— С кем?…
— А какая разница? Мало, что ли, у нас соседей? С Дзимберией, например, — чего они от нас отделились, сепаратисты поганые? Или с Вапорарией — какого кира они наш портал захапали, отродья гремлинские? Или с этим… как его… Каханбеком — они к нам исторически тяготеют, все знают. Или Ривению можно разгромить — а то у них уже лет сто войн не было, совсем зажирели там, лежебоки храковы. Нашла бы, в общем, кому нос разбить.
Дарен еще довольно долго рассуждала на тему геополитики, но в конце концов начала зевать. Принцесса хлопнула в ладоши, гася магический светильник, повернулась на бок и закрыла глаза.
А вот Ньенна никак не могла устроиться. Она ерзала, ворочалась, болезненно охала. Дарен какое-то время терпела, но наконец не выдержала.
— Какого кира ты там ворочаешься?! — воскликнула она. — Спи!
— Мне ужасно неудобно… — жалобно пролепетала Ньенна. — Перина как будто камнями набита…
Дарен резко хлопнула в ладоши, зажигая магический светильник, вскочила с кровати и подбежала к дивану. Нетерпеливым взмахом согнав Ньенну, Дарен потыкала перину — все в порядке, мягчайшая, набита лебяжьим пухом. Сердито ворча, Дарен перетряхнула матрасы и вытащила из-под самого низа… горошину.
Совсем крошечную.
— Это и есть твои камни? — показала горошину Дарен.
— Но я же принцесса все-таки… — сжалась в комочек Ньенна.
— М-да. В одиночку ты не выживешь.
Ньенна что-то виновато пискнула. Дарен посмотрела на ее живот и спросила:
— Кстати, зачем у тебя драгоценный камень в пупке? Это в Шевларии такая мода?
— Да… — робко ответила Ньенна. — Это же красиво…
— Ого, да тут не меньше десяти карат… — наклонилась Дарен, — Рубин?
— Гранат.
— Тоже, что ли, попробовать?… Как думаешь, где тут можно поблизости разжиться драгоценными камнями?
— В сокровищнице лорда Бельзедора… наверное…
Бельзедор открыл глаза. До рассвета было еще далеко, однако его кто-то будил. Кто-то тряс его за руку и свистяще приговаривал:
— Властелин!.. Властелин!.. Проснитесь, Властелин!..
— Дедушка Мерзопак? — наконец узнал голос Бельзедор, — Вам что-то нужно?
— Я пришел пригласить вас на ночную прогулку, Властелин!
Теперь Бельзедор окончательно проснулся. Рядом с кроватью действительно стоял лорд Мерзопак — в потертых штанах, босой, на голове повязана косынка. В руках он держал белую жестяную банку с каким-то порошком.
— Ночную прогулку? — переспросил Бельзедор. — Куда?
— Делать пакости конечно же!
— Кому?
— Да всем! Всем кого встретим! Пойдемте, Властелин!
— Но почему ночью? — приподнял бровь Бельзедор, — Я спать хочу, мне завтра на работу.
— А когда же еще?! — поразился Мерзопак, — Когда же еще, Властелин?! Ночь — самое лучшее время для пакостей, подлостей и мерзостей! Разве не вы меня этому учили?!
— Я этого не помню.
— Вот я и помогу вам вспомнить. Пойдемте, пойдемте.
Бельзедор задумался. На самом деле он не так уж и хотел спать. Сон для него никогда не был жизненной необходимостью — Бельзедор спал ровно столько, сколько было свободного времени. Если надо было, он мог бодрствовать многие дни подряд, не чувствуя никакой усталости.
— Хорошо, дайте мне минуту, я оденусь, — поднялся на ноги Бельзедор.
Он начал облачаться в черные доспехи. Мерзопак склонил голову набок и недоуменно спросил:
— Что вы делаете, Властелин? Зачем вам эти громыхающие железки?
— О, простите… — спохватился Бельзедор. — Кажется, я успел к ним привыкнуть.
— Да и вообще, не стоит тратить время на одевание. Более чем достаточно нижнего белья и маски. Так гораздо забавнее.
— Маски? Но у меня нет никакой…
Мерзопак с готовностью протянул Бельзедору черную маску. При ближайшем рассмотрении та оказалась мужскими трусами с прорезанными дырками для глаз.
Бельзедор несколько секунд колебался. Ему не очень хотелось надевать это себе на голову. Но дедушка Мерзопак нетерпеливо приплясывал и с такой надеждой глядел на Бельзедора, что у того не хватило духу отказаться.
— У меня дурацкий вид, — заметил Бельзедор, посмотрев на свое отражение в зеркале.
— А он сейчас именно таким и должен быть, Властелин! — обрадованно потер ладони Мерзопак. — Чтобы мудрым стать, безумцем надо прикинуться! Теперь мы… ой. Фу. Властелин, кажется, я наступил на что-то мокрое. У вас тут что-то на коврике… это похоже на кошачью мочу.
— Вы уверены, дедушка?
— Не сомневайтесь в моих способностях, Властелин. Я, конечно, не так хорошо разбираюсь в телесных выделениях, как лорд Фекалий, но в такой малости вряд ли ошибусь.
— Ты спишь? — потыкал лежащего в изголовье кота Бельзедор.
— Уже нет, — недовольно ответил Леонард. — Зачем ты меня потревожил?
— А зачем ты нассал на ковре?
— Я слишком красив для этого мира. А этот мир слишком отвратителен для меня. Так я выражаю свое к нему презрение.
— Но почему именно на моем ковре?
— Не мешай мне спать, — отвернулся Леонард.
Ночная Цитадель Зла выглядит совсем не так, как дневная. Днем повсюду суетятся прихвостни — натирают до блеска пол, устанавливают и чинят ловушки, развешивают по углам паутину, меняют факелы и подливают масло в лампады. Ночью же царит могильная тишина, лишь изредка прерываемая гулкими шагами часовых — они обходят цитадель дозором.
Теперь к их мерной поступи добавился еще и мелкий топоток величайшего в мире пакостника.
Дедушка Мерзопак всегда ненавидел дискриминацию. Он с равным удовольствием пакостил как чужим, так и своим — лишь бы было весело. Он поливал чем-то вонючим дверные коврики и мазал клеем дверные ручки — особо стойким магическим клеем, остающимся липким даже через много часов. Он прибивал к полу обувь и подкладывал под сиденья магические бомбочки. Он натирал бумагу для письма воском и подсыпал в воду слабительное. При этом он мерзостно хихикал, до смерти радуясь своему остроумию.
— Главное, не дайте нас запалить, Властелин, — учил 7 Властелин
Мерзопак, связывая веревкой ручки двух дверей напротив, — Если узнают, что это мы, будет неинтересно.
— Почему? — не понял Бельзедор.
— Почему…
Мерзопак закончил последний узел, постучал в обе двери одновременно и бросился наутек — следом кинулся и Бельзедор. За обеими дверями послышался шум, они обе начали открываться… но обе открывались внутрь. Один дернул сильнее, другой еще сильнее — битых две минуты продолжалось это перетягивание каната, пока люди в комнатах наконец не догадались. Послышалась брань и приглушенные проклятия.
