Бехзад поперхнулся жалобами и непонимающе вытаращился.
— Это первая жизнь, отнятая тобой, о дитя? — мягко поинтересовался господин у Фархада.
— Да, хозяин, — прошептал юноша.
— Холодный расчет, безупречное исполнение, — одобрительно кивнул Садун. — Из тебя выйдет толк, мой мальчик.
Фархад поежился:
— А вы, господин, что же… Все… видели?
Сабеец лишь задумчиво похлопал его по плечу:
— Считай, сынок, что ты прошел важнейшее испытание в своей жизни.
И потом так же задумчиво добавил:
— И не страшись, мой мальчик. Я не отрежу тебе язык.
И снова похлопал по плечу. И еще добавил:
— Завтра начнешь учиться врачеванию по-настоящему. Возьми Фаруха, оттащите тело Нагиза на ледник. С утра сделаем вскрытие — по всем правилам. Почитай «Хавайнат», главу шестую — пригодится, когда будешь резать легкие.
С этими словами господин Садун кивнул каким-то своим мыслям и пошел из комнаты прочь.
Бехзад сидел с разинутым ртом и жалко дрожал.
Фархад фыркнул, поддернул штаны, ухватил труп за ноги и поволок к ледяному погребу. Помощь приказчика ему была совсем не нужна.
поместье ибн Тулуна Хумаравайха,
окрестности Харата,
несколько (но точно неизвестно, сколько)
дней спустя
…— Вот.
Хумаравайх с гордостью показал на песчаный круг, по которому гарцевала длинноногая белоснежная кобылка.
— На следующих скачках — клянусь Всевышним! — она придет первой. Я называю ее аш-Шабака, «сеть», ибо эта красавица всегда получала желаемое!..
Тарег одобрительно кивнул, смачивая губы в вине. Державший повод невольник натянул ремень, и лошадь рванулась, с негодованием вскидывая стройные ноги.
Джарир, как ни странно, прекрасно держался — его даже не пошатывало. Да что там, у него даже язык не заплетался. Они продолжали пробовать ширави — на Тарегов вкус вино было сладковатым, словно его не додержали, а ибн Тулун, заедавший багровую густую влагу гранатом вперемежку с виноградом, жаловался на кислинку.
— А ну, принесите таз с водой! — широким жестом обмахнув круг для выездки, леваду, ограду сада и лимонную рощу за оградой, заорал старый полководец.
И погладил округлое брюхо, туго обтянутое тонким хлопком. Хумаравайх все еще носил воинский длинный чуб на обритой голове и длинные же усы. В ухе блестела крупная золотая серьга, живот торчал, кривоватые короткие ноги — степняцкая кровь, степняцкая, и никакие ашшаритские матери, бабушки и прабабушки тут не помогли — крепко упирались в траву.
Таз установили перед бьющей стройной ножкой кобылкой.
— Пей, милая!
Ибн Тулун походил на влюбленного, простирающего руки к занавеске, за которой поет любимая.
Лошадка сморгнула огромным черным глазом, раздула широкие ноздри и опустила точеную голову к воде.
— Гордость моя… Счастье…
Хумаравайх смахнул рукавом слезу умиления: кобылица пригнула гибкую шею к тазу, не расставляя и не сгибая ноги, — идеальная стать для ашшаритской породы.
Тарег снова одобрительно покивал.
Смеркалось. С заросшего тростником, узенького и мелкого Джама тянуло сыростью. Урча, заливались лягушки. Вечерний ветер трепал темную листву в саду у них за спиной. Таз унесли. Слуги утаскивали упирающуюся кобылу с левады.
Старый воин кашлянул и сделал большой глоток из пиалы.
— Джарир, — Тарег перевернул свою чашку и выплеснул остатки вина в траву.
И перешел на джунгарский:
— Давай, не тяни коня за яйца, спрашивай, что хотел.
Хумаравайх не ответил. Но свое вино вылил тоже. И со вздохом сел в траву — по-степняцки, на корточки. Пожав плечами, Тарег опустился рядом, подвернув ноги на ашшаритский манер.
Сопя и дергая травку, как мальчишка, обдумывающий покражу лошади, ибн Тулун хмурился и мялся.
— Мне надоело ходить вокруг табуна, Джарир, — предостерег Тарег. — И надоело слушать, как ты мучаешься в своей голове. Она у тебя и так туго соображает, а хмель не добавляет остроты мысли, поверь мне.
— Я не знаю, как спросить, о повелитель, — шумно выдохнул, наконец, отставной полководец.
— Спроси меня, потом я спрошу тебя, и мы будем квиты, — пожал плечами Тарег.
— Да, — обрадовался Хумаравайх.
И снова замолчал.
Зазудели первые комары — в низине, в которой стояла усадьба, было сыро. На соседнем холме в темнеющем небе колыхались платаны. На крыши домишек выходили люди, встряхивали одеяла. В крохотном окошке альминара зажегся одинокий огонек.
Наконец, ибн Тулун грузно осел задом в траву.
— Я за дочку думаю, сейид.
Тарег молчал.
— Что делать мне? Вазир, подлюка, велел породниться с халифом. Думаю, чтобы джунгарские тумены, ежели что, на поддержку аль-Мамуну из степи не двинули. В заложницы хочет взять мою Юмагас — иной причины не вижу.
— Никуда вы из степи не пойдете, — лениво отмахнулся Тарег.
— Ну уж теперь-то да! — рассмеялся джунгар. — Но договор о женитьбе мы два года назад подписали — до того, как тебя разбудили, сейид. Теперь вот Фадл загривок грызет — выполняй, мол.
— Я думаю, породниться с тобой посоветовал лекарь, — усмехнулся Тарег.
— Как это? — искренне изумился джунгар.
— Не именно с тобой, просто с какой-нибудь неашшаритской семьей, — пояснил нерегиль. — Умейяды в последнее время слишком часто женились и выходили замуж за двоюродных. Кровь стала загнивать, Джарир. Они хотят ее разбавить новой и свежей.
— Чего-то мне от этого, сейид, не легче, — пробормотал Джарир.
Тарег промолчал.
— Я знал, сейид, что вы мне ничего не скажете, — вздохнул Хумаравайх.
— Ты не договорил, Джарир, — холодно ответил Тарег.
Джунгар вздрогнул и тихо сказал:
— Боюсь я за дочку, сейид. Смотрел я в уголья — и нехорошее видел.
— Про нее нехорошее? — так же тихо спросил нерегиль.
— Про аль-Амина, — неохотно выдавил джунгар. — Что-то за ним охотится. Такое плохое, что хуже не бывает. Ползет за ним, как привязанное, и наливается черной, черной злобищей.
— Это аждахак, — спокойно ответил Тарег. — Кто-то натравил на него южного дракона, о Джарир.
— Вот оно как, — пробормотал джунгар и принялся гонять во рту травинку.
Потом сплюнул и снова спросил:
— Так что же мне делать?
— Я не понял тебя, Джарир, — поднял брови нерегиль. — «Что мне делать?» — это не ко мне вопрос. Это ты сам должен себе сказать.
— А если я не могу? — ибн Тулун нехорошо прищурился.
— Ты же свободен, Джарир, — презрительно усмехнулся Тарег. — Ты — свободен. Что тебя здесь держит? И кто найдет тебя и твою семью в степи?
