— Ты чего споришь?! Нам о спасении надо думать, а ты морду отворотил!
Не смотря больше на притихшего напарника, Пиночет подтянул к себе миску. Так и есть — мутный бульон с кусочками сероватого вываренного мяса. Наверное, не говяжьего. Дух от миски шел омерзительный. Кроме того, о ложках их чудовищный пленитель не позаботился. А лакать по-собачьи? Нет уж!
Лампочка под потолком горела все время, слепила глаза, а лежать было возможно только на спине. Еще можно было сидеть, но тогда кирпичная кладка больно врезалась в тело.
— Все, — сказал Стрый и ногой отпихнул утку подальше, в центр комнатушки, где сложных форм сосуд и остановился как некий монумент с выставки современного искусства. От нее поднимался характерный запах, который мешался с миазмами из мисок и приобретал еще более резкое амбре.
— Колян... — спросил Стрый через некоторое время, — как ты думаешь, зачем он нас сюда посадил?
Пиночет не ответил, он был в думах. Клопы — мерзкие маленькие насекомые с черными спинками — передвигались по матрасу и потихонечку забирались в складки пиночетовой одежды. Об их присутствии он узнал только тогда, когда первый хоботок вонзился ему в кожу. К счастью, одна рука у него еще была свободна, и крошечным кровопийцам настал конец. Но только тем, до кого он смог дотянуться. Остальные, угнездившись преимущественно на спине, безнаказанно пускали ему кровь.
И потянулись долгие и однообразные часы, заполненные борьбой с насекомыми, созерцанием одинокой, но мужественно несущей свет лампочки, да отвлеченными думами. Пиночет не верил, до сих пор не мог поверить, что они очутились в такой глупой ситуации. Да, опасной и, может быть, безнадежной, но насколько идиотской! Николай даже пару раз хихикнул, представив себя со стороны. Но этот смешок тут же угас.
В конце концов, Пиночет задремал.
А когда очнулся с тяжелой, гудящей головой, то почувствовал — что-то изменилось. Свет лампочки стал ярок, он резал глаза и выжимал из них слезы. Тело ныло от неудобной позы, а еще очень зудело.
Пиночет поднял свободную руку и яростно почесался, поминая кусачих насекомых недвусмысленными словоформами. А потом рука его потрясенно застыла, потому что он понял, что насекомые тут совсем не причем.
Чесотка, легкая лихорадка, боль.
— Ой, нет... — простонал Николай с отчаянием, и в голосе его было столько тоски и горечи, что он выглядел неким второсортным актером, явно переигрывающим на сцене.
В отчаянии он яростно драл себя ногтями, но знал — этот зуд никуда не пропадет. Он теперь будет с ним долго, очень долго.
Маленький монстр внутри Николая снова пробуждался и уже готов был начать разрывать его внутренности своими острыми игольчатыми когтями. Кумар, ломка, называйте как хотите. Совсем забыли про морфин, забыли впервые за полгода, верно? Потрясение при поджоге «Паритета», езда на заднем сиденье машины этого маньяка.
— Опять, — простонал Пиночет еле-еле и, обратив глаза к шероховатому потолку, возопил: — Да за что?
— Тише, — молвил сидящий рядом Стрый, — тише, у меня голова...
— Да что твоя голова, что?! Ты хоть знаешь, что нас ждет?!
— Знаю, — сказал Стрый угрюмо.
Скрипнула, отворившись, дверь, и в проеме показался охранник. Был он во все том же пятнистом комбинезоне, только теперь на прочную ткань налипла дурнопахнущая грязь и в нескольких местах зияли прорехи. Грубое лицо охранника было искажено широкой ухмылкой, которую он, видимо, считал дружелюбной. Разительная перемена — человек, напавший на них у «Паритета», был перманентно мрачен и злобен.
— Проснулись? — участливо и (напарники могли в этом поклясться) без малейшей издевки сказал охранник. — А что не поели? Вам надо хорошо питаться, потому что если вы будете плохо питаться, то похудеете...
— Слышь, ты! — сказал Пиночет угрюмо. — Ты бы лучше не о питании позаботился. Нам нужен морфин... понял? Морфин. Мы без него не можем. Без него мы сдохнем. Поэтому принеси нам его. А еще лучше отпусти нас, нам на фиг не нужен твой «Паритет», мы ничего не скажем, мы о тебе забудем и не вспомним. Идет?
Лицо охранника выразило легкое огорчение — выглядело это гротескно.
— Вам надо питаться, — повторил он, — а от морфина вы худеете. — Он наклонился и поднял утку, стоящую возле ноги Николая. — А худыми вы будете невкусными...
И тут на Пиночета нашло помрачение. Последние безумные слова о его питательности все еще обрабатывались где-то на задворках сознания, но на первый план выплыла мысль — морфина не будет. Это мысль сначала парализовала Васютко, а потом привела в дикую ярость.
— Тварь!!! — заорал он и со всей силы двинул ногой по утке.
Эмалированный сосуд с глухим звуком вылетел из руки их пленителя и вознесся к потолку, обильно орошая все вокруг продуктами Стрыя-Пиночетовой жизнедеятельности.
А Николай рванулся вперед, стремясь ухватить свободной рукой охранника за горло. Ухватить, придушить!
Человек в порванном камуфляже поспешно отступил назад из зоны досягаемости рук пленника. Утка оглушительно грянулась оземь. Пиночет рвался вперед, орал что-то бессвязное, грязно ругался. Лицо его покраснело, на шее выступили сухожилия, изо рта летела слюна пополам с проклятиями. Скрюченные пальцы царапали воздух. Охранник стоял у двери и смотрел на беснующегося Васютко с некоторым опасением, и с явным сожалением — на опустевшую утку. В камере мощно воняло.
— Убью! Убью! Убью! — в исступлении выкрикивал Николай. Он дергал ногами, единственная цепочка туго натянулась, но прочно удерживала своего пленника.
В конце концов он устал. Перестал бросаться вперед и тяжело осел на матрас, залившись горючими слезами. Стрый пребывал в полной прострации.
Охранник осторожно подошел к плачущему Пиночету и забрал утку. Посмотрел укоризненно.
— Плохие... — сказал он. — Я так и знал, вы плохие.
Пиночет всхлипнул и сквозь слезы выдавил:
— Мрфин... ну пжалста...
— Нет, — качнул головой охранник, — от него худеют.
Видимо, другие минусы морфиновой зависимости его не волновали.
— Вы плохо себя ведете. А знаете, что бывает с теми, кто плохо себя ведет? — охранник широко улыбнулся, но глаза его были бесстрастны и мутноваты. — Их наказывают! И вот мое наказание. — Он широко взмахнул рукой в воздухе, как конферансье, предваряющий чей-то выход: — Оно называется «День без света»!!!
— Псих, — тихо молвил Стрый — полный псих...
С той же как приклеенной ухмылкой тиран в камуфляже повернул старенький черный выключатель и погрузил комнатушку во мрак. В кромешной тьме раздавались всхлипывания Пиночета да дыхание этого ненормального. Потом на миг открылся светлый проем — дверь. Силуэт охранника вырисовался в нем и замер.
