– Это изваяние богини-кошки, – сказал Муртан. – Оно закопано в землю. Осталась только голова.
– И еще оно живое, – проворчал Конан. – По-твоему, мы будем ее откапывать?
– Возможно, именно этого и хочет от нас богиня.
– Интересно, кстати, не сожрет ли она нас в знак особой признательности, когда мы ее вытащим? – хмыкнул Муртан. Самообладание постепенно возвращалось к нему
– А другие вопросы тебя не занимают? – осведомился Конан.
– Какие, например?
– Например, как ты будешь вытаскивать камень? Теперь, когда мы установили, что он является глазом богини и что богиня эта вовсе не так уж мертва, как хотелось бы некоторым из нас, – вряд ли она придет в восторг от твоего намерения выковырять у нее зрительный орган.
– Не стоит язвить, Конан, – сказал Муртан. – Когда ты язвишь, ты забываешь притворяться тупицей-варваром.
– Не может быть! – деланно изумился киммериец. – Какой просчет с моей стороны! Так ты уже догадался о том, что ты – не первый образованный человек, с которым я имею дело?
Муртан кивнул.
– В таком случае, и прикидываться больше нет смысла, – заявил Конан. – К тому же скоро мы с тобой умрем, так что все остальное теряет значение.
– Ты очень стараешься меня запугать, – возразил Муртан. – Но я тебе не верю. Ты убежден в том, что мы сумеем выбраться на свободу.
– Может быть, – не стал отпираться Конан. – Для начала освободим эту богиню. Мы не станем осквернять ее статую, вот что я тебе скажу. Надеюсь, это правильное решение.
Вдвоем они принялись за дело и скоро выкопали каменные плечи, а затем и руки.
Яма вокруг закопанной статуи становилась все глубже.
– Я бы все отдал за глоток воды, – простонал Муртан. Все его лицо было залито потом, липкие струи бежали по телу под одеждой. Каждый вдох давался ему с борьбой: легкие отказывались глотать раскаленный воздух.
Конан снял с пояса флягу.
– У тебя всегда есть запасы? – удивился Муртан, жадно припав к горлышку и тотчас закашлявшись: киммериец носил во фляге не воду, а вино.
Конан поспешно отобрал у него питье и сделал глоток сам.
– Я стараюсь делать запасы, – ответил киммериец. – Это нередко спасало мне жизнь.
Орудуя палками и обломками костей, они продолжили свой нелегкий труд. К вечеру богиня уже освободилась до самых ног.
– Как мы будем выволакивать ее на поверхность? – спросил Муртан.
– Если наши расчеты верны, и она оживет, то нам больше ничего делать не придется, – был ответ.
– Оживет? – переспросил Муртан.
– Ну да, – подтвердил Копан. – Мы ведь этого добивались, не так ли?
Муртан покачал головой и вдруг широко зевнул.
– Я больше не могу, – признался он. – Я так измотан, что…
Не договорив, он провалился в сон. Скоро Конан последовал его примеру. Наступила ночь, и прохладный воздух приятно освежал разгоряченные лица обоих авантюристов.
Утро пришло раньше, чем им хотелось бы. Первые горячие лучи коснулись спящих. Конан пробудился и сразу же растолкал Муртана.
– Статуя исчезла!
Они огляделись по сторонам, как будто что-то могло измениться за столь короткое время. Статуи в глубокой яме не было. Яма зияла посреди храма, а самой богини и след простыл.
– Хорошенькое дело, – проворчал Конан. – Как же эдакая махина выбралась отсюда, да еще так тихо, что ни один из нас не проснулся?
Неожиданно что-то маленькое и мягкое коснулось его ноги. Киммериец вздрогнул и сжал кулак, но задержал удар, сумев не опустить его голову пушистого существа, мелькавшего внизу. Это была белая кошка.
* * *
– Они бросили тебя, – говорил Апху, обращаясь к Галкарис. – Напрасно ты ждешь их. Ну что ты уставилась на этот лабиринт? Оттуда никто не выйдет. Они погибли, как многие до них. Жаль, конечно, потому что я хотел бы все-таки заполучить этот несчастный камень и преподнести его моему господину. А ты знаешь, что Сет несколько раз являлся мне лично? И в последний раз он обещал мне власть над всем Птейоном и окрестностями, если я раздобуду для него эту безделушку, глаз богини-кошки. Как многие древние божества, богиня-кошка одноглаза. И мой господин во многих своих воплощениях также обладает только одним глазом. Ему хотелось бы иметь оба. И глаз кошки был бы весьма кстати. Он говорит, что нет ничего лучше, нежели завладеть глазом своего врага. Сразу начинаешь видеть мир с разных сторон… Согласись, весьма мудрая точка зрения!
Он рассмеялся, в восторге от собственного остроумия. Галкарис смотрела на него с тоской. Он не вызывал у нее сейчас ничего, кроме невероятной скуки. Она сама не ожидала, что будет так относиться к своему врагу, к человеку, который хочет ее убить.
Скука. Не страх. Не ненависть.
Боги, замолчит он когда-нибудь?
– Ты, наверное, голодна?
– Нет, – с усилием произнесла она. Язык не хотел ворочаться во рту. На Галкарис напала болезненная молчаливость. Не говорить. Не слушать. Быть одной.
– Выпей воды.
Он сунул ей в руки бурдюк.
Она машинально глотнула и с отвращением вернула бурдюк обратно. Вода показалась ей тухлой.
Неожиданно она почувствовала, как маленькое пушистое существо прикасается к ее руке. Галкарис инстинктивно закрыла его собой и наклонилась. Так и есть! То, о чем она постоянно думала все это время, – белая кошка. На какое-то мгновение Галкарис увидела вместо кошачьей мордочки человеческое лицо, и это было знакомое лицо.
– Сешет! – воскликнула Галкарис. – Откуда ты взялась?
Она говорила в полный голос, не беспокоясь о том, что Апху находится рядом и может ее услышать. Жреца Сета как будто больше не существовало.
– О, я шла за тобой по горам, – ответила Сешет ласково. – Я следила за тобой. Я повсюду следовала за твоими друзьями, Галкарис.
Она потянулась, на миг снова превратившись в кошку, но теперь Галкарис отчетливо видела: один глаз у нее закрыт, а второй тускло светится желтым.
– Я была совсем бессильна, – сказала Сешет, вновь превращаясь в кошку с лицом женщины. – Я жила как нищенка. Меня все принимали за полоумную. Я скиталась по городам Стигии, нигде не находя себе пристанища. Жрецы Сета охотились за мной, змеи пытались отыскать меня. Мои верные друзья люди-гиппопотамы пытались защитить меня, но пришел этот Апху. Одним богам ведомо, что он наплел, но мои прежние защитники поверили ему. Бедные добросердечные существа! Я не сержусь на них, хотя следовало бы…
– Понимаю, – прошептала Галкарис.
Кошка встала на задние лапы и превратилась в женщину. Острые кошачьи уши чутко шевелились, улавливая малейшие звуки, усы встопорщились на мордочке. Прищуренный глаз был слеп, а открытый слезился и выглядел больным.
