— Ты, мой повелитель, — тихо ответил ибн Тулун.
Нерегиль расхохотался:
— Ты слишком высоко себя ценишь, Джарир! Поверь, карматы будут занимать халифат еще слишком долго, чтобы войско отвлекалось на одного единственного тайши, который решил откочевать подальше к Хангаю!
Ибн Тулун помотал усатой, как у сома, головой, и хмыкнул.
— У меня две дочери замужем в столице, сейид. Сыновья — один в Балхе, при наместнике. Другой в Васите, каидом служит. Они плюнут мне под ноги, если я их в степь позову. У них семьи, сплошь ашшаритские. И жизнь — другая. Не моя уже. А если я… без них… Не хочу, чтобы их смерти или несчастья на мне были, сейид…
Тарег молча кивнул.
— Так вот я сижу и за дочку думаю, сейид. Что мне делать? — в третий раз спросил Хумаравайх и шумно засопел.
Нерегиль покосился на собеседника. Помолчал. И, наконец, ответил:
— А ты Юмагас не пробовал спросить? Что она-то думает по поводу замужества?
Степняк враз просиял лицом:
— А ведь вправду, сейид! Какой ты умный, умней шамана однако! — и азартно хлопнул себя по коленям.
И крикнул в сумерки:
— Эй, Толуй! Сходи в комнаты, позови Юмагас-ханум! Давай, давай, шевели задом, старый мерин!
— Да иду уж, иду, хан, чего глотку дерешь, — заворчали из сгущающейся темноты.
— Не бей ноги, Толуй! — насмешливо откликнулся голос девушки. — Я тут рядом гуляю!
— Паршивка, опять подслушивала, — пробормотал Джарир, хмурясь и одновременно улыбаясь.
— Вот она я, батюшка! — пропел нежный голос, и они обернулись.
На Юмагас переливалось синим атласом ханьское платье с золотыми драконами, в высокую, тоже ханьскую прическу с валиками вплетены были надушенные розы из шелковой материи. Девушка улыбнулась и поклонилась, сложив руки в замок перед грудью:
— Живи десять тысяч лет, Повелитель!
Тарег засмеялся и сказал:
— Ну, раз ты все слышала, Юмагас, так отвечай прямо и без уверток — не боишься за халифа идти?
Темные раскосые глаза на фарфоровом личике прищурились, и девушка решительно проговорила:
— Не хочу идти за толстого ашшарита, он меня на женской половине запрёт! Не хочу обычного мужа, батюшка!
— Эт я знаю, — поскреб в бритом затылке Джарир. — А за кого ж ты хочешь, дочка? За Повелителя, что ль? Так он тебя не возьмет, боюсь тя разочаровать!..
На этот раз рассмеялись все трое — правда, девушка закрывалась длинным, почти до земли свисающим ханьским рукавом.
— За халифа пойду! — вдруг серьезно сказала Юмагас, оборвав смех.
— Аждахак, — тихо напомнил Тарег. — А еще я чувствую, что против аль-Амина плетут заговор. Думаю, кто-то из приближенных его брата. Возможно, даже сам аль-Мамун.
— Рядом с тобой, Повелитель, мне нечего бояться… — как-то не очень решительно проговорила Юмагас.
Тарег помолчал.
А потом негромко сказал:
— Моя опала — не случайность. Кто-то восстанавливает аль-Амина против меня. Боюсь, вскоре этот кто-то добьется успеха. Халиф труслив и боится собственной тени. А меня он боится больше всего. Страх рождает гнев, и вскоре этот гнев на меня изольется.
— Что ты хочешь этим сказать, сейид? — нахмурился джунгар.
— Что меня очень скоро уберут от двора, Джарир. И я не смогу быть рядом с тобой, Юмагас.
Девушка сморгнула и опустила взгляд. А потом резко вскинула темные, ночные глаза и проговорила:
— Что ж, в таком случае, я и мои скромные способности будут единственной защитой халифа. Да и тебе, сейид, из дворца я помогу лучше, чем из юрты в степи. Я не оплошаю, Повелитель. Юмагас — дочь великих ханов и великих волшебников, не пристало ей показывать спину опасности!
— Дочка… — начал было Джарир.
Но девушка вскинула легкий синий рукав:
— Батюшка! Не ты ли учил меня: джунгары обращаются лишь в притворное бегство?
Старый полководец вздохнул и покачал головой.
— А если Юмагас победят в бою, в степи сложат песни о ее последнем бое, — твердо сказала дочь Джарира.
Отдала низкий поясной поклон, развернулась и пошла к усадьбе.
Глядя ей вслед, Тарег улыбнулся:
— Хорошая у тебя дочка, Джарир. Хотел бы я иметь такую.
Старый военачальник вдруг всхлипнул — и тут же вытер рукавом глаза:
— Приказывай, Повелитель!
— Да что тебе приказывать, Джарир. Ты и сам все знаешь.
— Эх, знаю, сейид…
— Ну, раз знаешь, Джарир, тогда сам и рассказывай. Что такого шесть лет назад ты увидел в карматской пустыне, что с тех пор, как хряк, засел на сытой должности и не ходил в военные походы?
Джунгар вздохнул.
А потом вытянулся и четко отлаял:
— Разрешите доложить, сейид?
— Разрешаю.
— В пустыне под Куфой тумен под моим командованием, имея двойное численное преимущество, атаковал силы противника, навязал ближний бой, но не сумел выполнить боевую задачу!
— Почему, Джарир?
— Во главе армии противника стояла демониха женского полу! На голове — золотая корона с рогами, в руке — копье, между ногами, чтоб они у ей отсохли — лев величиною с корову! Сама армия состояла из тварей, лишь внешним обликом напоминающих людей! Это все, что я имею сказать, сейид!
Тарег помолчал и, наконец, выдавил:
— Охренеть, Джарир. Ты еще кому-нибудь об этом рассказывал?
— Что ты, сейид! Они б меня на цепь в городской больнице посадили, как умалишенного!
— Понятно… — горько пробормотал нерегиль.
И вдруг зло выдохнул:
— Ашшариты двадцать лет мудохаются с карматами, и до сих пор не поняли, что им противостоит нечисть. Боги, как я устал от человеческой дури!..
Харат,
дворец наместника,
несколько дней спустя
…Иса ибн Махан невозмутимо отряхнул с рукава невидимую пылинку. Изразцовые цветы на стенах — колокольчик, трилистник, снова колокольчик, сердечко — рябили и расплывались. Голова побаливала, и извивы потолочной резьбы — прожилка за прожилкой, грозди и грозди желто-зеленых соцветий — садняще путались в его старых глазах.
Самийа продолжал орать как бешеный:
— Гребаные обезьяны! Тупые к тому же! Вам нужно сидеть на пальме, жрать финики и срать оттуда, а не притворяться, что вы двуногие и разумные! Я второй месяц пытаюсь вытрясти из твоего сраного барида, о ибн Махан, хоть что-нибудь путное, и получаю в ответ дерьмо, дерьмо и дерьмо!!!..
Бумажки полетели начальнику тайной стражи в лицо, запорхав над ковром. С ковра кивали единороги Авесты, и на каждой полосе трижды повторялся зигзаг, похожий на молнию. Тайный символ — аждахак. Дракон, дракон, хищный дракон. Но на ковре был дракон из сказки. А настоящий, живой дракон стоял над Исой ибн Маханом, и раздувал точеные ноздри.
