«Как все стремительно случилось, – думала я, глядя на белые косы своего избранника. – Как быстро... Это что же, сегодня ночью рядом со мной вместо сына будет вот этот парень, который все казался сопливым мальчишкой да вдруг стал моим женихом?»
Вереск улыбнулся мне – как всегда робко, но теперь сквозь эту робость проступала скрытая внутренняя уверенность, которой я не замечала прежде.
– Денег-то где столько взял? – небрежно спросила, отхлебывая орсы.
Он смущенно отвел глаза в сторону. Тоже поднял свою пиалу, но так и не донес ее до губ.
– Не та’ак уж и много... – ответил тихо. – Мне родичи помогали. Лук дядька вырезал, а кольцо я сам сковал, с о’одним из троюродных.
Насчет лошади этот скромник промолчал, хотя ее-то уж точно купил без чьей-либо помощи.
Словно прочитав мои мысли по скептической ухмылке на лице, он добавил:
– Шаман везде нужен. То тут что-то сделать, то там...
Я часто видела его во сне, но всего о нем, конечно, не знала.
– Значит, ты больше не скрываешь свою Силу?
Вереск покачал головой.
– Нет.
– И не боишься, что тебя снова забьют камнями?
Он зябко повел плечом.
– Бо’оюсь. Просто иначе теперь не получается.
И снова между нами надолго повисла тишина. Я поставила пиалу обратно на стол и поймала себя на безудержном желании вот прямо сейчас повалить этого молчуна на подушки. Но солнце высоко стояло над землей, снаружи доносились голоса, а мне все еще хотелось, чтобы Вереск сам сделал первый шаг и показал на что способен.
«Давно ли это с тобой? – словно услышала я в голове насмешливый голос матери. – Давно ли ты ждешь, покуда мужчина чего там надумает?»
Да уж...
– Я скучал без тебя, Шуна.
От того, как он это сказал, меня пробрало дрожью от макушки и до самого чрева.
– Что же сидишь столбом? – ответила ему хрипло, глядя прямо в глаза. – На, вот, хоть колечко надень...
Его ноги по-прежнему были закованы в хитрые железные пластины с кожаными ремнями, но встал Вереск легко, почти как обычный здоровый парень. В два шага оказался рядом, опустился передо мной на колени и снова взял мою ладонь в свои руки.
Дрожь внутри стала еще сильней.
Он даже не успел довести кольцо до основания моего пальца, когда я сгребла его за ворот рубахи и запечатала удивленно приоткрытый рот жадным горячим поцелуем, не и слова сказать.
Впрочем, он и не собирался.
Его ответ был совсем иным, и я ощутила его всем своим телом. Вчерашний мальчик, боявшийся даже прикоснуться ко мне, теперь так сжимал меня в своих объятиях, что мир снова замирал, вспыхивал и рассыпался на части.
Мы все-таки упали на вышитые подушки. И от того, с какой страстью мой котеночек дышал мне в шею, я поняла, что научится он всему быстро. Очень быстро. Можно не переживать.
Я с трудом оторвалась от него. Выскользнула из кольца сильных рук, схватила подарки и умчалась в свой тэн – приходить в себя и готовиться к вечеру.
4
Это был странный день.
Вереск с шаманом, ничего не сказав уехали куда-то. Жених мой даже отдохнуть толком с дороги не успел и помыться. Вей принялась спешно готовить какие-то лакомства из муки и меда, приобщив к этому делу и свою внучку. Шиа ловко справлялась с катанием ровных красивых шариков, а вот из моих кривых рук все валилось. Жена шамана хотела отослать меня, чтобы не мучила зазря хорошее тесто, да только без дела я бы и вовсе не знала, куда себя девать. Время вдруг стало необыкновенно длинным – тянулось и тянулось без конца, как налипшая на зубы смола.
Словно чувствуя мое волнение, а может, из-за встречи с Вереском Рад шалил больше обычного, мешался нам, без конца лез под руку, пока не отхватил звонкого шлепка. Больно ему не было, но было обидно, так что мой сын громко разревелся и тут же по привычке пошел искать утешения к Вей. А та, как обычно, не отказала ему в нежных словах и объятиях. Когда Рад успокоился и занялся наконец своей игрушкой поодаль от нас, Вей спросила осторожно:
– Дочка... может оставишь сегодня малыша с нами?
