— А ты думала! Вот что с мужиками делает любовь. Плачут.
Нервно улыбаюсь, не понимая, как все это теперь разместить у себя в голове.
— А поцелуй помнишь?
— Ну… э-э-э… мы не целовались, кажется.
— Но он был согласен! Там, в подвале, в темноте, он нашел тебя и был согласен тебе отдаться!
— Пых, тормози на поворотах. Я тебе кто? Брутальный насильник?
— Неважно. Он просто был согласен поцеловаться. Это что-то да значит.
— Но не поцеловал же.
— А вдруг ты бы испугалась? Что тогда? Надежды, чувства, любовь, мечты. Все рухнуло б в единый миг, и… он бы умер от разрыва сердца.
— Какого из? У него их три, кажется.
— Всех трех, — безапелляционно.
— Ясно. Ладно. Уговорил. Проверим твою дикую теорию.
— Как? — заинтересовался пушистик, получая в лапы бутерброд с сыром, маслом и вишенкой, обнаруженный в суме василиска. Вот уж не знала, что василиски едят бутерброды с вишенками.
— Что-нибудь придумаю.
— Спроси в лоб и не мудри. Хотя… застесняются.
— С трудом представляю себе стеснительного василиска. Скорее он в лоб даст, чем стесняться будет.
— Или в челюсть.
— Или посмеется. Ну может еще улыбнуться надменно и послать меня в далекие дали одним только взглядом.
— Это да… Тогда что?
Чешу затылок, задумавшись. Хороший вопрос.
— Я принес дрова, — раздался неожиданно для меня голос Кэрта.
Подпрыгиваю, едва не улетая в воду и нервно улыбаясь. Меня хватают за руку и усаживают обратно. Рывком. Я бы даже сказала, что обратно меня бросили. Хм. Может, это тоже проявление любви? Схватил, так как заботился, а швырнул, чтоб не догадалась.
— Э-э-э… Кэрт.
— Мм? — глубокомысленно, раскладывая ветки и извлекая огонь из пальца.
Глаза мыша жадно вспыхнули. Любил он такие вот фокусы. Чтобы р-раз — и из пальца.
— У мыша тут родилась безумная идея. И он просит ее… проверить.
— Хм. Что за идея?
Огонь вспыхнул ярко и радостно, тут же набросившись на ветки. Кэрт сел рядом со мной, положил кисть на согнутую в колене правую ногу и посмотрел на меня. Красиво… когда огонь отражается в черных глазах. Пожалуй, черный — мой любимый цвет глаз. Еще бы не был он таким серьезным и вечно спокойным… чтобы хоть немного представлять, что творится у него внутри.
— Ну короче… он сказал, что ты в меня влюбился.
— Да.
— Что да?
— Да, влюбился.
Молчу. В голове — пустота. И все? И вот это так и бывает? Ты спрашиваешь у парня: а ты случаем не того? Он говорит, что того, и вы живете долго и счастливо… или недолго, но бурно. Или они сговорились?!
Подозрительно смотрю на мыша. У того из лап выпала вишенка, сам он смотрит вытаращенными глазами на Кэрта, пытаясь сообразить, что конкретно он только что услышал.
Так. Надо собраться и довести разговор до конца… может, поцеловать его. Смотрю на тонкие линии губ, зачем-то облизываю свои. Мышь медленно, едва ли не со скрипом, перевел взгляд на меня. Вишенка покачивалась у его лап.
— Так… Ты, наверное, меня не понял. Я… я по-любому тебя освобожу. Так что… не надо притворяться. Просто… А что значит, что ты в меня влюблен? Выглядишь так, словно признался в убийстве мухи, а не в любви ко мне, ты уж прости за сравнение.
Мышь что-то пискляво протянул, но я его не слушала.
— Что значит? А разве ты не знаешь?
— Представь себе, нет.
— Значит, ты меня не любишь?
И снова это убийственное спокойствие. А меня — то в жар, то в холод швыряет.
— Понятия не имею. Я как-то об этом не задумывалась.
— А как узнать?
— Я знаю, — чуть более отчетливо пискнул мышь.
Кэрт перевел на него взгляд и выгнул дугой бровь. Нет, не так. Он умопомрачительно выгнул дугой бровь, чуть сощурив сногсшибательные глаза и запуская в волосы тонкие длинные пальцы, от которых хотелось сбежать… Перебор. Но так уже лучше.
— Поцелуйтесь. Если она растает, значит, влюблена. А если будет долго вырываться, значит — нет.
— Как долго?
— Эй, я вообще-то здесь сижу… — мрачно.
— У всех по-разному. Секунд десять, думаю, хватит.
— Я могу и дольше, — подумав, сообщила я.
Круто. Меня что-то тянет на пошлости.
— Я не сомневаюсь. Короче, пока василиска нет — целуй.
— Не могу.
— Что так? — Я, язвительно.
— Я не могу поцеловать ту, что выбрал, пока действует контракт. Только если ты начнешь первая.
— А, поэтому тогда ты ее и не поцеловал. Ну когда мы графа грабили, — резюмировал мышь.
— Да.
К тому времени, как на поляне появился василиск, напряжение достигло критической точки. Причем нервничала там, кажется, только я. С момента разговора с Кэртом прошло уже часа два, и за все это время… он вел себя как обычно! Разделал добычу, пожарил мясо, накормил мыша. И все это время был спокоен, как удав после линьки.
Василиск же, не обращая ни на кого внимания, подошел ко мне.
— Ты… — прошипел он в бешенстве, — если еще раз отойдешь от меня хотя бы на сто метров… я активирую заклинание, поняла? А ты… — В сторону Кэрта бросили в буквальном смысле убийственный взгляд. Трава и корни, что были на его пути, окаменели мгновенно. — Не успеешь ничего сделать, уж поверь. Потом можешь делать что хочешь, но раз я тебя предупредил, виноват в ее смерти будешь ты. Понял?
Кэрт склонил голову чуть набок и сунул руки в карманы штанов. Он молчал. Но василиску, доведенному до белого каления пятичасовыми поисковыми работами и пришедшему сюда только благодаря свету костра, и этого было пока достаточно.
— Мясо будешь? — Мышь кивнул на костер и протянул ему маленький кусочек шашлыка.
Граф сел и сам взял с огня свою порцию. Я немного расслабилась. Если монстр ест, значит, не укусит — зубы заняты.
Охранники подошли позже. Мокрые, грязные, уставшие, они молча взяли оставшееся мясо, сами его дожарили и съели. После — развесили мокрые вещи вокруг огня и легли спать. А так как островок был не очень большим, я оказалась втиснута между василиском и Кэртом. Пых забрался на мой живот и довольно на нем улегся, зевая и сладко причмокивая.
Я же горела, как в лихорадке. Все, что мышь говорил мне недавно, снова встало перед моими глазами. Неважно. И вот я лежу, прижатая к графу, и думаю — а вдруг он сейчас страшно мучается от чувств и изгибов моего тела? Нет, я так точно не усну.
— Граф.
Тишина.
— Дре-ейк, ты спишь? — натужным шепотом.
— Да, — металлическим голосом, не предвещающим ничего хорошего.
— Ага. Прости.
Молчание.
— А можно я вопрос задам? Просто… я боюсь, не усну… очень надо.
— В туалет?
А? Ошарашенно смотрю на затылок. Блин, даже затылок у него страшно высокомерный.