Ознакомительная версия.
Глаза со зрачками чернее ночи принадлежали колдуну, в совершенстве владевшему магическим саймин-дзюцу — искусством подавлять-побеждать-заставлять-повелевать-познавать взглядом. Гипнотизирующие змеиные глаза горбатого онмьёдзи пожирали Итиро заживо. Глаза не моргали, глаза ПРОНИКАЛИ. Глубже. Дальше. Зрачки непостижимым образом росли, становились все больше. Их чернота уже закрывала отсветы факелов и полумрак подземелья. И весь мир вокруг.
«Кто?! Тебя?! Послал?!»
Настойчиво вопрошали глаза идзинского колдуна.
Прежде чем вовсе утратить себя, Итиро сделал то немногое, на что был способен, что еще мог сделать. Что обязан был…
Губы — сомкнуты, а язык просунут меж зубами. Итиро с усилием сжал челюсти, резко двинув ими вправо-влево, уподобляя собственные зубы зубьям пилы, нижними передними резцами перекусывая, вспарывая, разрывая основание языка — как раз там, где над уздечкой скручена толстая подъязычная вена. Этот упругий кровеносный сосуд способен в безвыходной ситуации даровать избавительную смерть. Если суметь, если заставить себя его прокусить.
Он сделал это с первого раза — превозмогая острую боль, не выпуская ее отзвуки в предательский стон или в движения лицевых мышц. Он чувствовал, как хлынуло — горячо, обильно, как сразу, почти мгновенно, рот наполнился солоноватой влагой, толчками рвущейся наружу. Но губы Итиро по-прежнему были плотно сжаты, и ни одна алая капля не просочилась меж ними.
На такую смерть требовалось время, и, чтобы умереть наверняка, следовало как можно дольше держать в неведении могущественного идзинского онмьёдзи.
Прятать хлещущую кровь можно было лишь одним способом.
Итиро глотнул. И еще. И снова. И опять.
После каждого глотка рот наполнялся почти сразу. Чтобы не поперхнуться, не подавиться собственной кровью и не выдать до срока свою хитрость, нужно было правильно дышать. Дышать ровно, размеренно, глубоко. И глотать — тоже спокойно, без спешки. Только тогда получится… уйти. Достойно. Не предав, кого нельзя предавать, не выдав, чего нельзя выдавать. Не опозорив клана. И избавив его от гнева Совершенномудрого.
Что ж, Итиро готовили и к такому. Он пил свежую, горячую еще, кровь убитых животных. Пил, превозмогая отвращение и подавляя рвотные позывы. Постепенно заставляя себя пить больше, больше… еще больше. Он на своем опыте знал: желудок тренированного человека способен вместить в себя достаточно живительной влаги… Достаточно для верной смерти.
Горбатый колдун пока ничего не замечал. Видимо, не подозревал даже, что покончить с собой может и тот, у кого нет возможности пошевелиться. Или идзина попросту не интересовало состояние пленника. Да, пожалуй, что так. Сейчас онмьёдзи-иноземца занимало другое. Целиком занимало. Совсем другое. Ибо о другом спрашивали-смотрели черные зрачки, заслонившие мир.
«Кто?!»
Проклятый идзинский колдун весь был в этом вопросе. Именно на нем он сосредоточил всю свою магическую силу. На прочее онмьёдзи не отвлекался.
С кровью уходили последние силы. И Итиро больше не противился чужой воле. Итиро позволял искать в себе ответы. Дабы бессмысленная борьба более не отвлекала от поглощения самого себя.
Да, Итиро отвечал, потому что по-другому уже нельзя. Но отвечал лишь на те вопросы, которые ему задавали. О крови, которую он глотал, вопросов не было. И это пока что можно было утаивать.
Итиро послушно вспоминал и покорно передавал свои воспоминания горбуну. Не словами, не образами, не мыслями даже. Иначе. С помощью иной магической связи, способной соединять одного человека с другим даже против его воли.
Истекала информация. Вытекала кровь. И что иссякнет быстрее?
Итиро об этом не думал. Он вообще мало о чем мог сейчас думать.
Итиро просто вспоминал…
Теряя сознание, уплывая в багровом потоке, но глотая — бездумно и машинально — собственную кровь, он вспоминал то, что от него требовал горбатый колдун. Вспоминал в мельчайших деталях — чтобы выиграть еще немного времени.
Он вспоминал о том, «кто»…
И о том, «как» — вспоминал тоже.
* * *
Они встретились у пещеры, затерянной среди диких скал. Именно сюда Итиро направил дзёнин. Именно здесь его ждал Совершенномудрый. Удалившийся от суетного мира мудрец, отшельник и маг, один из тех таинственных и могущественных ямабуси,[25] с которыми издавна поддерживал уважительные отношения клан и с которыми даже лучшие из лучших «воинов-теней» предпочитали не ссориться.
Зев пещеры разделял их подобно незримой границе. Итиро стоял на свету, не смея без приглашения войти в чужое обиталище. Совершенномудрый же предпочел оставаться в густой тени под выступающим каменным козырьком. Кроме того, горного отшельника укрывало расплывчатое марево, искажающее очертания. За слоящейся пеленой Итиро едва различал широкую белую накидку-судзукакэ и маленькую черную шапочку-токин, указывавшую, кто находится перед ним. Из подрагивающей воздушной дымки выступал лишь конец длинного посоха, лежавшего у ног Совершенномудрого. Итиро знал: посох ямабуси при необходимости может стать оружием пострашнее нагинаты[26] в умелых руках.
Марево, подобное тому, что плотно обволакивало сейчас отшельника, порой возникает в знойный летний полдень над рисовыми полями. Однако на обрывистой площадке перед пещерой ямабуси и в самой пещере царила прохлада. А следовательно, полумрак под скальным козырьком-навесом был возмущен магическими токами. Хозяин пещеры сознательно стремился скрыть свой облик. Хозяин не желал, чтобы его увидели и запомнили. Да и вообще, чем-то этот ямабуси неуловимо отличался от иных «спящих в горах». Итиро ощущал это обостренным чутьем синоби. Вероятно, отличие крылось в силе. Нет — в Силе.
Итиро явственно чувствовал ее веяние.
Таким могуществом не обладали другие отшельники, с которыми встречался и у которых, случалось, обучался Итиро. Это было могущество особого рода — пугающее, темное, внушающее подсознательный трепет. Определенно сюген-до,[27] которым следовал хозяин пещеры, не были похожи на Пути прочих ямабуси. Итиро почти не сомневался в том, что человеку (хотя человеку ли?), смотревшему на него из колышущегося воздушного марева, ведомы самые сокровенные тайны древней магии.
Совершенномудрый, чьего истинного имени Итиро не знал и чьего лица так и не сумел разглядеть, долго молчал. Прежде чем заговорить, ямабуси словно бы прощупал взглядом голову Итиро. Причем не снаружи — изнутри. Неприятное было ощущение. Неприятное и жутковатое.
Итиро не знал, что именно пообещал дзёнину за оказанную услугу этот «спящий», но клан обязал своего лучшего воина выполнить любое задание Совершенномудрого, сколь бы сложным оно ни оказалось. Вообще-то задания, получаемые от горных отшельников, и прежде не были простыми. Но это…
Ознакомительная версия.
