Во дворе усадьбы Магарэта горели свечи и пахло благовониями — Ио расставляла на небольшом круглом столике тарелки и раскладывала приборы. Увидев Олина, она выронила вилки и бросилась к нему навстречу. Женщина крепко обняла сына, смахивая брызнувшие слезы радости и целуя его в замасленную взъерошенную шевелюру.
Помогавшая готовить праздничный ужин Юи Кираноф подхватила на руки малышей и направилась к ребятам:
— Кто это здесь такой красивый? — Ян поднял над головой крошку И. Малышка взвизгнула от восторга и залопотала:
— Пливет! У меня новый зубик! И есё мы сегодня иглали как будто в насей комнате больсие голы! И Сэн так лычал: «Л-л-л-л!!!»
— Правда? Может быть так: «Р-р-р-р-р!!!»
Ян застучал зубами и нахмурил брови, изображая страшного зверя. Девчушка и ее брат оглушительно завизжали и засмеялись. За ужином Ио не раз вздрагивала и качала головой, слушая рассказы Олина и Яна:
— А потом я умер. Ну-у как бы почти…
— Ты что такое говоришь, мальчик мой?! — Ио схватила сына за руку.
— Заклятие Присоединения, высшая магия. Ну, короче это из разряда… — Ян закатил глаза и покрутил в воздухе указательным пальцем.
— С тобой все порядке? Как ты себя чувствуешь? В обморок не падал?
— Нет мам, все нормально. Считается, что теперь я вообще не могу умереть. Так что не беспокойся.
— Бедный мой мальчик! Сколько всего на тебя свалилось!
— Знаешь мам, я не жалею. Пока ехали обратно, я думал обо всем этом. Такое ощущение, что я стал спокойней что-ли, мысли текут более слаженно, ушла какая-то тревожность или что-то в этом духе.
— Это называется стать мужчиной, дорогой! — улыбнулась Ио и поцеловала Олина в лоб.
Сонно моргая, Ян любовался Ио Магарэт. Усталые морщинки и круги под глазами слегка состарили ее лицо, некогда пленявшее взгляды парней благородством тонких черт и глубиной больших темных глаз. В свои 42 года Ио ухаживала за собой, будто девушка — замысловатая прическа из множества тонких кос, скромный, но очень умелый макияж и прямая спина говорили о том, что эту женщину не так то просто сломить:
«Уже почти середина ночи. Давайте, ребята, уберем со стола. Сэн, помоги, пожалуйста сестре слезть со стула»!
Ян с интересом ждал, что будет дальше. Ио и Олин потушили все свечи, постелили на стол новую белую скатерть, посадили малышей на колени и взялись за руки. Спустя несколько минут тишины (Сэн и И нетерпеливо ёрзали на месте) во дворе стало светлее — огромные цветы яры, возвышавшиеся между деревьями, испускали слабое белое сияние, становившееся все ярче. Внезапно Олин и Ио оживились: они заулыбались, глядя в пустоту перед собой, и принялись изъясняться на языке жестов.
«Сэн, помаши бабушке. И, сядь повыше, вот, на стол!».
Дети смущенно отворачивались к матери и брату, однако тут же, побежденные любопытством, принимались робко махать ручками невидимым Яну духам предков. Не желая мешать, Ян на цыпочках зашел в дом и отправился наверх, в свою комнату. Он шагал медленно, стараясь не смотреть перед собой — казалось, что еще чуть-чуть, и страшные гримасы прорвутся из ниоткуда в мирную полутьму комнаты. Он зажег свечу на столе и посмотрел в окно, чтобы отвлечься. Море белого сияния наполнило Малован — гигантские цветы освещали каждый двор. Улицы поселка притихли и опустели — только ветер крутил в пятнах желтого света от уличных масляных фонарей блестящие фантики конфет и сорванные с бечевок цветные ленты. Ян поморщился, внезапно вспомнив чувство, которого стыдился всю жизнь: всего на секунду он представил, как тянется к большому и сильному человеку, протягивающему руки ему на встречу. Ян никогда не видел своего отца даже на фотографии, поэтому образ был достаточно абстрактным. Нахмурившись и сглотнув подступивший к горлу ком, Ян отвернулся от окна и принялся было выкладывать из походного рюкзака грязную одежду, однако тут же оглянулся — во дворе послышалось тихое пение. Размеренная и простая мелодия преимущественно на низких нотах медленно лилась, как широкая и спокойная река. В соседней усадьбе подхватили повторяющийся мотив, затем пение послышалось в доме на противоположном конце улицы и независимо от них — далеко в центре поселка. Спустя минуту музыка наполнила весь Малован — люди пели примерно в одной тональности, в разнобой начиная музыкальную фразу заново. Прислушавшись, Ян разобрал слова на не вполне понятном старо-южном наречии:
Время точит глыбу каплей,
Время сушит древа корни.
Изменяет облик были,
Превращая все в легенду,
Миф, пылящийся во свитке
В назиданье, иль от скуки
Вспоминаемый порою.
Время красит белым цветом
То, что все считали черным
Превращает в черный пепел
Свежей жизни начинанья
И уносит без возврата
Все, к чему стремятся люди
Тратя годы на мечтанья.
Все могущество и слава,
И любовь, и процветанье
Красоты очарованье
Подчиняются мгновеньям,
Что считают всему меру,
Беспристрастно разрушая
То, что создано годами
Время прошлое скрывает
Под завесою забвенья,
Оставляя лишь загадки
Настоящим в наученье,
Не давая нам увидеть
То, как истинно все было
И где вымысел закрался.
Время сердце охлаждает,
Остужая вдохновенье.
Поставляет на престолы
И свергает неизбежно
Всех героев и злодеев,
Что сегодня или прежде
Прославляются у смертных.
Время обновляет землю,
Время лечит сердца раны,
Покоряет гордость смертных
Неизбежности смертельной.
время отсевает мудрость
Из песка людских суждений
Покрывая все собою.
Когда пение стихло в большинстве дворов, улицы снова ожили — со всех концов поселка люди целыми семьями шли на центральную площадь. Переодевшись, Ян и Олин отправились на «Говорильню», где их уже ждали сногсшибательно красивые Эои и Ааи. Пока Олин искал в толпе Оду, Ян уплетал огромный кусок пирога с рыбой и гадал, когда девушки успели завить волосы и накраситься. Не говоря уже про короткие легкие платья, которые ночной ветерок без зазрения совести то и дело пытался еще чуть-чуть приподнять вверх. Сопровождаемый всеобщими аплодисментами, старик Энор по-пингвиньи пробежал к вышке дозорного, быстро взобрался по лестнице и помахал рукой:
