Мокша нарочно обратился к вновь задумавшейся тягостной думой княгине Алене, чтобы она не отчаиваилась тем страшным, губительным для человека отчаянием, которое заставляет уходить его в себя, словно улитку в раковину.
— Да, Мокша, — тихо ответила она.
И они вновь замолчали. Пасмурный день клонился к вечеру, за окном летел и летел снег, и время от времени тяжелый вздох домового раздавался в тишине комнаты:
— О-хо-ха-аюшки!
Наконец, Мокша не выдержал и проговорил:
— Думаю, княгиня, сходить в город…
Домовой захлопнул рот, готовый уже было издать очередной горестный зевок, и уставился на лесовича:
— Куда это ты попрешься-то, зима на дворе, не дойдешь до моста-то, увязнешь в снегу?! Леший спит, а пехом дня три шагать! — проворчал он, сверля невозмутимое лицо воина.
— И, правда, Мокша, — поддержала домового княгиня неуверенно, — опасно это, и видя усмешку, мелькнувшую на лице Мокши, решила привести другой довод, — да и откуда ты взял, что Свей там объявится, у людей?
— Да не могу я ждать, сложа руки! — воскликнул тот в ответ и, наклонившись вперед, заговорщицки подмигнул, — ведь дело-то сделано, орки ушли, значит, или беда с ним, или возвращается… А если возвращается, то почему так долго? Ведь на драконе он… Значит, нет дракона… А тогда выходит он пехом идет… Ну, или может быть идет… — уклончиво закончил Мокша. — В общем, нет мне покоя, душа зовет…
— Помнится Агата ему перед уходом сказала, — проговорил Дундарий нехотя, — что де вернется он не скоро и совсем седой… Что хотела сказать, старая карга, сама-то поняла ли? В старости что ли вернется?!
Княгиня слушала, переводя взгляд с одного своего собеседника на другого, и покачивала в сомнении головой, и вдруг неожиданно хлопнула в ладоши, негромко пояснив опешившим Мокше и Дундарию:
— Сейчас все у Агаты и разузнаем, а то, что это мы, как слепые котята, тычемся… Только вы не мешайте разговору нашему, не любит наша Агата разноголосицы…
Агата не заставила себя долго ждать, дверь скрипнула и тихонько отворилась. Белый, накрахмаленный чепец показался первым, затем длинный нос гномицы, а затем и она сама вплыла почти беззвучно. Глазками-буравчиками она впилась недовольно в лицо княгини:
— Звали, княгиня? — голос у нее был звонкий, почти девченочий. — Или мне примстилось?
Княгиня улыбнулась. Агата ей всегда нравилась. Очень опрятная, заботливая, она обращалась с ее Завеей и строго, и жалостливо одновременно. А как же было не жалеть красавицу-девчонку, которую всю юность продержали взаперти? За это княгиня была благодарна гномице, которая и на похоронах несчастливой княжеской дочери не раз украдкой стряхивала слезу со своего длинного носа аккуратным белым платочком. И сейчас княгиня поманила Агату к себе, рукой указывая на кресло, стоявшее поближе к ней.
Гномица грозно зыркнув на домового, пройдя словно мимо пустого места возле Мокши, взобралась на высокое кресло и сложила маленькие ручки на коленях, приготовившись слушать.
— Что поделывала, Агатушка? — спросила княгиня Алена, с удовольствием разглядывая ее.
Гномица всегда ее удивляла своими чудесными кружевами. Вот и теперь княгиня заметила новый кружевной воротничок.
— Чинить белье, мадам… — строго ответила Агата.
— Ты всегда в работе, Агатушка, все что-то шьешь, вышиваешь… А я слепа стала, как крот… Да и не лежит душа что-то теперь моя к рукоделью, — грустно заметила она, — видно нерадостно ей…
Агата не сводила маленьких глаз с княгини и качала головой.
— Столько терять, не скоро себя находить… — проговорила она, как всегда не утруждая себя правильным выговором трудных росских слов, — но время лечить, мадам, время лечить…
Она понимала, что ее позвали не просто так, смущало ее и присутствие Дундария, к которому она относилась с недоверием, а Мокша вроде и был всем хорош, да только ей было наплевать на него. Уж, такая она была эта гномица Агата, всегда себе на уме, то ли оттого что много знала и видела всех насквозь, то ли повидав на своем веку всякой нечисти, старалась держаться и от людей подальше, уж больно часто они оказывались не тем, за кого выдавали себя.
— Да, Агатушка, может быть оно и так. Хотела я тебя порасспросить вот о чем, милая. Знаешь ведь, ждем не дождемся мы Свея, князя нашего, внука моего, вот и Мокша уж было совсем собрался в город, за мост идти, думает, может, повстречает его где… Да только, встретит ли? Знаю я, что ты мастерица-провидица большая… — княгиня внимательно посмотрела в непроницаемое лицо гномицы, гадая, не обиделась ли та, — не поможешь ли чем нам?
Агата уже с первых слов о Свее, поняла, чего от нее ждет княгиня, и теперь молчала. Она не заглядывала в судьбу парня с тех пор, как сделала ему то предсказание и забрала у него рукавицу. Боязно было, не хотелось навлекать на себя нечистого, а Махаона она считала нечистым. Она лишь звала молодого князя иногда.
— Нет, мадам, больше не видеть ничего… Я только звать его. — Ответила она уклончиво.
Княгиня с удивлением смотрела на Агату.
— Что значит зовешь?
— Я у него рукавицу забрать тихо-тихо, — сказала та в ответ, — а теперь — звать, и Лея звать, даже если он память терять, все равно его сюда тянуть…
Княгиня Алена молчала, она лишь удивленно покачивала головой и смотрела на маленькую сгорбленную гномицу, которая невозмутимо сидела в своем белом накрахмаленном чепце. "Как поглядишь, так недовольна всем подряд, а вот поди ж ты — Свея зовет… Но, что за Лея?"
— Спасибо тебе за доброту твою, Агата, что не забываешь моего внука, — тихо проговорила она вслух. — Может услышит он нас… Но, о какой такой Лее ты речь ведешь?
Агата пожала плечами.
— Она первая откликнуться на мой зов… Через недели две и приходить…
Мокша даже привстал от удивления:
— Лея?! Девчушка из Марвии?! Она здесь?!
Агата поморщилась:
— Что ты орать, лесович? Не знать, откуда она… Только я звать Свея, а приходить она, спрашивать, что с ним случилось…
— Где же она теперь? — не унимался Мокша.
Он почему-то очень обрадовался известию о том, что хоть кто-то откликнулся на зов гномицы, к рассказу которой он сначала отнесся очень скептически. Ведь если Лея смогла отозваться на эти необычные поиски, то есть совсем крохотная надежда, что и Свей услышит ее.
— Нет ее. Уходить сразу. Любить она его. — Недовольно буркнула Агата.
— Надо же… — тихо проговорила княгиня и улыбнулась, — любит… Так и сказала?
— Так и сказать… — покивала головой гномица.
Княгиня отвернулась вдруг к окну, словно залюбовалась игрой выглянувшего на миг из-за снеговых туч солнца в витражах, сама же украдкой смахнула слезу.
