Внизу слегка стукнуло — мы приземлились.
— Манул, — произнёс Северин в коммуникатор, — проверь как там наш гость.
Я отстегнул ремни. Камеры, установленные на носу корабля, переносили изображение на экран, поэтому пейзаж бы виден, как из окна: густая растительность в виде «папоротников», высокие ветвистые деревья и поле гигантских цветов ярко-жёлтого цвета. Я подошёл к Мирославу, чтобы лучше разглядеть новый окружающий нас мир. Если лес не казался столь необычным, то цветы выглядели весьма странно, но не из-за их размеров. Приглядываясь к стеблям, я заметил весьма странную структуру, напоминающую сетку, словно кто-то обвил их крест-накрест.
— Похоже на Землю, да? — спросил Мирослав.
Трудно было не согласиться, и я попытался понять, почему же здешняя природа так напоминает нашу родную. Насколько я знаю, даже при всей схожести людей и каргонцев, наша флора различалась существенно. Чего только стоят их кламариумы и карзоки с их бегающими шипами…
— Воздух пригоден для дыхания, — сообщил Ястреб. — 77 процентов азота, 22 процент кислорода. Уровень радиации в норме. Свет звезды соответствует солнечному, ультрафиолет и инфракрасные лучи в допустимом диапазоне.
— Идеально, — подвёл итог Северин. Меня почему-то это не удивило.
— Значит, мы можем выйти?
— Я бы не советовал, — ответил капитан. — Возможны опасные вирусы, микроорганизмы.
— Это уж вряд ли. Если Молния привела нас в этот мир и не предупреждает, то логично предположить, что никакой опасности нашему здоровью нет, — высказался Белоусов. — И не можем же мы здесь постоянно сидеть.
— Не можем, зондов у нас нет, — отозвался Северин. — Мы знаем вектор движения Молнии. Ястреб, выведи схему движения…
Над приборной панелью развернулась голограмма, отображающая рельеф местности, над которым висела красная линия. Линия обрывалась на расстоянии 5 километров у гряды холмов, преходящих в горы.
— Ястреб, можешь проанализировать, куда делать Молния? — спросил Алексей Васильевич. — Она залетела в пещеру?
— Причины неизвестны, но перед исчезновением, она висела три секунды, — голограмма пришла в движение и отобразила сказанное искином. — До гор она не долетела.
— Хм… Но всё-таки можно сделать вывод, что она достигла своей цели, — сказал Белоусов.
— Весьма вероятно, — кивнул Северин. — Пока подождём.
— Мы всё равно выйдем рано или поздно, — не согласился Белоусов. И я был с ним солидарен. — Давайте хотя бы осмотримся!
Северин постучал пальцами по приборной панели, обдумывая все аргументы, и сказал:
— Хорошо. Наденем воздушные маски.
— Если здесь есть что-либо опасное, они не помогут, — сказал Белоусов.
— Всё равно, это мера предосторожности. Мирослав, ты здесь за главного. Степанов остаётся. Идём мы с Александром Николаевичем.
Естественно такое заявление вызвало во мне бурю негодования, хотя я понимал, что с его точки зрения такой шаг вполне оправдан, но как я не упрашивал капитана, он не отступил. Но мне так хотелось вступить на эту планету первым! Что это такое? Я был первым уже не раз за последний месяц, и вот меня отодвигают в сторону. Я видел, как Белоусов усмехнулся, посмотрев на меня. Не стоит иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, о чём он подумал: торжество так и светилось в его глазах. Что ж, на этот раз его билет оказался выигрышным и с этим ничего не поделаешь: мне отводилась роль наблюдателя, и я сел рядом с Мирославом.
Вскоре перед носом корабля показались Северин и Белоусов. Они помахали нам руками. В этот момент в кабину вошёл Манулов.
— Первопроходцы, — пояснил Мирослав. Руслан по обыкновению мрачно кивнул.
Капитан направился в сторону цветов, археолог следовал за ним, приглядываясь к растениям и теребя листья. Один даже надорвал и посмотрел на свет. Он с озадаченным видом крутил его достаточно долго, чтобы Северин окликнул его. От меня не укрылось вороватое движение руки, положившей несчастный листок в карман.
«Надо будет напомнить о нём…»
Последующие десять минут я еле вытерпел, ожидая возвращения первопроходцев. Видеосвязи у нас не было, только наручные коммуникаторы. Судя по разговорам, происходило нечто странное: Белоусов постоянно норовил упасть, обо что-нибудь запнуться. С каждым разом обстановка накалялась, и после пяти таких случаев, Северин потерял терпение. Он приказал возвращаться, но тут случилось ещё одно такое происшествие: археолог шлёпнулся на землю, чуть не сорвав маску, и закричал: «Ай, нога, нога!»
— Да что же это такое! — не выдержал Северин.
— Я ногу сломал! — прокричал в ответ Белоусов.
— Ну и дела… — произнёс Мирослав. — Что за бестолочь…
Когда мы их увидели, Белоусов прыгал на одной ноге. Я и Манулов побежали встречать горе-первопроходца. На археолога было больно смотреть: каким-то чудом он умудрился подвернуть лодыжку, а одежда в двух местах оказалась порвана, хотя по объяснению Северина я понял, что ни одно растение не имело колючек или шипов. Учёному колоссально не везло!
— Проклятая планета! — в неистовстве кричал Александр Николаевич и постоянно добавлял какое-нибудь ругательство. Мне хотелось закрыть уши, хотя я понимал, что рычал не от боли, а от обиды.
Пока Манулов прикладывал лёд и делал тугую повязку, я подумал, что в том, что я остался, есть доля провидения. Если бы я пошёл вместе с ними, не факт, что добрался до корабля целым и невредимым. И всё-таки, почему же Белоусов чуть не сломал ногу на ровном месте, а с Севериным ничего такого не происходило? Неужели, действительно всё дело в неуклюжести учёного, но я раньше за ним ничего подобного не замечал. И тут я вспомнил о листике, сорванный археологом.
— Александр Николаевич, а что вы сорвали? Покажите? — напомнил я. Археолог недовольно скривился, но всё-таки достал его из кармана. То, что мы все увидели, немало нас удивило: лист, который недавно цвел яркими красками, покрылся морщинами и скукожился. Новое происшествие заставило замолчать ворчащего археолога.
— Как так… — выразил он всеобще удивление.
Неожиданная догадка посетила меня.
— Кажется, я понимаю, почему так случилось, — сказал я. Все, наконец, оторвались от поблёкшего листочка. — Александр Николаевич сорвал его, и планета ответила.
— Да брось нести чушь, — фыркнул Белоусов и передразнил. — «Наказала»… Что я, ребёнок маленький?
Я лишь пожал плечами, не в силах найти аргументы, но неожиданно меня поддержал Северин.
— А в этом есть свой резон, хотя и звучит неправдоподобно, — задумчиво сказал он. — Растения, как и всё живое, чувствует. Их биополе столь же сильно, как и любого животного. Может, этим они выразили своё возмущение?.. Ястреб, что скажешь, возможно такое?
