«Да я же в мантии-невидимке!»
Уже не колеблясь, она подошла к зеркалу, прочла непонятную надпись на раме (она неприятно напомнила Эри речь директора на праздничном ужине первого сентября), и, наконец, взглянула на него.
(нецензурно) твою мать!
Поттер отскочила от зеркала, одновременно скидывая капюшон мантии – раз ее все равно видят – и выхватывая палочку. Как можно справиться с двумя взрослыми, она не думала. Главное, начать.
Сзади никого не было.
Эри посмотрела в зеркало, узнала этих людей, и у нее подогнулись ноги.
«Призраки?! Мои родители стали призраками Хогвартса? А почему я их не видела раньше?!»
Рыжеволосая женщина в зеркале отчаянно замотала головой. Она подняла руки, сделала округлый жест, и потянулась – со своей стороны – к раме зеркала.
– Это мир мертвых? Это зеркало показывает мир мертвых? – шепотом спросила Эри.
Черноволосый мужчина – ее папа! – покачал головой, грустно вздохнул. Обнял жену за плечи, посмотрел на Эри, положил руку на плечо ее отражения. Та Эри, Эри-из-зеркала, радостно улыбнулась родителям.
– Не хочу ее, – Эри-настоящая, сидя на полу, жалобно смотрела на всех троих. – Не надо! Так нечестно, что она… она….
Папа закатил глаза, развел руками. Мама приподняла бровь, сняла руку с плеча Эри-зазеркальной (такой же, как Эри-настоящая, только очки на ней были не отцовские, другие, и на лице – радость, а не растерянность).
Эри-зазеркальная исчезла. Родители сделали шаг вперед. Мама протянула свою тонкую, красивую руку и дотронулась до стекла. Девочка с другой стороны зеркала рванулась к ним и дотянулась до зеркала собственной ладонью.
Слезы, текущие по прекрасному лицу матери, искаженное лицо отца…
– Не надо п-плакать, – шепнула Эри. – А т-то я сама сейчас… когда вы ЕЕ обнимали, это б-больно, – она заморгала, глаза невыносимо жгло. – Можете потом, когда я уйду, с ней… а сейчас не надо, – проглотила сухой комок в горле, спросила хрипло: – А как вы… там?
Мама сердито мотнула головой, решительно вытерла ладонью лицо. Отец зажмурился, глубоко вздохнул – поднялась грудь под темным свитером. Эри не могла отвести от них глаз – сама она пыталась взять себя в руки точно также.
– Вам хорошо? – спросила она, когда лица родителей успокоились. – Я хочу сказать, ну, это не совсем смерть, да? Вы вместе?
Они кивнули одновременно. Мама смотрела на нее с нежной гордостью, отец вглядывался внимательно, потом вдруг рассмеялся, ткнул пальцем в свои очки, указал на дочь. Взъерошил волосы, снова кивнул на Эри.
– Да, я очень на тебя похожа, все говорят… ой, папа!
Джеймс Поттер выпятил грудь и постучал по ней кулаком, улыбаясь до ушей. Мать и дочь одновременно, совершенно одинаково, закатили глаза.
– До чего ты смешной, папа! – а Лили Поттер в это время дернула мужа за ухо. Потом они одновременно посмотрели на дочь – вопросительно и тревожно.
– У меня все хорошо, честное слово, – Эри не собиралась расстраивать родителей. Не стоит говорить им, что пережила у Дурслей. Они же не виноваты, что умерли.
Но это решение – взрослое, разумное, логичное – не получилось исполнить, потому что непослушный ее язык выпалил:
– Почему вы меня бросили?
Снова боль на их прекрасных лицах, снова закушенная губа Лили и свирепые жесты Джеймса…
– Проклятое зеркало, почему нельзя было микрофон присобачить?
Лили улыбнулась, Джеймс вытащил из заднего кармана джинсов палочку, сделал какое-то сложное движение, и перед ним материализовались Дурсли. Правда, они были слегка полупрозрачные и слабо трепыхались, как привидения, но почти как настоящие.
– Что ты собираешься делать? – с любопытством спросила Эри. Она посмотрела на мать – та подмигнула ей. Без всяких слов, только по выражению ее лица, девочка поняла, что мама имеет в виду: «Эти мужчины всегда остаются мальчишками!».
Эри фыркнула от смеха, зажала рот, глядя, как отец хватает дядю Вернона и завязывает его в сложный узел. Тот покраснел еще больше, когда его голова оказалась притиснута к лакированным ботинкам. Тетка Петунья пыталась убежать, но Джеймс небрежно цапнул ее за пояс («Ловец!») и продолжил свои эксперименты в области макраме. Мама, поглядев на это безобразие, покачала головой и развеяла обе иллюзии. Джеймс улыбнулся, глядя на дочь. Мужчина и женщина держались за руки и глядели, глядели на нее…
Это было и больно, и сладко одновременно. Когда руки ее родителей снова легли на стекло, когда девочка ощутила холодную гладкость под пальцами, а не их тепло… жжение в глазах прекратилось, и горло перестало сжиматься, пропустив, наконец, задушенный всхлип наружу.
Гарриет Поттер стояла, прижимаясь обеими ладонями к зеркалу, и беззвучно плакала, не осознавая этого.
***
Эри ушла от своего сокровища, когда откуда-то издалека послышались голоса, и она поняла – наступило время завтрака. Пропускать его нельзя, Рон забеспокоится… она бросила последний взгляд на родителей.
«Я вернусь, и ничто меня не остановит!»
– …Ты какая-то тихая сегодня, – Рон с аппетитом жевал тост. – Я понимаю, Хагрид вчера перепил. А Перси близнецы в сливочное пиво подлили Похмельного зелья – вот он и страдает. Но ты-то чего?
– Что за зелье? – спросила Эри равнодушно.
– Они делали Антипохмельное у Снейпа – такое пьют как раз утром после праздников. И им пришла в голову идея с Похмельным – ничего не пил, а все равно страдаешь.
– А-а. Я просто не выспалась. Рон, скажи, у тебя умирал кто-то близкий?
Уизли взглянул удивленно:
– Ну, у мамы было два брата, мои дяди, но они погибли давно, мне было меньше года. Я их не помню. А почему ты спросила?
– Да так…
«И нечего ему там делать. Никому не покажу!»
***
– Почему вы такие молодые? – спросила Эри с любопытством. Она уже поняла, что может прекрасно общаться с родителями, а не просто смотреть на них. Пусть они не могли ответить словами, но их жесты и поведение были прозрачны, как стекло. – Неужели ТАМ не стареют?
Взрослые недоуменно переглянулись, потом Джеймс Поттер дотронулся до своего лица – и оно изменилось. Эри вскочила, глядя на него с восхищением.
В тридцать один год ее отец был еще лучше, чем в двадцать. Он стал шире в плечах, лицо – более жесткое, ему очень шла легкая небритость. И очки стали другими – каплевидные, без оправы, они делали его лицо немного хищным.
– Какой ты красивый, папа! – Эри подпрыгнула на месте, как маленькая. Смутно удивилась в глубине души – что с ней, почему она так себя ведет? – а потом рефлексия отключилась, она не хотела больше думать – ни о чем, никогда. Только смотреть на них, только говорить с ними. – А ты, мам?
