Пустынник никак не реагировал на излияния разоткровенничавшегося компаньона, лишь пожимал плечами и время от времени кивал, то ли соглашаясь с чем-то, то ли просто показывая, что все услышал и принял к сведению. Он будто знал, что худшее, что может быть для истинного рыцаря, – это жалость ближнего, что сочувствие унизительно, а снисходительная поддержка – признак неуважения. Несмотря на все пощечины судьбы, Ильдиар де Нот не утратил всей своей гордости.
Как и любой уважающий себя купец, Сахид Альири хорошо разбирался в лошадях и оружии. Но при этом он знал не только разновидности пород первых, их масти, силы и цену, но и преимущества в боевом походе и сражении. Что же касается второго, то тут уж мало кто из знакомых графу рыцарей и ценителей стали мог бы похвастаться обладанием подобными тайнами касательно различных клинков.
«Пустыня учит своего сына быть сильным или же заботливо укрывает его тело песком», – так сказал Сахид Альири.
Как уже говорилось, Пустынник был широкоплеч, обладал сильными руками и двигался очень легко. На первой же остановке в пути, на придорожном постоялом дворе, он сменил свой дорогой алый халат с золоченой вязью узоров на простой – затертый и залатанный, но старая одежда и не подумала ухудшать его ладную фигуру, а осанка под бедняцким платьем не изменилась, и ей мог бы позавидовать сам Рамон де Трибор, мерзкий старик, который имеет наглость расхаживать всюду с таким видом, будто он король не только Ронстрада, но и всех известных земель.
Спустя одиннадцать дней после того, как путники покинули Гортен, они, преодолев все королевство, наконец оказались в месте, где степь начинает плавно перетекать в пески.
Перед двумя всадниками открылась величественная панорама: пустыня Мертвых Песков. Вдаль тянулись холмы, заросли ковыля постепенно сходили на нет, а им на смену приходила каменистая земля с редкими деревьями, кривыми и разлапистыми. На их ветвях свили себе гнезда большие птицы, с закатом возвращающиеся туда из небес.
– Наш путь в земли моего народа начинается там, о светоч, где аисты построили себе дом в кронах карагачей, – задумчиво сказал Сахид Альири, вслушиваясь в курлыканье птиц. – Сегодняшнюю ночь мы проведем на пороге Пустыни, а с рассветом двинемся навстречу солнцу.
Не прибавив больше ни слова, он направил коня к большому камню. Граф де Нот последовал за ним. Там они спешились и стали на привал. Пустынник быстро разжег костер и начал готовить ужин. На небольшом дорожном вертеле закрутилась пара ощипанных куропаток.
– Ну что, почтенный Сахид Альири, теперь, когда мы стоим на границе между моим миром и вашим, скажите, не таясь, пришлось ли вам по душе наше королевство? – спросил Ильдиар, разбирая дорожный мешок.
– Пустыня зовет меня, – каким-то странным голосом ответил тот, пристально глядя на восток. – Мы, асары, не живем долго на чужбине...
– Кто такие «асары»? – поинтересовался паладин. До сего дня он не слышал этого слова.
– Асары – сыны ветров, песка и неба – трех сущностей, из которых состоит Пустыня.
– Не знал, что вы причисляете небо к части своей вотчины, – усмехнулся паладин.
– Ты ничего не знаешь о нас, рыцарь запада, но вскоре тебе откроется многое, – посулил Сахид Альири и оторвал взгляд от темнеющего горизонта.
Он глубоко вздохнул и начал наливать что-то из бурдюка себе в дорожную кружку. Нежно-зеленое варево дымилось, на дне плавали мелкие листья.
– Почтенный Сахид, вам не надоел этот ваш чай, который мы уже столько раз пили в пути? Может, хотите вина? У меня с собой как раз припасена бутылка замечательного сархидского.
– Только вы, ронстрадцы, пьете вино каждый день, у нас же оно лишь по большим праздникам. Это – особенный чай, сорта алого лепестка. Его собирают исключительно нежные женские руки и неизменно в рассветный час, после чего бережно хранят от дневных и вечерних лучей...
– Не понимаю, как может напиток зависеть от чьих-то рук и времени сбора...
– Прошу, о светоч, окажи честь, разделив со мной вкус этого чудесного чая.
Ильдиар принял дымящуюся кружку. Осторожно отпил. Терпкий запах сразу же оставил свой след во рту. Горько-приторный, так охарактеризовал бы паладин новый вкус. Но все же он ему понравился, и Ильдиар отхлебнул еще.
– Что ждет нас там? – Граф де Нот кивнул в сторону уходящего на восток бескрайнего моря песка.
– Много опасностей таит в себе пустыня. Песчаные бури, чудовища, подобных которым ты никогда не встречал на своей родине, ронстрадский рыцарь, ловцы удачи...
– Ловцы удачи?
– Так у нас называют охотников на людей, которые путешествуют от города к городу и ловят странников, геричей, чужеземцев, различных одиночек. Рабы в Ан-Харе и других султанатах – главнейшая статья торговли. Для любого бандита песков человек, в одиночку преодолевающий барханы, является не более чем мешком, набитым золотом. А подобная добыча – это истинная удача. Вот они и стирают свои сапоги о песок в поисках этой самой удачи.
– Мерзавцы и безбожники! – в праведном гневе вскричал Ильдиар. – И как только земля таких носит?!
– Здесь пролегает граница, за которой поистине нужно держать ухо востро. Но это будет лишь завтра. А сейчас отдых, последняя передышка... Ну, как тебе зелье, паладин?
Рыцарь уже опорожнил кружку. По телу начало разливаться приятное тепло. Холод вечерней степи постепенно отступал, и граф немного согрелся благодаря чудесному напитку. С каждым мгновением становилось все теплее, но вскоре на спине и лбу сэра де Нота выступил пот, ему стало так жарко, будто он оказался облаченным в полный доспех на палящем полуденном солнце.
– Странно... – пробормотал Ильдиар. Язык отчего-то стал непослушным и словно бы весь высох. – Голова будто чужая пришита...
– Ничего, пройдет, – заверил асар. – Этот чай очень крепкий. Так и должно быть...
– И в глазах темнеет...
Лоб стал наливаться тяжестью. Казалось, что вся кровь, которая была в теле, в единый миг ударила в виски. Голова у графа закружилась...
Ильдиар просто откинулся на землю, сознание оставило его. Пустынник поднялся на ноги, подошел и, склонившись над своим компаньоном, поудобнее уложил его на дорожный мешок.
– А теперь подсчитаем, мой наивный и доверчивый друг, сколько на тебе можно заработать, – прошептал Сахид Альири, и лицо его преобразилось.
Добрая и искренняя улыбка слегка изменила очертания, превратившись в алчную усмешку. Из глаз исчезло всякое участие и понимание, теперь в них отражались лишь пустота и металлический блеск.
Оставив графа де Нота лежать в беспамятстве, Пустынник начал подготавливаться к переходу через пески.
