Так и повелось.
Пируют эллинские боги на Олимпе, а внизу поднимают здравицы земные герои и владыки. Вспоминают битвы и охоты. Хвастаются. Ссорятся. Рукоприкладствуют. Слушают странствующего певца-рапсода.
Пируют погибшие викинги в своей небесной Валгалле, а внизу выжившие воины поглощают брагу, вспоминают набеги и незнакомые земли. Хвастаются. Ссорятся. Рукоприкладствуют. Внимают захожему певцу-скальду.
Пируют Рыцари короля Артура за своим круглым столом, где все равны. Славят друг друга. Хвастаются победами – великана поверг, принцессу освободил. И тоже, бывает, ссорятся. И песни слушают. Про самих себя, про Святой Грааль…
Пируют реальные короли и герцоги. Даже самый мелкий баронишка банкеты устраивает.
Жрут и пьют при этом так, словно в последний раз за стол сели!
И такая веселая жизнь не на один вечер, а сколько возможности позволяют. Хоть неделю. Хоть две.
Нам ли отставать?
Без отдыха пирует с дружиной удалой
Иван Васильич Грозный под матушкой-Москвой…
Пир – очень важная традиция, необходимый ритуал. И тут обычаи разных народов схожи. Просто у одного в кубке пенится добрый британский эль, а у другого хмельная арака из кобыльего молока. И везде хвастаются, и везде певцу внимают.
И русские богатыри не исключение. Душа праздника требует.
Других-то занятий, кроме войны и охоты, у них нет! Не книжки же читать! А телевизора нема, и включать его некуда.
Сейчас у людей есть множество средств и возможностей провести свободное время. Серфинг, дайвинг, боулинг, хренинг, перчинг. И все равно после всяких важных и серьезных деяний, вроде вручения Нобелевской премии, непременно устраивается банкет. Хотя, казалось бы, можно тихонечко разойтись по гостиничным номерам…
И любая нынешняя корпоративная вечеринка – выродившееся наследие тех героических пиров. Хвастаются, выясняют отношения. Делают и ломают карьеры. Старенькому заморскому певцу, выписанному за большие деньги, внимают. Пьют так, чтобы утром стыдно вспомнить было…
Но как-то не впечатляют ихние застолья.
Раньше веселей гулялось. Даже первобытным охотникам. Они-то свой праздник заслужили!
…Ехать в обозе оказалось очень скучно.
Костя втайне надеялся, что Киева достигнут «в три прыжка», но едущие впереди богатыри никуда не торопились и коней не гнали.
Костя лежал на сене, прислонившись спиной к своему трофею. Горынычев огузок укрыли мешковиной, словно танк или гаубицу на железнодорожной платформе. Правильно, нельзя до срока главный подарочек светить, иначе сюрпрайза не выйдет. А к запаху он уже притерпелся. Но перед княжеским пиром наверняка будет баня с душистыми вениками.
Как всякий спортсмен, Жихарев уважал баню.
Налево и направо виднелись все те же зеленые холмы. Ни домика, ни хутора, ни озерка, ни рощицы: былинники речистые ведь никаких пейзажей не описывали! Редко-редко встречались березки – непременно покляпыя. Других здесь не водится.
Остальные подарки лежали в опечатанных сундуках. Кроме большой посудины из толстого мутного стекла. Там можно было различить чью-то лохматую башку с выпученными глазами. Удивился, должно быть, напоследок, вражина…
Немалый груз тащил битюг Серко. На подъемах Костя спешивался и помогал ему, толкая телегу в гору. Все-таки не нахлебником ехал. После каждого трудового подвига подкреплялся репкой или морковкой по настоятельному требованию метаболизма.
Где-то впереди витязи пели песни с неразличимыми словами – сперва протяжные, а потом веселые, с хохотом и свистом.
И все-таки тревожно и одиноко было на душе.
Но ведь предчувствие, кажется, – непременное качество настоящего богатыря?
Во пиру ли было во беседушке
… – А сидеть тебе покуда на дальнем конце стола, – наставлял отрока напоследок Добрыня. – Блюди вежество. Руки вытирай вот такой тряпицей. Вперед людей не лезь, последним при раздаче не оставайся, в середке не толкись. Говори только когда спросят. Лишнего не болтай. И не теряйся. Ну да в такой яркой рубахе не потеряешься. Еким Иванович, – обратился он к Алешину оруженосцу, – сделай милость, присмотри за Костянтином. Сам ведь на его месте сидел-краснел!
Еким был парень постарше Кости, по-нашему так примерно абитуриент. Но успел уже отличиться, в боях поучаствовать. И отчество получил – здесь оно вроде аттестата зрелости. Ребята в конюшне поговаривали даже, что именно Еким завалил Тугарина, а всю славу забрал себе хитрый Алеша. Очень может быть. С Поповича станется.
Попадалась Жихареву в сборнике такая былина – он ей сразу поверил…
– Рот закрой, – шепотом сказал Еким и, держа за плечи, подвел Костю к месту на лавке. Лавка была укрыта разноцветными мехами, чтобы гости себе чего-нибудь не отсидели за многодневным застольем.
Была причина рот разинуть.
Белокаменный зал простирался широко и далеко, хотя потолки могли бы и повыше поднять. Резные узоры на стенах все в позолоте, уж таков царский стиль. Полы застланы пестрым шелком и атласом – все как в книжке описано. В глазах рябит.
А гости одеты и того пестрей. Наши богатыри среди них прямо-таки потерялись. И даже Алеша здесь вовсе не первый щеголь… Так что Куковякина рубаха на пиру к месту пришлась. Поди, не хуже людей одеваемся!
– А вон, видишь, напротив наших бояре косопузые сидят, – сказал Еким. – Самый вредный народ, а на почете у князя!
– Вроде бы у них пузы как пузы, – сказал Костя. – Прямо смотрят, типа вперед вываливаются…
– Так пояса у них завязаны не посередине, а сбоку, – пояснил Еким. – Потому и косопузые.
– Понятно, – сказал Костя. – А вон те перцы прикинутые?
– Это наши богатеи да сыновья богатейские, – сказал Еким. – На бою не отличились, зато дорогими портами славны…
Костя уже знал, что «порты» – одежда вообще, а «портки» – конкретно штаны.
Вопросов оставалось еще много, но тут все застолье стихло.
В голове стола возникла фигура в темной одежде с клобуком-капюшоном на голове. И зычно заголосила:
– Русский люд, не разглядывай на столе блюд, а смотрите сюда, господа, да и слушайте тоже сюда. Светлый наш Владимир-князь, с утреца помолясь, велел не войну воевать, не торги торговать, а пир пировать!
Созвал он и бояр ближайших, и друзей дражайших. Пригласил и гостей торговых, и богатырей суровых. Рад он нынче голому и богатому, лысому и лохматому, веселому и смуроватому, комолому и рогатому, и даже самому мелкому атому.
На угощенье князь Владимир тароват, никто нынче пред ним не виноват. Сияет наш князь, яко солнышко среди мрака, не будь я народный певец Ефрем Куковяка! Обильна держава его, умильна слава его!