— Не у всех непробиваемая фейская шкура, — отвечаю я.
Я почти ожидаю, что он улыбнется. Он учил меня с гордостью носить порезы и синяки, он был первым, кто назвал их моими почетными медалями. Вместо этого я вижу отблеск чего-то в его глазах. Вины? Но все исчезает прежде, чем я успеваю его различить.
Мне странно и неуютно видеть, как Киаран выражает какие-либо эмоции. Я привыкла к нему — бесчувственному и холодному. Но очень часто в нем проявляется нечто более глубокое, и я начинаю задумываться, действительно ли его эмоции так мимолетны или он просто хочет, чтобы я так считала.
Нет, я не могу об этом думать. Я начинаю относиться к нему так, словно он испытывает вполне человеческие чувства.
— Почему ты на самом деле здесь? — спрашиваю я, как бы невежливо это ни звучало. — Это ведь не просто визит.
— Ты должна понимать, что я пришел сюда убедиться, что ты не мертва.
Я едва не захлебываюсь чаем.
— Господи, МакКей! Ты обо мне беспокоился?
«Пожалуйста, скажи, как всегда, чтобы я не очеловечивала тебя снова».
Его лицо совершенно ничего не выражает.
— Тебе нужно мое беспокойство?
— Определенно нет.
Его это, похоже, веселит.
— Нет? Тогда чего ты действительно хочешь?
Мести я желаю больше всего, единственной вещи, которой хочу достаточно сильно, чтобы убить за нее. В конце концов, это древнейшая мотивация всего мира. Люди могут думать, что это любовь, или жадность, или богатство, но только месть делает нас живыми. Она придает нам сил. Она заставляет гореть.
Я не отвечаю. Вместо этого задаю вопрос:
— А как насчет тебя?
Киаран улыбается. В этот раз я не могу понять, искренне это или нет.
— Ищешь во мне нечто достойное оправдания, Кэм?
— Ищу причину, по которой ты охотишься.
«Что запускает эти мимолетные эмоции, которые я так редко замечаю?»
— Разве удовольствия недостаточно для причины?
Вот только это не все. Я наблюдала, как убивает Киаран. Для него это настолько же личное, как и для меня. Но он не хочет говорить мне почему, и у нас есть куда более срочные дела, чем собственные вендетты.
Я тянусь за чаем и отпиваю, чтобы успокоить саднящее горло.
— Нам нужно найти печать до вторника, МакКей.
Киаран придвигается ко мне слишком уж близко. Хоть я и знаю, что он совершенно не заботится о принятых в обществе правилах — он, похоже, даже не подозревает об их существовании, — я не могу не поразиться этой изумительной фамильярности. От старых привычек сложно избавиться.
— Мы найдем ее, — говорит он. — Но не ошибись, нам придется сражаться, чтобы снова закрыть печать. Нам нужно готовиться к войне.
Я почти прекращаю дышать. Для daoine sìth завоевание никогда не было единственной целью. Киаран рассказывал мне, что они славились уничтожением сильнейших своих врагов, оставляя другим жизнь, чтобы кормиться на них. Они называли это Дикой охотой, и она едва не привела человечество к вымиранию тысячи лет назад. Если daoine sìth окажутся на свободе, феям хватит сил, чтобы уничтожать нас, пока не останутся пепел, руины и самые слабые люди. Не думаю, что впервые пленить их было так уж легко.
Я не могу сейчас сосредоточиться на поисках феи, которая убила мою мать, в особенности не могу после прошлой ночи. Количество фей в городе будет расти.
— Война… — шепчу я. — И сколько их выйдет из холмов во время затмения?
— До того как Охотницы активировали печать и заперли их, в долине сражались тысячи.
Это звучит, словно…
— Ты был там, — говорю я, внезапно все осознав. — Был, так ведь?
Если бы я не наблюдала за Киараном так внимательно, то могла бы пропустить эмоцию, которая мелькнула в его глазах, — нечто почти печальное.
— Я был там, — отвечает он очень решительно. — Бóльшую часть битвы. — И после этого он расслабляется, словно вдруг понял, насколько выдал себя. — Охотницы убили многих, но во вторник из холмов вырвутся сотни. Или даже больше.
Голос Киарана спокоен и бесстрастен, как и всегда. Мне хочется спросить о битве две тысячи лет назад, о том, как он избежал судьбы остальных сражавшихся фей, но он уже замкнулся и, я уверена, не ответит.
— Ты при оценке количества просто поддался пессимизму, айе? — спрашиваю я.
Киаран моргает.
— Нет.
Я ставлю чашку на столик, едва не расплескивая содержимое.
— Разве это не сделает битву крайне односторонней? Двое против сотен? Боже, я думала, что при количестве силы, которой вы все обладаете, феи могут получать от битвы некоторое удовольствие. — Я взмахиваю рукой. — Неинтересно драться честно и все такое?
Я сказала глупость. Я знаю, что феи готовы на что угодно, чтобы уничтожать и завоевывать, и никогда не поступают честно. Но Киаран не понимает, что я отчаянно пытаюсь притвориться, будто у меня есть надежда, что я желаю нам совершенно иного итога. Потому что для нашего выживания требуется наша собственная армия. А у нас ее нет.
— Мы завладели всеми континентами не благодаря вежливости, — холодно говорит он. — Не ошибись, когда daoine sìth придут: они будут уничтожать все на своем пути. Люди умрут. Твои друзья, твой отец, даже этот твой проклятый пикси. Они разорвут город на части и в конце сожгут тебя до углей. Я никогда ни слова не говорил о честности. Я учил тебя лучше.
Боже, как легко Киаран вызывает во мне чудовище! Ему достаточно лишь намекнуть, что я наивна, и ярость вспыхивает во мне сильнее лихорадки.
— Это ты заблуждаешься, — говорю я. — Я не позволю подобному произойти.
Киаран дергает уголком рта. Его обычная почти-улыбка.
— Тренируйся, чтобы выжить, Кэм. Иначе проиграешь.
— Мы тренировались целый год!
Почти-улыбка исчезает. Он снова смотрит на меня, как на полнейшую идиотку.
— Ты единожды пустила мне кровь. Другие Охотницы готовились к битве всю свою жизнь.
Моя голова начинает звенеть. Я вытираю пот со лба.
— Ты видишь здесь еще кого-нибудь, МакКей? Осталась только я. И я готова, насколько это вообще возможно.
Я испортила все, чего от меня ожидали. Моя репутация, мое будущее — все это больше от меня не зависит. Я не позволю Киарану внушить мне сомнения в той части меня, которая жаждет мести. Эта часть ни перед чем не остановится, пока я не уничтожу фейри.
Он, не отводя взгляда, наклоняется ко мне.
— Тогда покажи мне. Докажи это.
В тот миг я забываю весь этикет и все манеры. Я забываю даже о болезни. Киаран бросает мне вызов. Он хочет доказательств? Я ему покажу.
