Когда во входную дверь робко постучались, Лиля сразу поняла, кто стоит в коридоре. Она только что вышла из ванной, где с удовольствием отмокала почти час, и теперь, раскинувшись морской звездой, насколько позволяла кровать, блаженно таращилась в потолок. Девушка специально не стала одеваться, ограничившись влажным полотенцем, обмотанным вокруг тела. Смущение, которое испытывал Герка, залипая взглядом на ее фигуре, не только забавляло Лилю, но и по-настоящему нравилось ей. В глазах Воронцова она никогда не видела ни капли похоти. Его внимание было приятным, трогательным и ненавязчивым. Непривычным. Впрочем, в этот раз Герка почему-то проигнорировал уловки девушки, чем немало ее огорчил. Едва открылась входная дверь, как он тут же протиснулся в комнату. Не найдя пульт, включил телевизор вручную. А когда на темном экране наконец-то проявилось лицо ведущего местных новостей, юноша ткнул в него пальцем и спросил:
— Что это?
— Зависит от того, на что ты указываешь, — оскорбленная таким явным невниманием, Лиля мельком глянула на экран. — Если локально, то это — дикторский нос. Не самый удачный экземпляр, надо сказать. А если глобально, то это местные новости… тоже не шедевр.
— Я вижу, что новости! Почему он в начале сказал, что сегодня двадцать шестое августа?!
Взволнованный Воронцов требовательно глядел на Лилю, ожидая внятного ответа.
— Ого, уже двадцать шестое?! — Оттопырив губу, Лиля подергала себя за колечко. — Действительно, долговато мы у Некрополита пробыли… Я-то думала двадцать второе, ну край — двадцать третье.
— Какое, на хрен, двадцать третье?! — всплеснул руками Герка. — Восемнадцатое сегодня, разве нет?!
— Нет, конечно, — со спокойной улыбкой ответила Лиля. — Понимаешь, Гера, в Горелом Цехе… мертвые могут жить только вне времени. Потому-то Некрополит из Цеха ни ногой — там время немного того… психованное. Скачет вперед-назад, как блоха по яйцам. Бывает, выходишь оттуда, а попадаешь во вчерашний день. Правда, такие финты оно редко выкидывало, все чаще вперед убегало. Обычно на пару дней, не больше, но чтобы настолько — со мной такого ни разу не было. Отец однажды там четыре дня плутал… но неделю?
Внезапно для себя Воронцов отметил, что его удивляет наличие у Лили отца. Временами ему казалось, что панкушка, должно быть, появилась на свет без участия родителей, настолько она была самостоятельной. В другое время Герка бы непременно расспросил ее об этом поподробнее, но сейчас лишь недовольно осведомился:
— И когда ты собиралась мне об этом сообщить?
В ответ Лиля только пожала плечами, дескать, ну что я могу сказать? Устало вздохнув, Герка опустился на край кровати.
— Лиль… мне домой надо, — он с надеждой заглянул в зеленые глаза. — У сестренки день рождения завтра.
— Да как ты не понимаешь, нельзя тебе домой! — Непроходимая тупость Герки заставила девушку страдальчески воздеть руки в потолок, отчего полотенце едва не соскользнуло с груди. — Тебя там как раз и караулят! А и приди ты домой, что толку-то? Тебя никто там не помнит и не ждет! Увидят тебя в квартире и тут же в полицию сдадут! Сами родители и сдадут, понимаешь!?
— А как же…
Не закончив, Герка сложил ладони лодочкой и прижал их к губам, словно в молитве. Так и сидел, потухшим взглядом вперившись в мелькающие на экране кадры новостного сюжета. Казалось, он только сейчас осознал, что означали вскользь брошенные панкушкой слова о том, что сборщики уже «позаботились» о его семье. Даже стоя, Лиля была выше сидящего Герки всего сантиметров на десять. Но сейчас, глядя на убитого горем парня сверху вниз, она ощущала себя большой, взрослой женщиной, всезнающей и мудрой. Откуда-то выплыло словосочетание «материнский инстинкт», незнакомое, саднящее сердце чувство. Шмыгнув носом, девушка опустилась перед Герой на корточки, крепко сжав его колени ладонями.
— Эй, ну ты чего раскис? Еще зареви давай!
Лиля попыталась его поддеть, хоть как-то взбодрить, но при этом едва не разревелась сама. Неподвижно сидящий Воронцов отнял руки от лица и пристально посмотрел на девушку.
— Что ж это за счастье такое — без семьи, без родных? Что это за удача, когда ею даже поделиться не с кем, а? И на хрена она такая нужна, Лиля?
Ответа не было. Вернее, он был, но Лиля не видела, как можно донести его до человека с иными, диаметрально противоположными ценностями, при этом не исказив сути. Оставалось только смотреть в измученные, повзрослевшие глаза Герки и ощущать себя последней сволочью. Еще одно непривычное и не шибко приятное чувство.
— Так, а ну хорош тут уныние разводить! Все проблемы решаемы, и твоя в том числе. Думала завтра со Швецом на эту тему поговорить, но ты ж до завтра от горя помрешь. Сейчас пойдем — он мужик с опытом, обязательно что-нибудь присоветует. А теперь давай выметайся отсюда, мне одеться нужно!
Вытолкав немного повеселевшего Герку в коридор, Лиля скинула полотенце. Но вместо того чтобы начать одеваться, упала на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно заплакала.
* * *
— Избавиться? — Сросшиеся брови Швеца заползли на лоб, да там и застыли. — Помилуйте, Герман Владимирович, да кто же в здравом уме от такого счастья отказывается?
— Швец, он не за диагнозом пришел, а за помощью. Если есть чего по делу, выкладывай, а попросту языком молоть — это нам без надобности.
Обновленная Лиля в ярко-красных клетчатых бриджах и белой футболке по-барски развалилась в кресле. Вместе с чистой одеждой к ней вернулись ее хамские манеры. Даже начищенный пирсинг блестел не столько радостно, сколько нагло-вызывающе.
— Раз добром не осилить, надо хитростью пробовать. Уж кому, как не вам, знать, милая Лилия.
Швец пожевал губами, с интересом разглядывая девушку. Та невозмутимо покачивала ногой, переброшенной через подлокотник, и делала вид, что намеков не слышит. В этом разговоре Герка чувствовал себя третьим лишним, ничего не понимающим, ни на что не влияющим. Осознание того, что его судьба решается без его участия, страшно раздражало.
— Непросто это, такой дар принимать, если хозяин в душе против. Не спорьте, Герман Владимирович, — Швец предостерегающе поднял руку, останавливая юношу. — Что бы вы себе ни напридумывали, в душе, я знаю это точно, вы против того, чтобы отдавать незаслуженную удачу убийцам. Вы вовсе не желаете расставаться с артефактом, поверьте, я вижу. Располагай вы временем и безопасностью, готов спорить, вы бы сейчас с превеликим удовольствием учились пользоваться удачей. Только травля, которую устроили сборщики, вынуждает вас отказываться от счастья. Ну и еще непонимание элементарных принципов его работы. А для Случая это, извините, не аргумент. Монета ваша, покуда вы не откажетесь от нее добровольно. Ну или пока преследователи, пожертвовав кем-то из сборщиков, не вырвут ее из ваших окоченевших рук. Так что, даже обронив монету в море, именно вы будете ее хозяином… покуда живы. И именно за вами придут сборщики. Честно говоря, я не вижу, как можно решить ваш вопрос…
