— И сколько же тебе… осталось?
— Не бойся за меня, — странный звук, донёсшийся от окна, мог быть только смехом. Забавно, но Амарель не слышал ещё, чтобы Сверн смеялся. — Не бойся, — повторил он, — тебя переживу.
Амарель ощутил облегчение — он не хотел видеть смерть своего дракона.
— Тогда что с твоей шкурой? Она потемнела, и как будто скоро отслаиваться начнёт…
— Ещё нескоро, но да, начнёт, — ответил Сверн. — И она стала гораздо тоньше и мягче. Обычно мы, драконы, ждали, пока кожа спадёт сама. Но в этот раз я поступлю иначе.
— Что ты задумал? — Амарель опять насторожился.
— Узнаешь, — Сверн посмотрел куда-то вниз. — Твой повелитель вышел из дворца — на меня полюбоваться. Попрошу его кое о чём.
И он спустился вниз.
Благодаря ханским лекарям, среди которых был один дэйя, Амарель через месяц был здоров. Эрекей немедленно позвал своего приближённого колдуна к себе.
— Мой хан, — приветствовал Амарель, едва шагнув в ханскую спальню. Здесь, как обычно, горели масляные лампы, а Эрекей сидел среди своих подушек. Окно было занавешено тяжёлой парчовой тканью.
— Помнишь, я говорил про второй храм? — спросил Эрекей, едва Амарель сел на ковёр.
— Помню, мой хан, — кажется, это обращение нравилось ему сильнее всего.
— Я решил, — Эрекей сделал ударение на этом слове, — что пока второго храма… в Сархэйне не будет.
Амарель недоумевающе заморгал, а затем правая рука его непроизвольно сжалась в кулак. Хан опять в свои игры собрался играть, а между тем, он должен был помнить, какая сила имелась в распоряжении Амареля! Попробуй только обмануть — и весь дворец будет сожжён, а то и полгорода. В конце концов, Амарель терпел всё это лишь ради того, чтобы в честь Кальфандры возносились гимны, чтобы ей пели славу, чтобы…
— Афирилэнд, — сказал хан.
Амарель не сразу понял.
— Что?
— Афирилэнд, — веско повторил Эрекей. — Мой брат Теркай плохо справляется с желтоволосыми. Я пошлю тебя туда. Подавишь все бунты — вернёшься и построишь второй храм. А то и третий.
Амарель разжал кулак, облегчённо вздыхая, но всё ещё медлил с ответом. Турсей, безусловно, позаботится о прихожанах, и младшие ученики — тоже. Но…
— После моей победы над бунтовщиками, — вкрадчиво заговорил Амарель, — станет ясным, что Кальфандра и вправду благословила Бей-Ял… и твою власть, мой хан.
Эрекей ответил внезапной понимающей ухмылкой.
— Единая религия — это… как ты говорил, Амрел? Опора власти единого владыки.
Амарель наклонил голову.
— Верно, мой хан.
К тому времени, как Амарель мог отправиться в Афирилэнд, Сверн прилетел в новой шкуре — чешуйчатый, блестящий, тёмно-зелёный.
— А куда старую девал? — заинтересованно спросил Амарель.
— Отдал ханским слугам. И велел обработать её, — невозмутимо ответил Сверн. — Чтобы она сошла раньше и не стала ломкой, мне пришлось тереться о камни. Больно, но это стоило усилий.
— Зачем?
— А затем, — Сверн посмотрел ему в глаза, — что драконья кожа не промокает, не горит, защищает от холода, и пробить её стрелой или мечом труднее. А кому нужна защита? Не тому ли, кто вечно ищет неприятностей на свою голову?
Амарель неуклюже приобнял дракона за шею.
— То-то же, — заключил Сверн.
Глядя в окрасившееся алым закатное небо, Амарель подумал, что он-то как раз ищет иного — чтобы все склонились перед волей Несравненной. Кто же виноват, что на этом пути его ждало столько неприятностей… а вернее, испытаний?
Конец третьей части
Часть 4. Главы I - II
I
Ветер дохнул в лицо Эсфи, едва она спустилась с корабля в порту. Эсфи плотнее закуталась в накидку, споткнулась — и Мэриэн тут же поддержала её под локоть. Тарджинья шла следом за ними.
Отряд гафарсийцев и двое молчаливых слуг уже стояли на твёрдой холодной земле. Командующего отрядом звали Гиадо ди Гунья, он был высок, смугл и темноволос. На афирском языке ди Гунья почти не говорил, но на этот случай рядом всегда была Тарджинья.
