– И в глазах темнеет...
Лоб стал наливаться тяжестью. Казалось, что вся кровь, которая была в теле, в единый миг ударила в виски. Голова у графа закружилась...
Ильдиар просто откинулся на землю, сознание оставило его. Пустынник поднялся на ноги, подошел и, склонившись над своим компаньоном, поудобнее уложил его на дорожный мешок.
– А теперь подсчитаем, мой наивный и доверчивый друг, сколько на тебе можно заработать, – прошептал Сахид Альири, и лицо его преобразилось.
Добрая и искренняя улыбка слегка изменила очертания, превратившись в алчную усмешку. Из глаз исчезло всякое участие и понимание, теперь в них отражались лишь пустота и металлический блеск.
Оставив графа де Нота лежать в беспамятстве, Пустынник начал подготавливаться к переходу через пески.
* * *
Этот глупец попался на крючок, и я не мог не усмехнуться, глядя на его помешательство. Многие теряют рассудок от эля и вина, другие от богатства, третьи от власти, но смешнее всех выглядят те, что готовы вложить голову в пасть льва ради любви. Я никогда не мог понять этих безумцев – более эфемерную, поддельную и вымышленную вещь, чем любовь, трудно себе представить.
Но он сделает все, что должен. В этом я не сомневался. Сперва он разделается с Ильдиаром де Нотом, а после принесет мне песок ифрита, что один только способен пробудить то мерзкое существо, спящее в подземельях под Хианом. Спящее, когда пришла пора срывать прогнившие Скрепы, что все еще держат этот опостылевший мир.
– Эй, Повелитель, ты здесь? – раздался за спиной голос, совсем не раболепный, как должно было быть, и отнюдь не молящий.
Новая тень была определенно, подери ее Прóклятый в банке, наглой и хамовитой.
– Что ты себе позволяешь, мерзавец... – Я обернулся и даже застыл от неожиданности. В ежечасно меняющих очертания дымных пальцах тень сжимала длинную цепь, к которой за лапки была прикована большая черная птица. В ее вертикальных зрачках застыло безумие. Она била крыльями и пыталась освободиться, но тень крепко держала прочный кованый поводок.
– Что это ты притащил?! – Моему гневу не было предела. До гибели этого бесполезного раба оставалось меньше мгновения. – Пора от тебя избавляться...
– Эй-эй-эй! Эта птица несла послание королю Ронстрада! – Тень дернула за цепь.
Этот никчемный сгусток тьмы еще смел меня перебивать! Нет, определенно, наглости у него хоть отбавляй. Интересно было бы вспомнить, кому эта мерзкая душонка раньше принадлежала. Уж не гному ли какому-нибудь?
– В послании было названо твое настоящее имя, Повелитель! То имя, под которым тебя знают здесь, в Гортене!
Да, хамства в тени было не меньше, чем наглости, но свою работу она делала отменно – с этим нельзя было не согласиться.
– Кто написал послание?
– Принц Ронстрада, сэр Кларенс Лоран. Он же – некромант Сероглаз.
– Как вышло, что он до сих пор жив?! Жив, когда должен был отправиться на Храннов суд вместе с Деккером и присными?
– Эта самая птица вылечила его раны. Она принесла ему Живую воду.
– Живую?
– У ворона была еще вторая фляжка, почти полная. – Тень передала сосуд.
Я отвинтил крышку и принюхался. Запах, холодный и неживой, не оставлял сомнений.
– Мертвая вода? – Я даже несколько удивился. – Где ты нашел ее, вороненок?
– Не вырвать из клюва признание! Исчадие Бездны, растворись, изойди прахом. Сгинь же, исчезни скорей! – закаркала птица и в ужасе забилась.
Интересно, понимает ли она на самом деле, перед кем находится? Судя по обреченности в зрачках, догадывается...
– И не нужно мне твоих признаний, красноречивый птенчик. – Я взболтал фляжку прямо перед раскосыми желтыми глазками ворона. – Мне хватит и того, что есть здесь. Тень, ты заслужила награду.
– Правда? – восторженно спросил наглец. – Какую?
– Жизнь и... эту самую птицу, – усмехнулся я.
Глава 4
Долг вассала,
или Плата за любовь
Ты всю свою жизнь провел на войне,
Чужие приказы привык выполнять.
Но что для себя ты оставил в душе?
Глупец, не способный вкус жизни познать...
Пора тебе меч свой в ножны вложить,
Навеки оставь это бранное поле,
Пора расцвести и понять наконец:
Помимо смерти есть лучшая доля.
Ты дрался, кто спорит, отчаянно,
Но встретив ее в этот день,
Влюбился, нежданно, нечаянно,
Ступив на тропу через тень.
Ты любишь, тебя тоже любят,
Что может прекраснее быть?
Но долг не пускает, да будет он проклят,
Ты должен проститься, ты должен забыть...
«История любви».
Рыцарь-трубадур сэр Генрих Милот
6 сентября 652 года.
Графство Даронское. Замок Даренлот
Сэр Джеймс Доусон пришел в себя, едва первый солнечный луч, пробившийся сквозь узорчатое окно, коснулся его лица. Жмурясь от яркого света, он попытался разглядеть то место, куда попал. О! Как же оно отличалось от глухого темного леса и старого тракта, где, по всем раскладам, он должен был сейчас находиться. В углу весело потрескивал огонь в камине, разнося приятное тепло по большим покоям; на стенах висели разноцветные гобелены, преимущественно синие и зеленые; полы были выстланы мягким пушистым ковром; несколько резных дубовых шкафов почти подпирали своды. Бóльшую часть места здесь занимала широкая, удобная кровать, на которой рыцарь, собственно, и лежал. Один из пологов был отдернут, и сэр Джеймс невольно залюбовался игрой лучей холодного осеннего солнца, проникающих в комнату через тонкое оконное стекло.
А-а-а-а! Что это? Рыцарь похолодел от ужаса. Неожиданно для себя сэр Джеймс осознал, что одет он в нелепую ночную сорочку лазурного цвета, уместную скорее для дамы, и глупый-преглупый синий колпак, более подходящий какому-нибудь дураку-шуту, нежели благородному рыцарю. Кто-то растянул ремешок и распустил его волосы, и теперь они неопрятными пепельными прядями кое-как выбивались из-под головного убора.
Паладин попытался было присесть в кровати. Не вышло – он тут же отбросил тяжелую голову обратно на мягкую подушку. Плечо дико болело, напоминая все ужасы прошлой ночи, а может, позапрошлой? Сколько он здесь лежит? Непростительная для паладина слабость оказаться в таком положении... Тут же нахлынули вопросы: где леди Изабелла? Что это за место? И что стало с людоедом?
