— Тебе предстоит тяжелый разговор. У всякого терпения есть пределы и, ты не поверишь мой мальчик, они есть даже у нашего отца-настоятеля. Так что, разговор будет очень тяжелый, ну и, кроме того, — она уже не скрываясь улыбнулась, — ооочень долгое стояние на горохе. Ты же мог погибнуть дурачок. И что бы я тогда сказала…, - сестра Хилда запнулась, — отцу Анселло и сестрам. И вообще, — улыбка исчезла, слезы высохли и лишь слегка припухшие глаза напоминали, что еще совсем недавно Хилда-Дракониха не скрываясь плакала, — как это тебе удается? Я шла сюда с твердым, непреклонным желанием оторвать тебе уши, надрать задницу, но ты… Она не договорила, выпрямилась, молниеносно превращаясь в некоронованную хозяйку обители, и сухо бросила:
— За мной Эдмунд.
* * *
Они вместе вышли на вымощенную камнем дорожку, которая вела к главному зданию обители. Дождь уже лил вовсю. Сестра Хилда шла, держа голову прямо, по привычке высматривая возможный беспорядок во вверенном хозяйстве. Эдмунд, напротив, шлепал по лужам, упорно глядя себе под ноги и, пиная стремительно намокавшими башмаками все попадавшиеся по пути камешки. Торопиться ему совсем не хотелось.
Из маленькой сторожки им навстречу выглянул брат Раббан, седой как лунь и глухой как пень брат-привратник. Отсутствие зубов не мешала ему широко улыбаться, приветствуя запоздавшую парочку. — Попался голубчик, — привратник ехидно потирал узкие, покрытые густой сетью старческих вен, ладони. — Все шалишь милок. Эхе-хей. Доиграешься ты когда-нибудь. — Однако, подождав когда мать-экономка пройдет мимо, он снова по-детски улыбнулся беззубыми деснами и, наклонившись к Эдмунду, прошептал: — Не бойся птенчик. Гроза отгремела. — И подмигнув на прощание со скрипом начал закрывать деревянную калитку главного входа.
Брат Анселло — столь же высокий и дебелый как и сестра Хилда, молчаливо ожидал их на пороге своего крошечного, расположенного на первом этаже обители кабинета. Сердито глядя на приближавшегося Эдмунда, он потянул сестру-экономку за широкий рукав малахитовой каппы, приглашая пройти в темную, пропахшую затхлым запахом старых книг комнатку.
Он сердито посмотрел в сторону провинившегося воспитанника. — Полагаю, Вам молодой человек стоит немедленно пройти к себе. — После чего с треском захлопнул видевшую виды дверь. Тут же спохватившись, настоятель торопливо приоткрыл её и с показной суровостью произнес вслед удалявшейся угловатой фигуре. — Не забудь высушиться у очага в столовой и попроси сестру Вибеку налить тебе горячего супа. Она спрашивала про тебя.
Вернувшись в кабинет, он тут же устыдился собственной слабости, вспомнив о проступке воспитанника. На полном, широком лице отца Анселло вновь появилось выражение озабоченности и досады. — Это просто невозможно! Сегодня он чуть не спалил нам всю обитель. — Пухлые щеки еще больше покраснели, близорукие глаза сощурились, высматривая в витраже из толстого двуцветного стекла давно появившиеся трещины. Настоятель повернулся ксестре-экономке, чей традиционный сестринский наряд промок насквозь и просачивался темными лужицами на чистую солому, устилавшую земляной пол.
— Немедленно садись к огню. — Брат Анселло взял сестру Хилду за руку, заставляя присесть на трехногий табурет, стоявший у небольшого, сильно чадившего камина.
— Простудишься, а потом лечи. — Добродушное ворчание отца-настоятеля было наполнено нескрываемым теплом и заботой. Присевшая на заскрипевший под немалым весом табурет сестра Хилда, расслабилась, хмыкнула и протянула к огню озябшие руки:
— Старость не вылечишь. Хватит Сел, мы слишком давно друг друга знаем. Что случилось?
— Что случилось?! — И без того высокий голос брата Анселло неожиданно сорвался на визг. Однако быстро спохватившись, он заметно тише добавил:
— Эдмунд не может себя контролировать, вот что случилось.
— Он всего лишь мальчик. Хулиганистый, озорной, вспыльчивый. Но, — сестра подняла внезапно построжевшее лицо,? добрый, ранимый и отходчивый. Он другой, чем… ну ты сам понимаешь.
Заметно взволнованный брат Анселло отвернулся и вновь устремил взгляд на красно-синие стекла витража. Затем подошел к книжному шкафу и провел пальцем по корешкам многократно прочитанных и нежно любимых книг. Это неожиданно успокоило.
— Ты знаешь Хилда, я его люблю. Мы все его любим. Он особенный. Даже те, кто не знает ни чего, это чувствуют. Просто смотрят на него, стоят рядом, разговаривают и… ощущают признаки Дара. Это невозможно скрыть. Уже сейчас он признанный вожак, бесстрашный заводила. Но…, - отец-настоятель потер внезапно заболевшие виски, — он опасен. Его сила, его кровь. Это ни куда не исчезнет. Напротив, оно будет расти, распирать его изнутри и когда-нибудь Эдмунд погубит и себя и всех нас. Ему скоро шестнадцать и тогда Дар окончательно проснется. И как ты думаешь, в таком случае нам удастся все это сохранить в тайне? Да любой, кто увидит его, поймет кто он.
— До сих пор, все кто его видел, ни чего не заподозрили, — неуверенно буркнуласестра-экономка. — Он не очень похож на своего отца.
— Хилда, милая очнись, — от возмущения настоятель подскочил на месте. — Почему волосы нашего Эдмунда цвета меди доподлинно знаем только мы с тобой, а про цвет его глаз я даже думать не хочу. — Брат Анселло тяжело дышал. — Но всё это не важно. Его породу видно и без этого. Он тот, кто он есть и не тебе, ни мне этого не изменить.
— На него ни кто здесь не обращает внимание, — упрямо твердила его собеседница. — Просто еще один рыжеволосый мальчишка.
— Ни кто!? — переспросил настоятель. — А кому собственно обращать внимание? Десятку окрестных крестьян, которые привозят сюда продукты? Или брату Раббану, который на прошлой неделе уверял меня, что с ним разговаривала Средняя и благодарила за безупречную службу привратником? — Заметив, что его пальцы дрожат, настоятель поспешно заложил ладони за широкий кожаный пояс. Может сестры, что воспитывали его с детства и не выезжали никогда дальше окрестностей Вилладуна? Что же до его малолетних дружков, то они такие же проказники как и он. Для них он просто Эд. Мальчишка, с которым они вместе росли и учились. Все они смотрят на него снизу вверх. Но что это меняет? Они просто в восторге от всех тех затей, что он придумывает. Его лидерство ими принимается как данность. Но стоит заглянуть сюда повидавшему свет купцу, да даже нашему милому тану Ригаоху или его любопытной супруге и всё. Нашей тайне конец. О Триединые! — Отец-настоятель поднял глаза к потолку. Скороговоркой произнеся краткую молитву, он вновь с упреком взглянул на собеседницу. — Ты не сможешь его прятать постоянно. Любой, кто даже мельком видел его отца или деда поймет кто он, как только взглянет на мальчику. А если сюда заглянет какой-нибудь красный? И как тогда защитить Эдмунда, если окружающие узнают кто перед ними? Нет, его не скроешь. И первый вопрос, что придет им в голову, почему Младший Владыка рыжий? Это ведь мы знаем, кто его мать, а остальные…
