Лана хотела проснуться, но не могла, все глубже погружаясь в кошмар и все отчетливей понимая, что слуга Кощея — не кто иной, как Яромир.
— Ну что, Ланушка, — прозвучал где-то совсем рядом вкрадчивый, насмешливый голос, в котором она безошибочно узнала Хозяина Нави. — Нравится тебе моя новая игрушка? Отвергла ты мое сватовство, предпочтя беспутного ящера, любуйся, как он мне теперь службу верную служит!
— Ты лжешь! — кое-как продравшись сквозь бездну дремы, не выдержала, воскликнула Лана. — Твой сон — сплошное лукавство, ты выдаешь желаемое за действительное!
— Просто мне открыто будущее! — рассмеялся Кощей. — И та его развилка, которую ты видишь, творится уже сейчас, и ты ничего не сможешь с этим поделать, так как моя власть гораздо сильней. Покорись моей воле! Уступи мне свой дар, и я, так уж и быть, отпущу Яромира и позволю вам прожить короткую, но счастливую жизнь смертных.
— Никогда! — воскликнула Лана. — Лучше ледяной статуей встану, словно Дождирада!
Она все-таки сумела разомкнуть жуткую пелену сна, озирая свою аккуратную избу, освещаемую едва пробивающимися сквозь косящатые оконца лучами скудного осеннего солнца.
Когда почти рассвело, пришла Даждьроса. Они договаривались загодя, чтобы навести порядок, приготовить в обоих домах батюшки Водяного угощение и истопить баню для дорогих гостей. Хотя старшие дочери матушки Вологи на Даждьросу по привычке смотрели с укором, от ее гостеприимства отказываться не стали, зная, что в одном доме все не разместятся. Хорошо хоть к тому времени родные Купавы, остававшиеся у Ланы до самого возвращения ящеров из похода, успели отремонтировать чудом сохранившийся дом. У них же нашли до весны пристанище и едва оправившийся от ран Медведко с Гордеей и Бусинкой. Благо находившийся в долине посад решили обнести дополнительной преградой из земляных валов, и сейчас там кипела работа.
Змейгород извлекал уроки, спешно зализывал раны и готовился к зиме, обещавшей прийти совсем скоро. На склоны дальних гор уже выпал снег. Утром землю схватывал иней, а на умывальной бадье образовывалась похожая на молочную пенку тонкая корочка льда. Во всем городе рубили капусту, сушили грибы, заготавливали рыбу и солонину. Вострили топоры, чтобы зимой валить лес. По весне предстояла большая стройка.
А пока после окончания сбора урожая наступала пора посиделок и свадеб, и предстоящее замужество младшей дочери Водяного и самого известного в городе смутьяна и героя обсуждали едва ли не меньше нашествия Кощея. Живые думали о живом.
— Ты уже все подарки женам старейшин вручила? — спросила Даждьроса, когда они с Ланой в какой раз открыли один из сундуков, где хранилось приданое.
Конечно, немала часть холстов, которые приготовила для дочери матушка Волога, за дни нашествия ушла на перевязку и порты для потерявшим все погорельцев. Но даже того, что осталось, хватило бы, чтобы все улицы Змейгорода в несколько слоев выстелить. И это не считая жемчугов, паволок, медной кухонной утвари, светильников, украшений, стеклянной посуды, и зеркал, которые отливал сам батюшка Водяной.
— Всем все подарила, еще когда на свадьбу звала, — указала на полупустой сундук Лана. — И Яромир не забыл старейшин подарками почтить. Только что толку?
— Не переживай, на свадьбу дочери Водяного все придут, — обняла ее Даждьроса. — Явятся даже те, кого не звали. Будет повод твоего Яромира с согражданами помирить.
— Или устроить еще одну ссору. Новому воеводе мой нареченный так и не присягнул, — вздохнула Лана, с тревогой глядя за окно.
— На совете решили, что не стоит его торопить, — осторожно поделилась последними новостями сестра, придирчиво перетрясая вместе с домовым тюфяки и подушки, предназначенные для многочисленных гостей. — Все-таки многие признали, что обошлись с ним несправедливо. Но он воин, поэтому должен понять, что старейшины в первую очередь думают о благе Змейгорода, и Брониславу для управления войском нужны толковые командиры в небе.
— Яромир на это не пойдет, — покачала головой Лана.
