Если представить, что пуля медленно и плавно входит в голову, по пути оставляя за собой след из страшной боли, раздирающей мозг, то именно это сейчас со мной и произошло.
Я охнула, мгновенно потеряв ориентацию в пространстве, и, как была, села на пол, вцепившись пальцами в основание кровати Лайли. В ушах затухали раскаты грома, а молнии все еще всполохами проносились перед устремленными в никуда глазами. Что со мной происходит?!
— Маэль, Маэль! — Голос Рейна был испуганным и доносился до меня словно из другого конца огромной комнаты, хотя я была почти уверена, что он стоял сейчас рядом со мной и тряс за плечи. Вот только я ничего не чувствовала. Все силы были брошены на борьбу с последствиями этой страшной боли, чьи отголоски сейчас все еще заставляли дрожать каждый нерв. Лишь пару минут спустя, когда я будто со стороны увидела, как мое тело поднимают и осторожно кладут на соседнюю кровать, а вокруг суетятся многочисленные бессмертные, губы поддались моим усилиям и соизволили открыться:
— Мне лучше, пожалуйста, не мельтешите так. Дайте спокойно полежать, и все пройдет само…
На этом мое сознание соизволило покинуть меня.
Мне снился странный сон. Я лежала в палате для тяжелых больных, где просто не могла быть, ведь была совершенно здорова. Так ведь? Рядом с постелью, уронив голову на руки, сидел Рейн, а у окна, сложив руки на груди, стоял хмурый Маклей. И вдруг в комнату словно фурия ворвалась Серафина. Трудно представить себе, сколько на самом деле было заключено силы, в этой хрупкой блондинке с такой женственной фигурой. Она без видимых усилий приперла беловолосого бессмертного к стене, протащив его через всю палату одним движением. Ногти на ее руках увеличились и хищно загнулись, с тщательно накрашенных алой помадой губ срывалось тихое рычание:
— Какого черта тут происходит?! Вы оба обещали мне присмотреть за ней! — Яростный взгляд женщины переметнулся на Рейна, дернувшегося от него как от удара. — Нок-ча безопасно, ей лучше не помнить, Древо само подскажет ей! И где это ваше хваленое «все будет хорошо»? Я же предупреждала, что с ее неустановившимся симбионтом с Древом последствия сокрытия от девочки причины Нок-ча могут быть фатальными! Знаете, что мне сказал врач, пару минут назад получивший анализы? Что ее мозг разрушается, потому что идет расслоение воспоминаний. И они не могут ее разбудить, пока Маэль сама не проснется. А повторение может вообще ввергнуть ее в кому. Древу бы стоило десять раз подумать, чем решить за нее, что хорошо, а что плохо. Но оно, каким бы великим и могучим ни было, по сути своей еще ребенок, который выбирает путь наименьшего сопротивления. Больно носителю — уберем боль, а если при этом придется кое-где подправить, то ничего. Ну, а вы-то, взрослые мужики, а поверили в то, что последствия не могут быть хуже ее состояния, и предпочли закрыть глаза на опасность, которую нес ритуал. Решили, что боль лучше забыть. Но кто из вас подумал, что она не робот, что ее чувства и эмоции рано или поздно заставят мозг реагировать на ложные воспоминания. И уж тем более не подопытная крыса, которая, почувствовав боль, побежит в другую сторону лабиринта!
Похоже, вдохновенная речь Серафины принесла результаты. По ее конец оба бессмертных выглядели донельзя бледными и виноватыми. Но, искрящаяся священной яростью, блондинка не успокаивалась:
— Вы предпочли послушать Лайли, чей Нок-ча удался и не принес никакого дискомфорта. Но не тебе ли, Рейн, помнить, что ей надо было забыть боль предательства мужа, и ритуал лишь убрал эмоции, а не запечатал воспоминания о них. Но это именно РИТУАЛ! Впадать в него насильно, не подготовленной, на пике эмоций, когда вокруг нет поддержки и подпитки… Девочке нужно было сразу сказать, как и зачем она с собой такое сделала. Точнее прибегла к помощи Древа, которое радостно устранило помеху на своем пути. Удивительно, как тебе, братец, вообще удалось ее вывести из этого состояния, ваша связь действительно сильна. Но теперь-то вы что собираетесь делать, а? Еще пара таких приступов, и мы ее потеряем!
Серафина отпустила Маклея, растерявшего во время ее обличительной речи весь свой обычный холодный облик и походившего теперь на маленького растерянного мальчика.
Где-то к середине монолога бессмертной до меня дошло, что я не сплю. Голова соображала все еще плохо, но по мере того, как в ней укладывалось услышанное, перед глазами словно картинка разворачивались события последнего времени. Все недомолвки, затухающие по мере моего появления разговоры, странные оборванные фразы и общее напряжение, которое я про себя даже как-то назвала заговором. А ведь это был действительно он самый. Все прятали от меня то, что я насильно заставила себя забыть. Какую-то истину, которая, видимо, принесла мне страшную боль, о которой говорила Серафина. И вот теперь последствия этого самого Нок-ча были гораздо разрушительнее самого ритуала. С содроганием вспомнив, какая жуткая боль сегодня накрыла мое несчастное тело, я приподнялась на локтях и довольно резким тоном обратилась к бессмертным:
— Раз уж я оказалась такой дурой, что заставила себя забыть что-то важное и таким образом чуть не убила. А вы оказались еще глупее, решив, что моя дурость останется без последствий. Может, теперь стоит попробовать все исправить?
Первым опомнилась моя старшая подруга, бросившись ко мне и обняв так, что хрустнули косточки. Зашипев от проявлений ее заботы, я тут же оказалась в гораздо более нежных объятиях Маклея. Волна тепла накрыла меня, попытавшись закутать в уютный и безопасный кокон. Но я не могла себе позволить расслабиться. Не сейчас. Я должна была пройти все одна, раз заварила эту кашу.
Как можно более вежливо я освободилась, хоть тело и противилось подобному насилию, стремясь обратно в комфортные объятия. Маклей понял, что я сопротивляюсь, и его тело словно одервенело. До меня донесся отголосок его боли, резанувший по сердцу раскаленным лезвием, а потом наша связь исчезла. Перед моим носом как будто захлопнули дверь, оставив мокнуть в одиночестве на улице под проливным дождем.
В последнее время я постоянно ощущала бессмертного где-то внутри себя, а нашу связь как теплого котенка, свернувшегося и довольно урчавшего, стоило почесать ему за ушком. Это впиталось в мою сущность и стало вторым я. И потому внезапное одиночество ошарашило и оглушило, выбив из колеи. Я растерянно смотрела на холодного и отчужденного Маклея, вставшего рядом с моей кроватью, и до меня медленно доходила такая простая истина, что узнай я ее раньше, все было бы совсем по-другому. Он всегда мог отгородиться от меня и нашей Сети, она никогда не властвовала над ним, а только он над ней. И все его чувства, проявленные ко мне, были только ЕГО чувствами, и ничьими более. Вот только отступать мне было уже поздно. Возможно, та правда, которую я так стремилась забыть, изменит мое представление о мире, но стоила ли она потери самого близкого для меня существа? И возможно ли все вернуть….
