— Значит, ты хочешь сказать, что некая группировка при дворе Турана хочет, так же как и я, чтобы победа ни одной из сторон не была полной, — он потер подбородок. — Придворные всегда пытаются сохранить сложившийся порядок вещей. Гм-м… и если тут все дело в соперничестве между Йилдизом и его высокомерным сыном Ездигердом, я не буду слишком удивлен.
— Лучше поменьше знать о путях великих, — заметила Оливия. — Я предпочитаю безопасное невежество.
— Достаточно честно. Но если я правильно понимаю тебя… тогда, по твоим словам, я должен забыть о ничего не значащих обязательствах, которые дал врагам твоей страны. Да, я добиваюсь победы гирканийцев, но если они одержат победу, я смогут лишь гордиться тем, что выполнил клятвы, и ничего не получу взамен. Гирканийская тирания точно такая же, как и туранская.
— В общем, верно, — согласилась Оливия, потянувшись вперед и сжав руку Конана. — Я поговорю со своими друзьями при дворе…
— Ты не хочешь в благодарность за откровенность поцеловать меня? — Он сопроводил вопрос делом, и на этот раз Оливия сопротивлялась лишь мгновение. Ведь, несмотря ни на что, раньше они были любовниками. Она поцеловала Конана горячо, как в прежние времена.
«В любом случае, теперь все изменилось, — сказала про себя Оливия. — Конан теперь преуспевающий капитан, адмирал собственного флота, практически король». Судорожная, убогая жизнь их прежних дней, жизнь, полная стыда и неизвестности, когда приходилось ютиться в тесноте на маленьких, постоянно дающих течь судах, рядом с непокорными грабителями-пиратами, — все это осталось в прошлом. С тех пор Конан выстроил собственный замок… видимо, чтобы защитить то и тех людей, кого он нежно любил. Замок, должно быть, роскошен и невероятно живописен. Оливия могла представить себе, как она жила бы там в качестве главной жены Амры — Морского короля, заняв по праву место Пиратской королевы Вилайета.
Яркие фантазии унесли бы полную восторгов Оливию еще дальше, но реальность вовремя заставила ее вернуться назад. Когда стих порыв страсти, Оливия увернулась от объятий своего любовника и требовательно прошептала ему на ухо:
— Конан, есть кое-что, о чем я должна сказать тебе. Я могу быть не единственным туранским агентом в Кхорасане. Мой муж с первыми лучами солнца отправился на берег. Я не хочу, чтобы ты или твои головорезы причинили ему вред. Я подозреваю, что он должен выполнить некую миссию…
Но тут заскрипела щеколда. Дверь широко распахнулась, залив пол сверкающей полосой дневного света. В каюту шагнула высокая и тощая женщина. Захлопнув дверь, она сбросила темную шелковую одежду, обнажив мускулистое тело.
— Вместо того чтобы плыть к берегу, я поныряла, — сообщила она мягким хриплым голосом. — Прекрасно. Сегодня утром в гавани нет акул. Я рада, что ты остался здесь, Конан… — Она застыла на месте. Ее глаза еще не привыкли к полутьме. — Я вижу, у тебя гость!
— Сантиндрисса? — вскрикнула Оливия, резко высвободившись из объятий Конана. — Я помню тебя… пиратская девка, кровавая сука из Султанапура! И ты после всего делишь постель с Амрой?
Резко прыгнув к хозяйке каюты, Оливия набросилась на пиратку и схватила ее за хвост перевязанных у затылка сырых волос. Дрисса, голая и безоружная, стала яростно отбиваться. Обе женщины были примерно в одной весовой категории, но одетая Оливия застала противницу врасплох. Рыча и выкрикивая проклятия, она ударила Дриссу сжатыми кулаками и, повалив ее на пол, стала яростно пинать и топтать босыми ногами.
— Оливия? — Конан встал, схватив взбешенную женщину сзади за плечи. — Обрати внимание, что это не только моя, но и ее каюта тоже! — Выпучив глаза, уроженка Офира вырвалась из рук Конана, бросилась к двери и выскочила на палубу, по дороге расправляя свои одежды. Сантиндрисса тем временем метнулась к стойке с оружием и, перебрав клинки, вытащила из ножен кривую саблю.
Когда она, совершенно голая, со сверкающим клинком повернулась к двери, Конан обнял ее, удержав.
— Дай Оливии уйти, — стал убеждать он пиратку. — Она явилась сюда для переговоров. Она всегда была чересчур ревнива… как и Филиопа до встречи с тобой.
После этих слов Конана женщина-капитан повернулась к нему и обрушила на него свою женскую ярость.
Капитан пиратов с трудом избежал искривленного клинка, отступил и повалился на матрас. С глухими вздохами, приглушенными восклицаниями и звуками, вроде тех, с какими длинные весла с двойной прытью ударяют по воде, любовники боролись на кровати.
В блоках заскрипели тали, и матросы стали сыпать проклятиями и выбирать канаты, когда черно-полосатый парус «Немезиса» был поднят. Надуваясь чуть ниже алого пиратского флага, который вытянулся под свежим ветерком, указывая точно на север, парус быстро наполнился, и палуба под ногами заходила ходуном. Корабль заскользил вперед без помощи весел, которые втянули на корабль и уложили вдоль скамеек гребцов.
— Ну вот, — громко заметил первый лейтенант Джалаф Шах, обращаясь к командиру гребцов Рондо. — Я ведь говорил твоим вшивым ворам, что если они станут грести прямо к земле, то южный ветер найдет нас и облегчит тяжкий труд! Именно поэтому Фердинальд отдал приказ, который я передал им. Почему они ворчали и не спешили выполнять распоряжения капитана, я не могу понять.
— В самом деле? — удивился Рондо. — Теперь у нас есть время отдохнуть, так что можешь наугад выбрать одного из них для наказания… например, как насчет этого пса Ефраима?.. Держите его, парни, и привяжите его к мачте!
С редким рвением несколько пиратов схватили шемита, которому не повезло, и стащили его, пинающегося и упирающегося, со скамьи гребцов. Сняв с пояса плеть, Рондо ловко связал запястья сопротивляющемуся гребцу и привязал его к мачте. Потом он побежал назад к своей скамье, расположенной на корме. Пошарив за ней, он вернулся с пятихвостой плеткой, на каждом хвосте которой был узелок. Моряки называли ее обычно «Рука Тарима».
— Сейчас, взбунтовавшийся негодяй, — начал Рондо, взмахнув плеткой в воздухе под одобрительным взглядом Джалафа Шаха.
— Остановись, командир гребцов!
За спиной у Рондо оказался капитан Фердинальд, поспешно вышедший на корму. Чуть дальше возвышался Амра — вождь Братства и Повелитель Джафара. Тем временем Фердинальд поинтересовался у своего подчиненного:
— Что здесь происходит, лейтенант? Разве этот человек угрожал клинком одному из офицеров?
— Нет, капитан. Он подстрекал к неповиновению, пока мы тащились сюда от берега, — лейтенант в тюрбане махнул в сторону побережья, которое превратилось сейчас в серую линию утесов, едва различимых в морском тумане.
