Пополам, или вокруг головы обматывают.
Но в походе все же удобно должно быть — можно повесить что-нибудь легкое, чтобы руки не занимать. Сидишь, например, на руме, вращаешь весло — а тут и рыбка рядышком висит, вялится. Устал — поел. Хотя, ветер морской силен порой, такие ухи парусить должны неслабо, да хлопать по лицу и затылку неприятно. С другой стороны, ими же можно лицо от ветра прикрывать…
Да и бабам ихним в радость должно быть: это ж сколько сережек вдеть можно! Одела с десяток (в каждое) — ходи, красуйся…
Впрочем скорее, нет: золото оно тяжелое, оденешь много — ухи висеть будут, а должны, наверное, торчать. И ложе делить с такой неудобно: она, небось, во сне, когда ворочается, ухами во все стороны хлещет. Так и глаза лишиться недолго!
Хотя, если прищепки применить умело, или личико ей подушкой накрыть, перед использованием…
От мысли подойти, познакомиться, и в ненавязчивой беседе прояснить все вышеупомянутые спорные вопросы меня останавливало лишь одно обстоятельство — непреодолимая скудость словарного запаса.
Эльфячьему языку меня учил отец, тому, что сам знал, однако фразами «где ваши», «сколько воинов, маги есть?», «доставай золото», «подними юбку и нагнись вперед» мои знания эльфячьего исчерпывались. Ну, там еще простенькое: «да, нет, я, ты», счет до десяти — вот, в общем-то, и все. Бате в набегах хватало и этого, а если случалось на службу наняться и встретить на той службе ельфа, которого почему-то нельзя убивать, грабить или продавать в рабство — то всегда находился толмач.
С такими речами подойти, как-то постеснялся.
Поймут неправильно, обидятся, свиноухие…
И так эльфенок на меня глядя рожу скривил, дернулся, чтобы встать — да старший товарищ удержал за плечо, усадил, выговаривая что-то на ухо.
А малой-то у них колдун, похоже? Чувствую искру Имира в нем.
Так что, не пошел к ним, по здравому размышлению, и отвернулся даже, прислушался к бормотанию Тома.
… - ычно, в топи собрались. Обвешаются амулетами, как елка шишками, и лезут. А зачем лезут — то никому неведомо, но явно не за серебром, не за золотом. Тайное что-то ищут, не зря люди барона с ними не идут, тут дожидаются.
— Да и плевать на них, не так ли, Том? — старик согласно кивнул — Ты лучше скажи, подорожную мне когда сделаешь? Мыслю, до осени тут не останусь. Не мое это, Том, ты уж не обижайся, не сидится мне на месте, мир хочу поглядеть.
— Ты подумай, подумай хорошо, Конь, — продолжал гнуть свое старик, словно не слыша моих слов — Я тебя с Лансом познакомлю, будете вместе топи шерстить, он тебе долю…
Разговор прервало появление все того же эльфенка.
Он перегнулся через стол, с презрительной гримасой, и начал было что-то шкворчать мне в лицо, как вдруг глаза его изумленно расширились, словно увидел он то, чего и не ждал. Задело меня не это — из его бормотания я не понял ни слова — но когда свиноухий протянул свои ручонки, схватил меня за ворот рубахи, и, нимало не смущаясь, запустил свою культяпку мне за пазуху… Да схватил мешочек с рунами, болотный амулет, да сграбастал до кучи символ Мьелльнира…
Ярость меня пробрала, почище, чем когда подлый драугр изгрыз мою секиру! Лапать свободного карла, при всем народе, да еще за такое место…
С характерным треском мой правый кулак врезался ельфу снизу в подбородок, и он, грациозно взмахнув немалыми своими ухами, отправился поразмыслить на застеленный соломой пол.
Эх, и тяжелая у меня рука, все же! Я ведь хоть и легкий — но сильный!
Хоть и сильный — но ловкий.
Хоть и ловкий — но хитрый.
Хоть и хитрый — но умны…
Гхм, чего это я…
А еще я очень хорошо метаю.
Это я к тому, что раз уж пошла потеха — то негоже остальных обделять развлечением! Пусть уж все поучаствуют: и метнувшегося ко мне по проходу между столами, другого эльфа встретила летящая ему в лоб пивная кружка из толстой глины. Надо отдать ушастому должное — ловкость оказалась при нем: на летящее угощение он среагировал, пригнувшись, а вот его товарищ, несущийся за ним, схлопотал снаряд прямо в морду. Осколками от кружки зацепило сидящего неподалеку кузнеца — вредного скаредного мужика, слупившего с меня за железко секиры едва ли не ее вес в монетах, и тот вскочил на ноги, с ревом опрокидывая стол на соседей…
В общем, развлечение удалось, вдоволь натешились мы кулачной забавой. Когда все успокоилось, и помятых свиноухих доставили в телеге на подворье старосты, я уж думал, что не миновать мне суда неправедного, но обошлось. Не стали ушастые на меня жаловаться десятнику, а у того, видимо, указания были только сопровождать, а не оберегать. Да и не крепостные тут жили — свободные арендаторы, что налог платили и в суде баронском правоту свою могли отстаивать свободно. К тому же, разве ж это обида — по носу получить в честной драке? Дрались честно, железо не вынимали, лавками (в силу их неподъемной тяжести) никого не зашибли, а что досталось ельфенку — так нехрен руки протягивать, куда не просят!
Так что, выждав день — другой, я немного расслабился, и принялся собираться в путь. Для начала — к замку тутошнего барона, погляжу: не наняться ли мне на год — другой в дружину. Мастерство воинское подтянуть, у ветеранов мудрость перенимая, при бароне, сказывают, маг есть, может, научит чему дельному. А не получится — так дальше пойду, за мешком вот завернуть бы надо. Нарезать крюк в несколько миль — что мне молодому!
Примерно так я и размышлял, выйдя глубоко за полночь до ветру. Анна, вдоволь наскакавшись, уже ушла, и я, наслаждаясь картиной звездного неба, посвистывая, орошал кусты за сараем, и был, в целом, доволен жизнью, пока от удара в затылок не полетел в эти же самые кусты.
Сознание возвращалось урывками.
Что-то давит на живот, меня потряхивает, пахнет лошадиным потом, по морде хлещут ветки кустов — это где это я? Куда меня везут? Попробовал пошевелиться, и обнаружил, что связаны руки, а шедшая неподалеку фигура, заметив, что я поднял голову, подошла, и снова вышибла из меня дух.
В лицо мне плеснули водой.
С трудом открываю глаза — все двоится, страшно болит голова. Оно и понятно — получил по ней неоднократно, да и везли, как мешок с отрубями, перекинув через седло. Обнаруживаю себя в странном положении: связанные руки за спиной, связанные же ноги, и вообще я весь некомфортно примотан к стволу дерева, а веревки здорово впиваются мне в организм.
Рожа тоже болит, чему не удивляюсь.
Свиноухий, с уже пожелтевшим бланшем под глазом, стоит передо мной, и что-то говорит, а я не слышу — в ушах звенит. Он бормочет, снова и снова спрашивает, тыча мне в лицо какую-то вещицу, потом, не дождавшись ответа, хлещет мне по роже — и сознание снова уплывает в неведомые дали…
