?
— Все живы, Лазаря с Любавой под наблюдением покамест. Шерсть еще не всю сбросили. Ты б слышала, как Лазарька верещала, когда в себя пришла и обнаружилась в этаком обличье. К тому времени, конечно, звериное уж почти сошло, нечистый-то по ту сторону грани остался, как связь оборвали. В тенях, стало быть. Но шерсти по всему телу хватало прилично, — она даже хихикнула в ладошку.
— А Лесьяр?
— Господин Раце в другой палате лежит. Ему досталось, конечно, все ж один супротив двоедушца вышел, так еще и обращенные тому подсобляли… Благо, меня оборотить не успел.
Весенье снова плохо сделалось. Неужели подрали? Перед глазами снова мушки заплясали, но она решительно спустила ноги на пол.
— Да ну куда же ты, Веся?
— Я должна… к нему…
— Послушай, ты же на ногах не стоишь.
Спор их прервала перебранка за ширмой. Приглушенно слышалось, видать за дверью, в коридоре.
Веська заторопилась, поднялась, хватаясь за край перегородки. Едва не хлопнулась здесь же, на полу, но выстояла. Лишь ноги чутка подкосило, но тут уж Костяника под локоток поддержала.
Распахнулась дверь, в коридор ведущая.
— Я должен убедиться лично! — гаркнул Лесьяр, весь бинтами перемотанный, опирающийся на какую-то палку, он явно пытался отбиться от кого-то.
— Лесьяр… — Веша тихонько всхлипнула, отмечая количество бинтов на его теле.
— Весенья… — в тон ей выдохнул магик с лицом мученическим. Палка на пол полетела, а сам магик в два счета палату пересек, девицу подхватывая и к себе прижимая.
Уж вместе с ней на постель уселся, ее лицо в ладонях грея. Взгляд обеспокоенный всю ее оглядывал, выискивая, что не так.
— Болит где? — вопросил тоскливо. — Как руки?
Он развернул к себе ее ладони, перемотанные белоснежными бинтами. Вестимо нити обрывать даром не обходится…
— Идемте, дорогая, здесь нам делать нечего… Весенья Моесиловна в надежных руках, — директор академии стоял на пороге, лицезрея представленную картину.
