– Это мужчина, – неизвестно зачем констатировал Грабл и без того явный факт, ведь сквозь дыру в разорванных штанах просвечивали первичные половые признаки. – То ли дряхлый старик, то ли здесь уже долго томится…
– Старик, но совсем не дряхлый! Возможно, тот, кого мы ищем, – уверенно заявил Дарк. – Посмотри на одежду! Ткань еще новая, не протерлась, не истлела и даже не выцвела. Попал сюда всего несколько дней назад, как раз по срокам подходит…
– Дурь не неси! – позабыв об осторожности, в возмущении выкрикнул Зингер. – Чо хламье-то тряпочное?! Ты на тельце само глянь… кожа да кости! А рожа-то, рожа?! Прям черепок, поверх кожей обтянутый, так и за год в застенках не состариться!
– В обычных, не спорю, так не состариться! – невозмутимо кивнул Дарк и поднес палец к губам, давая товарищу понять, что не мешало бы вновь перейти на шепот. – Но мы не в обычной стране, а в Шеварии. Не в обычную тюрьму наведались, а в казематы королевского сыска. Могу поклясться, что и пытки применялись не совсем обычные! Вместо того чтоб блажить, повнимательней глянь!
Действительно, на теле узника не было заметно ни ожогов, ни кровоточащих рубцов, ни открытых ран, ни иных следов от привычных, известных даже городским детишкам пыток. Его не подвешивали на дыбе и не жгли огнем, а похожие на высохшие палки конечности старика не знали ни растягивания, ни сдавливания. Кроме того, что арестант почти превратился в скелет, всего за несколько дней заключения лишившись и жировой прослойки, и большей части мышечной массы, нельзя было не заметить и иной особенности. По всему телу, как сыпь, шли мелкие, но глубокие выемки черного цвета. Они напоминали следы оспы, но были гораздо меньше. Складывалось ощущение, что кожу как будто истыкали иглой, предварительно опущенной в черную краску.
– Эх, Гентара б сюда, вмиг разобрался бы! – с сожалением вздохнул Грабл, а затем выместил зло на крысе, неосмотрительно близко подползшей к его ноге.
– Вряд ли, – покачал головой Дарк, стараясь не смотреть на то, что осталось от грызуна, безжалостно раздавленного сапогом. – Ты переоцениваешь возможности Мартина, считаешь его чуть ли не божеством, а ведь ему, как и нам, далеко не все известно и под силу!
– Хорош умничать, и без того тошно, – огрызнулся Зингер, похоже, вошедший в азарт крысиной охоты и подыскивающий новую жертву. – Чо делать-то будем?
– Если это и аптекарь Ланв, то толку от него уже никакого, – с сожалением покачал головой Дарк. – Старик без сознания, жизнь еле теплится… Попробуем в чувство привести, умрет. С собою забрать? Вряд ли даже до лестницы донесем. До него и дотронуться-то страшно, того и гляди, иль хребет пополам переломится, иль члены отвалятся… Как ни прискорбно, но надо идти дальше! Ринва в застенки недавно попала, и даже если ее уже пытали, то она всяко в лучшем состоянии…
– Согласен, – кивнул Зингер. – К тому ж девицы крепче… и боль меньше нас чувствуют, и больше мучений сдюжить могут.
В глубине души все же надеясь, что у его ног лежал не старик-аптекарь, а другой узник преклонных лет, Дарк развернулся и уже собирался направиться к выходу, как его внезапно остановили сильные пальцы Грабла, крепко вцепившиеся и больно сжавшие руку повыше локтя.
– Ты только глянь! – раздался за спиной Аламеза тихий вкрадчивый шепот, в котором чувствовались нотки трепетного страха.
Дарк рывком выдернул руку и резко развернулся, собираясь наградить не рассчитывавшего силы товарища звонкой затрещиной, однако уже занесенная для удара рука застыла в воздухе, а рот Аламеза сам собой открылся. Каким-то чудом медленно и, скорее всего, в муках умирающий пленник не только услышал их голоса, но и понял смысл разговора. Он смотрел на опоздавшую помощь слезящимися, полными сожаления и горечи глазами, а его потрескавшиеся от сухости, как будто покрытые коростой губы едва заметно и почти беззвучно зашевелились, изо всех сил стараясь выговорить всего два слова: «Послание… Кервиц».
– Ты Ланв, аптекарь Ланв?! – мгновенно позабыв о мести, Дарк снова склонился над умирающим и почти вплотную прильнул ухом к его пересохшим губам. – Что с тобой сделали? Кто тебя пытал? Я от фон Кервица, что ему передать?!
– Послание… камень… пустырь… третья башня от порта… сорок шагов, – из последних сил прошептал старик, а затем вдруг протяжно захрипел, набирая в грудь воздух, и на последнем выдохе почти выкрикнул: – Срочно доставить! Спасите Герк…!
Агент герканской разведки умер, испустил дух на руках Аламеза. В этот миг в сердцах обоих морронов появилась печаль, а на глаза навернулись слезы. Они видели много смертей как близких, так и совершенно незнакомых людей. И каждый раз, когда при них умирал настоящий солдат, не прекращавший борьбу до последнего вздоха, и с Граблом, и с Дарком творилось одно и то же: горечь в сердце, скупые слезы на глазах и неистребимое желание отомстить за смерть Человека с большой буквы.
* * *
Всему рано или поздно приходит конец; закончился и спуск на самое дно тюремного подземелья. По дороге морронам попалось еще несколько камер: одни были давненько заброшены, и в них не водилось даже подземных падальщиков – крыс; в других доживали последние минуты иль часы подвергшиеся пыткам мученики с точно такими же черными отметинами на коже. Женщин среди узников не было, так что легионеры в каменных мешках подолгу не задерживались. Вид чужих страданий – не самое лучшее зрелище, особенно если умирающий тебе вовсе не враг, а ты отчетливо осознаешь собственное бессилие хоть как-то помочь, хоть как-то облегчить муки медленно угасающей плоти.
Ступени оборвались внезапно, а все еще не закончившийся, ведущий куда-то вперед тоннель разительно отличался от всего, что морроны в ту ночь увидели в застенках верлежской стены. Пол, стены и потолок прохода казались не просто ровными, а идеально гладкими, вымощенными большими плитами, без заметных стыков. Стало гораздо светлее, хотя факелов впереди не было. Определенно, шеварийцам был известен какой-то более эффективный способ освещать, а заодно и согревать помещения, находящиеся глубоко под землей.
Дарк с Граблом на секунду застыли и, не сговариваясь, чертыхнулись, после чего обменялись многозначительными взглядами. У обоих возникло нехорошее предчувствие, но они подавили в себе ощущение близкой опасности, ведь выбора, собственно, не было, раз уж пришли, им следовало дойти до конца, пойти на неизвестной природы свет, не предвещавший ничего, кроме бед. Осторожно ступая по зеркальным плитам пола, легионеры пошли вперед, готовые дойти до цели и отразить атаку любого неизвестного противника, вздумавшего им помешать. Однако первая остановка произошла гораздо раньше, чем морроны предполагали, и виной тому, как ни странно, стали стены, на которых вдруг моментально проявились рисунки.
