В кладовой что‑то гремело, падало, потом появилась служанка, в каждой руке которой были пыльные кастрюли. Она глупо улыбалась, но работала быстро, уверенно, Илар удовлетворенно отметил про себя, что хотя бы эти деньги он потратил не зря. Понаблюдав за тем, как растапливают очаг, Илар решил проведать больную, посмотреть — жива ли она.
Прошел по коридору, увернувшись от возбужденного Дарана, проносившегося в неизвестном направлении с фонарем в руках, толкнул скрипучую дверь (подумалось, что надо бы ее смазать — уж очень противно скрипит), и вот — кровать, на которой лежит больная. До этого момента не было времени разглядеть женщину как следует — беготня, суета, оформление сделки — некогда было. Теперь можно поглядеть — на кого же потратил свои драгоценные золотые, заработанные тяжким трудом музыканта — колдуна?
Поморщился — в комнате плохо пахло, потом, кровью, болезнью. Чуть не шагнул назад — что не говори, а находиться рядом с умирающей не очень‑то приятно. Вдруг подумалось — что там Легана говорила о могуществе черных колдунов, умеющих поднимать мертвых? Ну вот, к примеру, поднимет он эту женщину — и что? В чем могущество? И тут же ответил сам себе — если послать эту женщину на рынок, дать ей нож и приказать убить работорговца, который довел ее до такого состояния — ведь убьет! Как убьет любого другого, на кого он, Илар покажет! И убить ее невозможно — она и так уже мертва! Ну да — можно отрубить ей руки — ноги, чтобы она не могла идти и убивать, но ведь это еще нужно догадаться так сделать! Подходит к жертве, и… ррраз! Покойник!
Илар помотал головой, отгоняя дурные мысли, сел рядом с больной, побольше открутил фитиль у фонаря, неверным огоньком освещающего столик, на котором стояли снадобья, и постель, на которой лежала накрытая периной женщина.
Белые волосы, как у старушки. Лицо в поту, полные губы, которые выглядели странно на изможденном, сухом лице, растрескались от жара, сжигавшего больную изнутри. Впрочем, заметил — не так все и плохо. Раньше она была бледной, как простыня, иссиня бледной, теперь слегка порозовела, дышала — пусть и с присвистом, но гораздо ровнее, глубже.
Илар подивился — вот что могут сделать травники, и ведь без всякой магии! Немного позавидовал и задумался — да, пусть Даран учится у шаманки. Получит знания, которые всегда пригодятся в жизни.
Протянул руку, приложил ладонь ко лбу женщины — горячая, но не огненная, как была раньше. Когда больную тащили в дом, жар ее тела обжигал даже сквозь одежду.
Женщина дернулась, открыла глаза — синие, как небо. Илар удивился чистоте глаз, если что‑то осталось здоровое в теле несчастной, та это глаза. Приблизил фонарь к лицу больной и брови взлетели вверх — почему‑то он считал, что эта женщина если не старуха, то никак не младше матери. Ей же было не более двадцати лет, а может и того меньше!
— Молодая — тихо шепнули сзади, Илар резко обернулся и едва не выругался — Легана подкралась так тихо, так незаметно, что мышь не пробежит тише, чем эта шаманка.
— Напугала! — нахмурился Илар — нельзя же так красться! Почему‑то я думал, что она гораздо старше, а оказалось — совсем девчонка…
— А кого болезнь красит? — усмехнулась шаманка — все будет в порядке, я знаю. Она пошла на выздоровление. Прости, что я тебя напугала — привычка ходить бесшумно уже в крови. В джунглях — те, кто ходит громко, долго не живут.
— Ты ее знала? — Илар продолжал рассматривать девушку, бессмысленно смотрящую в потолок — а чего она не говорит? Глаза‑то открыты.
— Снадобье не дает ей очнуться — усмехнулась шаманка — она вроде бодрствует, но вроде и спит. Ей не надо сейчас просыпаться — попозже я волью ей мясной отвар с мясной кашицей, надо силы поддержать. Что касается — знаю я ее, или не знаю — не знаю. Слышала, что ее держат где‑то рядом, работорговец ругался, что она как‑то зацепила легочную заразу и теперь ее жизнь не стоит и медяка.
— А два золотых все‑таки содрал! — усмехнулся Илар.
— Это же торгаш, что ты от него ждешь? Раздачи денег бедным? Свободу всем его рабам? Отвратительно. У короко нет рабов. Это присуще только белой расе — владеть другими людьми.
— А откуда она? Я не видел еще людей с такой белой кожей и белыми волосами.
— Чего гадать? Вот выздоровеет, и сама нам расскажет. Пойдем‑ка, ужинать пора. Мы там собрали кое‑что, поедим, да спать. Сегодня был тяжелый день. Но счастливый! — лицо шаманки озарилось улыбкой, Илар не выдержал и тоже улыбнулся в ответ. Что бы ни было в его жизни дальше, но пока что все шло совсем неплохо.
* * *
В последний раз звякнула струна, далир затих, вибрируя под руками Илара, а полный краснолицый мужчина, сидевший перед музыкантом довольно кивнул:
— Недурно, совсем недурно. Ну что же, давай обсудим условия. Что ты хочешь получать за свою игру?
— Как обычно — вечернюю плату, плюс то, что накидают мне гости. Каждый час перерыв на отдых, бесплатно еда и питье — кроме вина. Кстати — вина я не пью.
— Да? Молодец! — снова кивнул трактирщик — вино — это главная болезнь музыкантов. Вроде и музыкант хороший, люди его любят, а как впадет в запой — все, толку от него никакого. Сколько у меня этих музыкантов перебывало — уму непостижимо. В общем, так: три серебряника за вечер — кстати, это много, для того, кто только начинает! Другие и серебряника не имеют! То, что накидают — все твое. Еда, питье — кроме вина.
— Для меня и моего помощника — поправился Илар.
— Для тебя и твоего помощника — кивнул мужчина — выходной один в неделю — предупреждай заранее, когда соберешься отдыхать. Ну и … все, вроде бы. Только работа и деньги, больше ничего. Да, вот что — с моими музыкантами сам улаживай. Не люблю я этих скандалов.
— Нет — ну интересное дело — а если они меня прибьют? — заволновался Илар — что тогда, лучше будет?
— Не прибьют — пожал плечами трактирщик — но скандалить могут. Побить слегка могут. Извини, ты взрослый парень — должен сам справляться со своими проблемами. Я тебе предоставляю работу, на хороших условиях, что я еще должен сделать? На руках тебя носить? В общем так — если согласен, сегодня приходишь работать к девятнадцатому колоколу. Уходишь — после первого колокола. Дольше чем до первого колокола в столице шуметь запрещено — указ императора. Теперь прощай — или до вечера.
Трактирщик тяжело встал, его толстые щеки заколыхались под своей тяжестью. Илар тоже вскочил, уже на ходу упаковал далир и выскочил в зал.
В большом трактирном зале было пока что пусто. В углу сидели двое мужчин, по виду напоминающих купцов, они живо обсуждали какие‑то свои торговые дела и до Илара доносились фразы, что‑то вроде: «… последний караван! А я ему и говорю — не тот товар, не тот!».