Я не колеблясь кивнула в ответ. И даже удивилась, как сразу на душе полегчало. Казалось бы, такая малость... А поди ж ты – важно. Очень важно было мне, чтобы в этот вечер, в эту ночь никто не помешал нам с Вереском остаться вдвоем. Чтобы только он и я... и никого больше.
После этого даже колобки стали лучше кататься.
В степи нет правил, как справлять свадьбу. Она может быть большой, словно ярмарка или совсем тихой. Но одно неизменно – если двое хотят жить вместе долго и счастливо, без похода к шаману не обойтись. Это можно сделать и до свадьбы, и после: не так уж важно, когда именно говорящий с духами попросит у сил природы дать свое благословение двоим, которые решили соединить свои судьбы.
Едва солнце начало медленно, но верно двигаться к горизонту, Кайза привел нас к тому самому ручью, посредь которого лежал плоский камень. Там он обвязал наши запястья ярко-красной нитью, долго бормотал что-то себе под нос над звонко струящейся водой, а потом вынул из-за пазухи румяную круглую лепешку и разломил пополам. Ни слова не говоря вручил нам и кивнул в сторону камня.
Я помнила, как это было год назад... Но на сей раз Вереск просто сбросил свои истоптанные старые сапоги и спокойно ступил в воду рядом со мной. Так, рука об руку мы дошли до середины ручья и оставили свое подношение на теплой, нагретой солнцем поверхности камня. Холодная вода омывала наши ноги, но рукам было горячо и сердцам тоже.
Когда мы вернулись назад, шаман велел снять шнурок, да так, чтоб не порвался. Забрал тонкую веревочку, положил в миску с молоком и выплеснул это все в воду.
Красное ярко вспыхнуло на белом, но спустя пару мгновений ручей снова был прежним, только мы с Вереском все стояли и смотрели на его прозрачную поверхность.
– Теперь ты его, а он – твой, – сказал Кайза. – Храните друг друга и да пребудет с вами благословение этой земли, где бы вы ни были.
Назад к становищу мы так и шли, взявшись за руки.
Огонь в очаге горел ровно и жарко. Мы с Вереском сидели друг против друга и в ярком свете этого пламени я отчетливо видела каждую черточку его лица, всего его тела. Каждый шрам на светлой коже, каждый бугорок мускулов на плечах. И худобу скрещенных ног, почти целиком открытых моему взору. Впервые я видела моего колдуна без одежды и без этих железок, которые так раздражали меня прежде. Теперь, когда я могла разглядеть его целиком, мое сердце больше не сжималось от горькой жалости, от стыдной сопричастности чужому увечью.
Я осторожно обмакнула пальцы в жидко разведенную краску и провела длинную синюю черту через все его лицо – от края седых волос, вымытых и впервые за долгое время свободных от кос, до узкого подбородка, на котором еще не росла щетина. Потом я взяла другую плошку, с белой краской и принялась рисовать узоры на его щеках, на лбу, на мальчишеской тонкой шее. Мое собственное лицо уже было покрыто разводами, которые я нанесла чуть раньше. Вереску нужно было лишь завершить этот сложный орнамент, и едва я протянула ему миску с синей краской, он сделал это без колебаний.
Закрыв глаза, я ощутила, как влажная полоса легла на мое лицо от одного виска до другого – через плотно сомкнутые веки и переносицу.
Когда я снова подняла ресницы, то увидела, что обе плошки стоят на вытертом от старости тканом ковре чуть поодаль. Между нами больше не было ничего.
Ничего, кроме сияния его глаз.
Кроме стука моего сердца.
Я медленно подняла руку и прикоснулась к его лицу – новому и незнакомому мне, созданному мною заново из тонких переплетений белых и синих линий.
Каи. Вереск. Айю.
Мой снежный ирвис.
У меня было много мужчин. Но еще ни один из них не любил меня так трепетно, так нежно. Ни один не смотрел на меня, не отрывая глаз, заботясь лишь о том, чтобы м н ебыло хорошо. И я знала, это так вовсе не оттого, что он, как и все колдуны, наделен особой чуткостью. Это так лишь потому, что он любит меня на самом деле.
