Лоэн, облаченный в расшитый малиновый камзол, расположился у камина, в окружении знатнейших горожан. Они улыбались, кивали, ловили каждое его слово. Рядом стояла его дочь, в великолепном одеянии из зеленого атласа.
Мэр подвел Гэза к Лоэну, который, заметив их, сощурился, не прекращая улыбаться.
— Добрый вечер, генерал Макон, — сказал он.
— Добрый вечер. Надеюсь, у вас все в порядке.
— Насколько это возможно в эти ужасные времена, — сказал он. — Вы, конечно, помните мою дочь, Корделию.
— Да, сир.
Гэз встретился с ней глазами и почувствовал, как внутри все сжалось. Девушка даже не попыталась скрыть свою неприязнь.
Нависла неловкая пауза. Гэз не смог придумать, что сказать. В конце концов толстый мэр пробормотал что-то невразумительное, кто-то из гостей заговорил о погоде, и неприятные мгновения миновали.
Как только представилось возможным, Гэз отошел к столу, где стояла огромная чаша с пуншем, и, чувствуя себя последним дураком, зачерпнул себе чашечку.
— Кого вы собираетесь вызвать на этот раз, генерал? — спросила внезапно появившаяся Корделия. — Может быть, мэра?
Гэз покраснел, но взял себя в руки.
— Я надеялся на более спокойный вечер, — ответил он, — хотя и рад тому, что вы предоставили мне шанс извиниться за свое поведение.
Выражение ее лица чуть смягчилось, но ненамного.
— Я слышала, вы дрались с лордом Ферсоном.
— Несмотря на это, я не дуэлянт, — сказал он. — Я не желал этой дуэли, лорд Ферсон сам вызвал меня.
— Мне говорили совсем другое, — заметила она, зачерпнув себе пунша.
— И что же вам говорили? — спросил Гэз.
Корделия сделала глоток из своего бокала. Гэз сделал глубокий вдох и вознамерился любой ценой сохранить спокойствие, хотя это становилось все сложнее. Он не мог оторвать взгляда от ее губ, шеи, молочной белизны ее кожи…
— Там, откуда вы родом, принято глазеть на женскую грудь? Гэз вздрогнул и покраснел, отчего на его щеке отчетливо проступил маленький треугольный шрам.
— Я… прошу прощения. Откровенно говоря, в женской компании я не лучший собеседник. Я сразу превращаюсь в левшу на обе ноги, причем с манерами деревенского дурачка.
— Видимо, ваша мать была очень суровой женщиной, раз вы так страшитесь женского общества.
— Ее убили, когда я был еще младенцем. Отец не женился во второй раз.
— Как же вы боретесь с этой бедой, генерал? Без сомнения, такой представительный мужчина, как вы, нередко общается хотя бы с женщинами определенного сорта.
Гэз потрясенно посмотрел ей в глаза и с изумлением понял, что она его дразнит. Однако в ее голосе больше не было открытой вражды.
— Я никогда не искал общества подобных женщин, — ответил он.
Корделия искренне изумилась.
— Верно ли я поняла, что вы чураетесь общества не только светских, но и всех прочих женщин? Означает ли это, что легендарный Серый Призрак, бесстрашный кавалерийский генерал, — девственник?
— Да, — ответил он, заливаясь краской.
— Вы что, не умеете лгать? — смягчилась она. — Это любимое мужское занятие.
— Умею. Зачем вы хотите, чтобы я вам лгал?
— Дело не в том, что я этого хочу. Опыт показывает, что мужчины хвастливы и полны нелепого тщеславия. И я не могу припомнить, чтобы мужчина вот так просто признался в собственной неопытности.
— Это было не так уж просто.
Она подняла на него взгляд и тут же отвела глаза.
— Может ли быть, что вы из тех, что предпочитают мужскую компанию… в любом деле? Меня бы это не удивило.
— Зато это удивило бы меня, — рассмеялся Гэз. — Будь все так, как вы говорите, я сомневаюсь, что вы производили бы на меня столь сильное впечатление.
Настал черед Корделии краснеть, но она быстро восстановила спокойствие.
— Это было очень галантно, генерал. Особенно для мужчины, который утверждает, что не умеет общаться с женщинами.
— Сам не знаю, что меня на это подвигло.
— Я слышала, вы с севера. Говорят, там очень красиво.
— Да, это прекрасная земля, полная величественных гор и прозрачных озер. Надолго вы приехали в Шелдинг?
— Думали, что надолго, но отец получил новые приказы. Мы уезжаем через четыре дня.
— Мне очень жаль.
— А мне нет, — отрезала она. — Я давно хотела домой.
— Да, конечно.
— Приятного вам вечера, генерал, — сказал Корделия, кивнула на прощание и удалилась.
Гэз допил пунш, который оказался слишком сладким на его вкус, нашел мэра, поблагодарил его за гостеприимство, объяснил, что его ждут неотложные дела в полку, и ушел. Джакел и Бард дожидались у ворот.
Мулграв ожидал его возвращения в доме.
— Как все прошло, сир? — спросил он.
Тут из задних комнат с лаем вылетел Солдат, изо всех сил размахивая хвостом. Гэз наклонился и потрепал пса по загривку:
— Тихо, тихо, успокойся.
Наконец пес утих и улегся у ног генерала, севшего у камина.
— Это было занимательно, — сказал Гэз.
— Она там была?
— Да, была. Она очаровательна, Мулграв. А я почти не запинался в разговоре.
— Вы снова увидитесь? — невинно спросил фехтовальщик. Гэз поднял взгляд на друга.
— Что вас беспокоит, Мулграв? Фехтовальщик вымучил улыбку и развел руками:
— Сейчас не лучшее время влюбляться сир. Мы окружены врагами.
— Не беспокойтесь, мой друг. Они с отцом уезжают через четыре дня. У генерала-интенданта новый приказ.
— Мне казалось, он должен был остаться на месяц, чтобы наладить работу складов.
— Да, мне тоже. Но такова армейская жизнь, Мулграв.
— Армейская жизнь, — повторил фехтовальщик и с сомнением покачал головой. — Дело не в армии и не в войне. Вы были бы в большей безопасности, если бы пошли сейчас на Людена Макса. Тогда мы бы точно знали, где находится враг.
Корделия терпеливо ждала, пока престарелая служанка боролась с двадцатью жемчужными пуговицами на спине платья, красивого, но такого непрактичного! Не будь у нее служанки, пришлось бы снимать с помощью ножа. Корделия не преминула сообщить это отцу, когда он покупал платье.
Он только рассмеялся.
— В этом весь смысл, дорогая! Платья, которые легко снять, носят одни крестьянки. А такое может позволить себе только богатая женщина.
И все равно, Корделия считала это глупым. Красивые пуговицы с равным успехом можно разместить и спереди.
— Никак не расстегивается, — пропыхтела миссис Бродли. — Вы уж простите, что я так долго вожусь.
— Ничего, Мара. Попробуем снять его так. — Корделия отстегнула рукава и с помощью служанки попыталась высвободиться из платья. Спустя несколько мгновений бесплодных усилий Корделия звонко рассмеялась. — Это не платье, а наказание. Отрежьте эту дурацкую пуговицу.
