Жрец побледнел:
— Много крови?
Рэнд оскалился в улыбке острыми редкими зубами:
— Не пойся, немноко… несколько капель. И отенься как на слушпу: мантию, шапку — как опыщно.
Жрец сходил в спальню, вернулся одетый в мантию и колпак, на шее висел белый медальон с луной — в одну четверть рождения. В правой руке он держал иглу и сам всадил ее себе в палец.
— Куда накапать?
Рэнд подставил медальон:
— Сюта.
Кровь жреца заполнила медальон. Кристаллы засияли красными огоньками. Орий удовлетворенно оскалился:
— Ухоти к сепе. И я ухошу. Прощай, сфяшемся посше. Ты хороший слука Песутешной! Я ей самолфлю са тепя словещко.
— Во славу Нэре, — отрапортовал жрец и удалился в спальню.
А Маркав Рэнд надел амулет на шею и спрятал под одежду, мгновенно приняв образ Дайна Мошия. Орий вышел из дома и направился к храму Нэре на окраине Продубина. Близилась полночь.
Он подошел к храму, остановился у ворот. Черный храм, тринадцатигранный, асимметричный, имел плоскую и одновременно заостренную крышу, будто черный кристалл срезали под углом от задней части ко входу. Храм будто врос в окружавшие его дома или, наоборот, вырос из земли, словно раздвинув выстроенные раньше здания.
Рэнд, как и положено жрецу, поднял руки к луне со словами традиционной молитвы: "Та сфершится месть Песутешной и настанет вещно царстфо Ее!" — и вошел внутрь.
Храмы не запираются никогда. А вот жрецы обычно покидают их с наступлением темноты. Встречаться с Безутешной, по слухам, иногда посещающей свои дома в мире живых, ни у кого нет желания. Если эта встреча не принесет выгоды.
Маркав Рэнд шел на встречу. Он, не колеблясь, вступил под свод храма и, пройдя коридор со служебными помещениями, оказался в молитвенном зале.
Призрачный мерцающий свет наполнял его. Алтарь, напоминавший огромную аспидную запятую, стоял не посредине зала, а в точке абсолютно вне пересечения любых геометрических линий. Особенность эстетики Безутешной — красота дисгармонии, асимметрии. В храме не было никаких закономерностей, последовательностей, прогрессий и пропорций. Это был протест, молчаливый и однозначный. Протест Создателю, творцу всего живого. Так храм отражал сущность мира мертвых — царства безутешной богини Нэре.
Рэнд дошел до алтаря, снял амулет, приняв свой обычный вид. Он был без маски и шапки. Орий провел ладонью по поверхности алтаря, обнаружил овальное углубление. Ногтем взрезал себе левое предплечье и наполнил найденную полость фиолетовой жидкостью с химическим, аптечным запахом, вытекавшей из разрезанных сосудов. Рана очень быстро затянулась.
Рэнд опустился на колени у алтаря там, где был его тонкий загнутый конец.
— Асилэсте фаарти, олифанше, — принялся он читать на старинном языке молитву, — эали Нэре, олвали урваэ. Ие олвали сэ.
Ничего не происходило.
Орий еще раз прочел молитву. Жидкость на алтаре начала кипеть.
На третий раз, читая молитву, Рэнд поднял голову, в надежде, что та, к кому он обращается, ответит.
Жидкость испарилась, обратившись в туман из черных иголочек. Рядом с алтарем из него соткалась призрачная фигура — молодая женщина с закрытыми глазами.
— Фисла? Но… пощему?
— Ты можешь пройти через царство Безутешной, — раздался прямо в голове бесплотный и абсолютно лишенный эмоций голос.
— Мне нушно покофорить с Ней! — Рэнд вскочил с колен. — Это фашно!
— Она не хочет сейчас говорить с тобой, — все так же сказала давняя любовь майора Рэнда. — Она ответит, если ты принесешь Ей то, что Она ждет.
— Но щто Она штет? — Рэнд попытался схватить Вислу за плечи, руки проскочили сквозь тьму. Лицо девушки исказилось.
— Ты должен найти сам, что Ей нужно, — Висла открыла глаза, но тут же начала рассыпаться. — Торопись, Рэнд, дверь в царство Нэре открыта, ты еще можешь пройти через него.
На полу рядом с алтарем образовалась матовая черная лужа. Орий прыгнул в нее и провалился с головой, как под воду. Черная пленка сомкнулась над голубой лысиной и исчезла.
Дорога к желтым скалам казалась слишком длинной. Близнецы вели Атреллу. Деревня осталась далеко позади. Орингаст держался на приличном расстоянии, стараясь не выпускать из виду свет фонарей. Поднявшись на холм, он в лунном свете увидал группу остроконечных камней, издалека походивших на костер. Даже в белом лунном свете они отливали желто-оранжевым.
Близнецы довели девушку до скал. Орингаст не решился подходить ближе. На первый взгляд, вроде ничего такого опасного. Шарят по камням с фонарями. Охранник выбрал камушек и устроился так, чтоб было удобнее наблюдать.
Атрелла забрала один из фонарей и пошла кругом скал. Близнецы направились в другую сторону, они радостно повизгивали, когда находили небольшие островки серых лопухов, приклеенных к камням. Девушка уже поняла, как выглядит лишайник. "Вот нарву, покажу Варре, она обрадуется! Все-таки это ж здорово, когда находятся новые целебные зелья". Она остановилась и увидала огромный пласт лишайника, покрывавшего гладкую поверхность оранжевого камня. Атрелла подцепила ногтем край листа. Тот легко отошел от камня. Она потянула на себя, и лишайник начал послушно скатываться в трубочку, отклеиваясь, оставляя за собой изъеденные органическими кислотами трещины.
Оторвав угол лишайника с левого края, Атрелла увидала, что трещины образуют фигуры. Линии были неестественно ровными. Прямые или дуги, они складывались в иероглифы. И где-то она их уже видела… Она принялась судорожно обдирать лишайник, открывая все новые знаки. Пласты лишайника падали к ее ногам.
Иероглифы были знакомы, потому что год назад она нашла в отцовской библиотеке книгу. В ней была расшифровка записей молитв Литу на стенах храмов Слемирова архипелага. Эти иероглифы называли языком древних. Но как эта запись могла попасть на скалы в Рипене? Атрелла потерла ладошками знаки, из-под ногтей сочилась кровь. Она прокрасила трещины, обозначив их четче. Будто ощутив интерес девушки, ветер утих. Фонарь светил ровно, и знаки читались.
Первое слово она прочитала как раскаяние или прощение. Этим иероглифом обычно начинались все молитвы древних жрецов Лита. "Прости… в Раскаяние… или Прощен…". Второй знак она перевела как Слово, причем не просто слово, а слово с большой буквы — то есть слово, обращенное к Богу или исходящее от Бога. Сгорая от любопытства, Атрелла метнулась к третьему символу — он означал: "Воля" или: "Власть". Выходило: "Прощен словом Власти…". Кто прощен? Нет, может быть, Прощение? Может быть… Четвертый знак Атреллу смутил — он имел много смыслов: "Родитель", или "Роженица", и мать и отец в одном слове. Она уже отчаялась понять, но тут до нее дошло — Создатель! Выходило: "Прощение словом власти Создателя…". Так, дальше, дальше… Она спустилась на второй ряд знаков: "Символ величия — Ба. Большой". И рядом символ огня Арг…