— Теперь постоялый двор найдём, — Эсфи и говорить было нелегко — так она устала. Казалось, что всё, на что она способна — это дойти до кровати и рухнуть лицом в подушку, но кровать ещё надо было найти. Без приключений.
— Я пойду впереди с Гиадо, — вызвалась Тарджинья, — буду… «переводить»!
Тарджинье холод был не так страшен — ведь её народ жил в горах. Но чувствовалось, что и она очень устала.
— Эй!
Рука Мэриэн, гревшая Эсфи, немедленно напряглась. Враждебный голос со странным акцентом мог принадлежать только бей-ялинцу.
— Нам… нам же не придётся сражаться? — Эсфи привалилась к плечу Мэриэн.
— Думаю, что нет, — Мэриэн, как обычно, постаралась её успокоить.
Бей-ялинцы, конечно, не упустили из виду целый корабль, и объясняться с ними пришлось Гиадо — и Тарджинье, поскольку бей-ялинского Гиадо вообще не знал. Эсфи, Мэриэн и Тарджинья были представлены как благородные дамы из рода Кордеваль, сёстры. Конечно, Тарджинья позаботилась о том, чтобы назвать реально существующий род. Зачем путешествуют? Захотелось повидать другие страны, да рассказать в Гафарса, что нынче творится в афирской земле…
— А и расскажете, — судя по голосам, бей-ялинцев было несколько. Эсфи представляла их себе, как в книге: халаты, сабли, опасно прищуренные чёрные глаза, но сейчас в голосах звучала насмешка.
— Землёй этой правит могучий хан Теркай! Всё по его слову делается. И просто так по землям Теркая никто не ходит!
Отделаться от бей-ялинцев можно было двумя способами, уныло подумала Эсфи. Либо денег дать, либо оружием помахать. Судя по звону монет впереди, Тарджинья и Гиадо выбрали первое.
— А почём вы знаете, что это люди Теркая, а не сброд, готовый стрясти деньги с наивных путешественников? — раздался негромкий голос Мэриэн, когда бей-ялинцы отошли.
Эсфи не видела выражения лица Гиадо, зато Тарджинья откликнулась беспечно:
— Сброд, не сброд… незачем шуметь. Мы с Эсфи и так утомились. Если будем со всеми драться, так и не доберёмся, куда надо, правильно?
— Давайте пойдём поскорее! — Эсфи потопталась на месте и нетерпеливо потянула Мэриэн за руку. Та вздохнула:
— Согласна, но я бы охотно тому самодовольному оттяпала что-нибудь. «Могучий хан Теркай»!
— Какая ты кровожадная, — похоже, это лишь развеселило Тарджинью, поскольку Эсфи услышала её хихиканье.
Портовый городок носил название Арлен, а постоялый двор находился неподалёку от трактира, откуда доносилось пьяное нестройное пение. Хозяин постоялого двора был одет в тёмное и говорил, словно каркал — это всё, что могла заметить Эсфи, а уж потом, в комнате, Мэриэн сказала ей, что у него был внушительный горб.
— Ты думаешь, хозяин может оказаться дэйя? — Эсфи это совсем не понравилось. Мало ли какой у него дар, вдруг он чует таких же дэйя и побежит ночью доносить!
— Вполне вероятно. Но мы хоть знаем, что он может оказаться дэйя… а не гадаем, как с Миэрко!
Заскрипела дверь — это вошла Тарджинья.
— Вас из коридора слышно. Что до Миэрко, не знаю, какая у него была болезнь, но зелья он пил каждый день. Говорил — иначе ему станет худо, и он, того гляди, помрёт, — Тарджинья поставила что-то тяжёлое на пол и перевела дух.
— Таз с водой? А слуги тебе на что? — спросила Мэриэн недовольно. — Благородная леди Кордеваль таскает сама себе тазы с водой. И полотенца — на плечах. Замечательно.
— Да ну их, слуг! Они в соседней комнате и шепчутся между собой. И кстати говоря, старшая леди Кордеваль в мужской одежде и с мечом — это тоже подозрительно…
Эсфи забралась в кровать, слыша, что Мэриэн и Тарджинья ещё о чём-то спорят, но речи их проплывали мимо ушей, как кораблики по тихой воде. Голоса отдалялись, превращаясь в еле слышное бормотанье… Уже засыпая, Эсфи вспомнила одну важную вещь и встрепенулась:
— Мэриэн! Тарджинья!
Обе замолчали и повернулись к ней.