— Я понимаю, что в нем сейчас сильна обида, — согласилась Даждьроса, невольно пытаясь оправдать свою родню по материнской линии. — Но разве он не понимает, что нужен Змейгороду?
— Он ожидал, что полномочия воеводы помогут ему если не снарядить поход на Ледяные острова, который и в самом деле может оказаться гибельным, то хотя бы начать поиски наковальни, раз уж Молот верхнего мира находится совсем рядом. Он хотел бы защитить нас с тобой и вызволить Велибора.
— Ты знаешь, как я благодарна ему за одно это намерение, — погрустнев, глянула на сестру Даждьроса. — Но, боюсь, он пытается взвалить на себя непомерную ношу.
Ее голос дрогнул, по лицу пробежала тень, она замолчала, выйдя на крыльцо, чтобы хорошенько взбить перину, предназначенную для старшей дочери Водяного и Вологи Самовилы. Словно хотела, чтобы собранный с гагачьих гнезд пух, летящий по ветру вместе с первыми снежинками, унес и ее боль или донес весть до томящегося на далеких ледяных островах Велибора.
Когда она вернулась в горницу, лицо ее уже выражало спокойствие:
— В любом случае твоя свадьба поможет ему не только отвлечься, но и завязать полезные знакомства. Пусть поговорит с мужьями твоих сестер, расскажет о своих чаяниях. Возможно, они окажутся более дальновидными, нежели жители Змейгорода.
Больше сестры к теме выборов воеводы не возвращались и продолжали трудиться, временами поглядывая на потихоньку поднимавшееся солнце, поджидая Яромира. Они с Ланой накануне договорились вместе отправиться в горы, чтобы на площадке для приземления встретить крылатых зятьев Водяного и их жен-русалок. Сам батюшка собирался прибыть откуда-то с верховий Свияри и просил его не дожидаться. Но время близилось уже к полудню, а Яромир так и не шел.
— Может быть, он отправился загодя, решил вылететь навстречу? — предположила Даждьроса, пытаясь успокоить Лану, которая, собираясь в дом жениха, путалась, не видя в упор то теплый платок, то плащ, то рукавички.
И зачем батюшка надумал их соединить браком почти что в начале зимы, когда, того и глядишь, реки встанут и на себя приходится надевать столько теплой одежды? Впрочем, а в какую пору еще русалкам-Хранительницам по гостям разъезжать, как не тогда, когда дома все дела переделаны. Да только не о гостях сейчас переживала Лана. Сестры с мужьями, она знала, уже на подлете. Не хватает только жениха.
В избе Яромира ее встретил хлопотливый домовой, занятый приготовлением свадебного пира. Про хозяина он толком ничего не знал, сказал только, что тот вроде бы отправился с утра пораньше в горы, чтобы встретить дорогих гостей.
— Ну вот видишь, — попыталась обнадежить Лану встревоженная не меньше нее Даждьроса. — Я же говорила.
— Но почему без меня? — страдальчески всхлипнула Лана, как никогда ощущая томительную тяжесть плачеи, которая словно навеки приросла к ее голове и, казалось, теперь снимется только вместе с волосами.
Да ладно, волосы. Лана бы их точно не пожалела, если бы смогла свить веревку, способную милого удержать. Да разве ящера, когда он видит цель, такими путами остановишь? И есть ли в том смысл?
— Что он задумал? — тоскливо вопрошала Лана, пока они шли, почти бежали, к восточным воротам и оттуда поднимались в горы.
Почему-то обратиться и преодолеть этот неблизкий путь на крыльях у них с сестрой соображения не хватило.
Стражники, оберегавшие площадку для приземления, подтвердили, что Яромир и вправду пришел сюда спозаранку и, обратившись, улетел, сказав, что скоро будет с гостями. На вопрос о присяге новому воеводе, которую задал кто-то из воинов, только отмахнулся, успеется, дескать. Надо сначала свадьбу сыграть.
— Ну вот и выяснили! — тяжело переводя дух, улыбнулась запыхавшаяся Даждьроса.
Варежки и теплые платки они сняли еще на полпути, теплые плащи тоже распахнули.
— А ты переживала. Подумал, образумился, решил совета у нашего батюшки спросить, да с другими зятьями поговорить с глазу на глаз. Поэтому и отправился один. Времена сейчас неспокойные. Или, памятуя Дождираду, решил, что тебе лететь навстречу, удаляясь от Змейгорода просто опасно.
