— Почто нас требуют во дворец?
— А я знаю? — Всадник упер одну руку в бок, вольно развалился в седле. — Из королевских покоев прислали приказ, сказали — вези. Так что давай в колымагу, девка, и не задерживай нас попусту. А та, вторая — Триша, верно? Лезьте обе, да побыстрей.
Арания вдруг выкрикнула:
— Не сметь. не сметь говорить мне приказывать! Я для тебя госпожа Арания, дочь Серебряных Волков! Понял? И во дворец в этом платье я не поеду! Подождешь, пока переоденусь!
Всадник понукнул коня, тот пошел боком, напирая на Аранию.
— Непослушание? Слово короля — явиться немедленно.
И тут случилось странное. Арания вскинула голову и взвыла. По-волчьи, один в один. Конь всхрапнул, отпрыгнул назад. Всадник закачался в седле, рванул поводья, осаживая гнедого жеребца. Госпожа сестрица тут же смолкла и побежала к дому детей. Я рванулась следом.
В закуток мы ввалились вдвоем. Девки сидели рядком, как куры на жердочке — и все на моем топчане. Понятно, кто ж посмеет сесть на ложе госпожи Арании.
— Встали! За дело! — От вопля сестрицы даже полог вздрогнул. — Мне темно-синее платье и свежую сорочицу, госпоже Трише сорочицу и темно-желтое платье! Волосы чесать, никаких украшений, свежие туфли нам обеим! Достаньте благовоний из мамкиного ларца — мне аромат черемушный, Трише — розовый. Живо!
Девки с топчана взлетели испуганными курами. Заметались.
Готовы мы были враз. Саньша кинула мне сорочицу и свежее платье — я спешно переоблакалась. Она затянула шнуровку по разрезам и причесала меня в четыре взмаха гребня. Потом мазнула по щее какой-то мазью из склянницы, что швырнула ей в руки Алюня.
От меня вдруг запахло. Сладко до приторности, тревожно и незнакомо. От запаха защекотало в носу, я чихнула — Саньша тут же пихнула в руку кусок чисто-белого полотна, шитый по краям незабудками.
— Прикрывайся платком, когда кашляешь. — Резко сказала Арания.
— И постарайся в королевском дворце вести себя, как госпожа.
Ходи ровно, глаза опускай вниз, улыбайся сладенько, рот платком прикрывай, если что. Сопли утирай им же. Ну, готова?
Вельша сунула мне в руки гребень, которым чесала Аранию.
Меж зубьев застряло всего три волоска. А вот огня не было — на дворе стоял день, и свечей никто не жег. Я скатала волосы, завязала их в край платка. Вечером спалю.
Жильцы ждали нас у колымаги с мрачными лицами, рядом стояли Рогор и Сокуг. Несколько насупившихся норвинов во главе с Ургъёром застыли поодаль, за ними виднелась стайка перешептывающихся баб.
Люди Морисланы смотрели спокойно, словно меж ними и Аранией ничего не случилось. Едва мы подошли, Рогор выступил вперед, услужливо распахнул дверцу колымаги. Спросил:
— Что-нибудь прикажешь, госпожа Аранслейг?
У Арании, лезшей в колымагу, дрогнули плечи.
— Да. Ждите меня тут.
Когда дверца захлопнулась, Ургъёр проревел:
— Мы будем ждать тебя, внучка моего брата!
Повозка тронулась. Едва мы выехали со двора, я спросила:
— Слышь, госпожа Арания. а где ты научилась так по-волчьи выть?
Госпожа сестрица вскинула глаза от колен.
— Что, похоже? Отец заставил. Это одно из десяти обязательных умений женщин рода Кэмеш-Бури, серебряного волка. Я и не хотела, да матушка велела делать все, что он прикажет. И вот поди ж ты — пригодилось. Хорошо хоть взвыла-то?
— Чисто волк в ночи. — С восхищением сказала я.
И Арания вдруг улыбнулась.
Едва мы въехали в ворота кремля, дробный стук колес сразу помягчел — здесь брусчатку уложили ровнее, чем в городе, так что дорога под колымагу стелилась гладкой скатертью. Кони облетели кремль по кругу, прижимаясь к стене, подскакали к королевскому дворцу. Мы вышли.
У распахнутых дверей застыли жильцы. Рядом на ступеньках поджидал немолодой мужик в длинной белой рубахе, прихваченной поясом из красных кожаных ремешков. При виде нас мужик поклонился, провозгласил:
— Госпожа Арания с госпожой Тришей? Следуйте за мной.
Повел он нас по лестнице до четвертого поверха. Там сошел со ступенек и ступил в малый проход, шедший вокруг лестничного провала закорюкой. Распахнул дверку, расписанную цветами и птицами — судя по клювам и хохолкам, дроздами. Горницу за ней охраняли четверо жильцов, державших на плечах обнаженные мечи.
Тут немолодой мужик остановился, бросил:
— Ждите, сейчас о вас доложу.
И исчез, но тут же появился снова. Мотнул головой, указывая на дверь, украшенную резными птахами.
— Вас ждут. Идите обе.
Арания чуть сгорбилась и пошла вперед. Я зашагала следом.
Вторая горница оказалась угловой. По двум стенам шли решетчатые окна, а за ними расплеснулась в берегах зелено-голубая лента громадной реки. Солнце её серебрило, белые просинки пятнали — должно быть, лодки плыли.
У стены по правую руку от двери стоял на небольшом возвышении громадный стул. Чудной такой — подлокотники навроде выпущенных вперед птичьих крыл, заместо ножек вырезанные из дерева большие птичьи лапы. На высокой спинке сидели два серебряных дятла, нацелившись друг на друга клювами. Меж ними к потолку поднималась железная ветка в медной листве. И листья по виду походили на березовые.
Король Досвет сидел на стуле, чуть подавшись вперед и согнувшись. На этот раз он был с непокрытой головой, без собольей шапки со стрелой. Под густыми волосами, темно-русыми с сединой, просвечивали две залысины, идущие от висков к затылку. Под глазами набухли мешки, набрякли прожилки — нехорошо выглядел король, нездорово. И на того молодцеватого мужика, что вошел в залу для пира два дня назад, уже не походил.
В руке, небрежно разложенной по подлокотнику-крылу, король держал грамоту с алой ленточкой по изнанке пергамента. Глядя на нас усталым, мутным взглядом.
Арания, вошедшая первой, отвесила поясной поклон, я сделала то же самое.
— Подобру тебе, король-батюшка! — Негромким голосом сказала госпожа сестрица. Застыла с опущенной головой.
— Подобру, король-батюшка! — Повторила я, тоже опуская голову.
Сказано держать глаза опущенными вниз, вот и будем. Только сладенько улыбаться чего-то не тянуло. Да ладно, чай, не выгонят.
Король шевельнулся на своем стуле с дятлами — я услышала, как хрустнули у него позвонки.
— Поздорову вам, девицы. Кто из вас Арания, дочь Морисланы?
— Я, батюшка. — Тихо ответила Арания, не поднимая головы.
— Печалюсь вместе с тобой о твоей матушке. — Немного невнятно сказал Досвет. — Морислана была славной госпожой, вечная ей память. И за мой род в свое время пострадала. Так что за мной должок остался, Арания, дочь Морисланы. Но об этом потом.
