В последнее время я постоянно ощущала бессмертного где-то внутри себя, а нашу связь как теплого котенка, свернувшегося и довольно урчавшего, стоило почесать ему за ушком. Это впиталось в мою сущность и стало вторым я. И потому внезапное одиночество ошарашило и оглушило, выбив из колеи. Я растерянно смотрела на холодного и отчужденного Маклея, вставшего рядом с моей кроватью, и до меня медленно доходила такая простая истина, что узнай я ее раньше, все было бы совсем по-другому. Он всегда мог отгородиться от меня и нашей Сети, она никогда не властвовала над ним, а только он над ней. И все его чувства, проявленные ко мне, были только ЕГО чувствами, и ничьими более. Вот только отступать мне было уже поздно. Возможно, та правда, которую я так стремилась забыть, изменит мое представление о мире, но стоила ли она потери самого близкого для меня существа? И возможно ли все вернуть….
— Тебе предстоит узнать то, что ты добровольно захотела забыть. Ты готова? — На землю меня вернули слова Серафины, сочувствующе гладящей меня по руке.
Я попыталась собраться, заставляя себя забыть об отголосках боли, все еще мучавшей мою голову. О бесконечно дорогом мне человеке, который был так близко рядом со мной, но одновременно так далеко. Сейчас я хотела только одного — истину. Мне казалось, что без этого кусочка памяти я не целостная личность, во мне не хватает самой главной составляющей пазла.
— Готова, — ответила я, сжав руку бессмертной.
— В таком случай позволь тебе рассказать о Лорде Крови — Десмонде….
Мое сердце остановилось и стремительно полетело в бездонную пропасть.
Я пропускала сквозь пальцы его длинные черные волосы, скользящие по ним словно они состояли из шелка. Рука поднялась и очертила контуры родного лица. Бледная кожа слегка светилась, добавляя и без того прекрасным чертам Десмонда красоту древнего божества, спустившегося на землю и снизошедшего до меня…
Его глаза с такой нежностью рассматривали каждую черточку моего лица, что дыхание задрожало и испуганной птичкой замерло внутри. Только бы не спугнуть, только бы не дать исчезнуть волшебному видению. Он улыбнулся своей особенной улыбкой, которой предназначалась лишь для меня. Она говорила мне — я все понимаю и испытываю те же чувства. Но каждый раз мне не верилось. Разве можно смотреть так на меня? Кто я, одна из череды девушек в его длинной жизни. Далеко не самая прекрасная, и уж точно не совершенная. А он достоин только лучшего. И каждый раз, стоило мне усомниться, как его губы слегка кривились тем неуловимым движением, когда кажется, что Десмонд вот-вот рассмеется, но нет. Вместо этого мужчина наклонялся и впивался в мои губы таким чувственным, таким необузданным поцелуем, что в душе вмиг раскрываются крылья, и она стремительно рвется навстречу ему, тому единственному, кто способен творить с ней такие чудеса…
Видение рассеивается так же быстро, как и накрыло меня. Раз — и все. Стоишь оглушенная, ослепленная, а внутри пустота. Она моментально начинает заполнять каждую частичку пространства, не оставляя после себя ничего. Глаза перестают видеть. Дыхание отказывает из-за подступающих слез. Хочется лечь и умереть, прямо здесь, прямо сейчас.
Для этого и нужен Рейн. Он обнимает меня сзади и прижимает к себе, словно защищая от мира. Его научила Лайли. Бессмертный теперь повсюду со мной словно вторая тень. Его объятия это и лечение и проклятие. Они стали наркотиком с тех пор, как память вернулась ко мне. Только они способны на какое-то время заставить притупиться боль. Но я не жалуюсь, это был мой выбор.
Вот только не от Рейна я ждала помощи. В голове до сих пор не укладывалось, что Маклей отказался. Сразу же за первым приступом иллюзорных воспоминаний, когда я очнулась, искусав до крови губы и разодрав в мясо пальцы об стену, Лайли с сожалением признала, что побочный эффект Нок-ча дастся мне не просто. Игры разума, чтоб их. Сознание решило навязать мне ложные воспоминания, которые по его мнению должны были компенсировать мне частички утраченной навсегда памяти. Без посторонней помощи я могла теперь легко спутать мир видений и реальность. Слава богу, это было не надолго, и бессмертная обещала, что скоро я приду в норму. Но любой даже самый легкий стресс способен выкинуть меня в иллюзорную вселенную, откуда самой выбраться я не в силах. Нужен был кто-то, кто вытащит мое сознание, и я ни на миг не сомневалась, что, Маклей станет моим проводником. Вот только он бросил меня. Где-то глубоко внутри я понимала, что ему это было бы слишком тяжело, ведь это память о Десмонде не дает мне покоя. Но каждый раз, приходя в сознание в объятиях Рейна, я ощущала помимо тяжести воспоминаний еще и боль предательства. Возможно это был простой эгоизм, но я верила в бессмертного, а он оставил меня тогда, когда я так нуждалась в нем…
Только одно радовало меня в эту череду унылых дней, сквозь сумерки которых я бежала от видений с самым дорогим мне человеком, Древо подкинуло мне новое развлечение. Оно требовало, чтобы я отправила его обратно в его мир. В прямом смысле слова. Попытки достучаться до меня посредством приступов воспоминаний и непонятных мне эмоций закончились тем, что я начала постепенно сходить с ума. Многоликие сны древнего божества, приступы видений о Десмонде наяву. Я всерьез начала осознавать, что не понимаю, когда пребываю в стране сновидений, когда бодрствую, а когда у меня банальные галлюцинации. Осознав тщетность попыток пробиться сквозь мир иллюзий, Древо начало во сне показывать картинки родного мира в определенной последовательности, пытаясь направить меня в нужном направлении. Плоские и однобокие изображения упорно рисовали мне картину так называемых врат, сквозь которые бессмертные прошли на Землю. Мое воспаленное сознание, которому перестали сниться трехмерные сны, смогло успокоиться и понять, что Древу нужно обратно на родину. Стоило мне прийти к этой мысли, как картинки исчезли. Тут же почувствовала себя очень глупой обезьянкой с бананом… Впрочем, долго ломаться я не стала. Иллюзорные приступы становились гораздо реже, когда мой разум был занят делом. Да, и любопытство не давало покоя. Воспоминания Древа были настолько отличными от человеческого восприятия, да и такой давности, что посмотреть на чужой мир своими глазами было моей давней мечтой. Жару подавал еще и Нийман, который ходил за мной хвостиком и постоянно ныл, что ему надоело ходить в этом виде, и он хочет обратно на родину. А я-то все задавалась вопросом, почему чужая память мне подсказывает, что Сумеречные похожи на людей больше, чем эти волосатые создания, которых я привыкла называть Дикими. Оказывается, все дело было в нашем воздухе. Чего-то в нем не хватало, чтобы процесс возвращения от лесного облика к нормальному был завершен. Ночным почти никакого труда не составило захватить этих больших плюшевых мишек, ведь вдали от своего народа они терялись, и остатки цивилизации слетали с молодого поколения крайне быстро. Плюс эксперименты бессмертных — и вуаля. Только старейшие длительное время оставались разумными, да и те, помня о коллективном разуме, сторонились своих сородичей, лишь изредка появляясь для связи с родиной.
