Тут же добавилось:
«А в туалете — напоминалки расклею — на дверь и по стенам, и на бачок, — а то кто его знает, вдруг и правда запамятую всё ЭТО вот… ага! Как ТАКОЕ забыть-то можно??! Еще сниться небось с полгода будет — не приведи Господи… Дура!».
И она начала смеяться — в голове у него зазвенел её веселый, звонкий — почти колокольчиковый, как показалось ему, смех: продлился он секунд десять и всё это время он молча и внимательно слушал его — до тех пор, пока он не стих.
«Ну хоть ржач у неё не мерзкий, а то бывает же… Брр-рр…» — отрапортовала голова.
«А насчет «куплю» — молоко почти кончилось ведь. Купить и впрямь — надо бы…» — заявила она уже серьезнее, хоть и продолжая, как ему казалось, улыбаться.
«Блин…»…
«Ладно, на балкон загляни… Там брат оставил. На неделю должно хватить. Оно, правда, козье, но это ничего страшного».
«Так вот, значит, да?…»
«Ага!».
«Так вот…»
***
Следующие три недели он был абсолютно один. Читал книги. Ему многое нужно было — и хотелось — выяснить. Перед расставанием с новой собеседницей, с которой с момента пробуждения у холодильника поговорить толком так и не получилось, в голове прозвучал ее глубокий и в то же время чуть звонкий молодой голос:
«Мне надо отлучиться на некоторый… м-м-м… неопределенный срок, поэтому тебе какое-то время снова придется побыть одному… Но ведь ты же привык, да?»
— …? — вопрос он задал «молчанием».
«Понимаешь, есть некоторые нюансы, да даже обстоятельства, скорее… Не сочти за бестактность или грубость там какую-нибудь, но тебе снова нужно побыть в одиночестве, какое-то время. Поверь, так лучше. Надо учиться, а в твоем положении делать это необходимо самостоятельно. Так уж принято, извини. В гостиной у тебя масса книг, но ведь признайся, ты же и десятой части из них не прочитал… Видишь ли, надо бы большинство из них осилить всё же… Да даже и все. Так полагается. Ничего специального в библиотеке твоей не прибавилось, не переживай. Однако отец твой, он же много книг за период твоего взросления оставил… А самостоятельно обучаться лучше всего по книгам… Тебе не будет в обязаловку это, да и в напряг — тоже. Ты должен научиться понимать себя, осознавать и принимать свое новое состояние, чтобы отныне и впредь никогда глупостей не делать, не вести себя по-дурацки, поверхностно и опрометчиво. А главное — подло. И мыслить ты обязан научиться сызнова, исходя из нынешнего своего положения. Это все проходят, ничего нового в этом нет…
Так уж сложилось, что большинство из новичков погибают в первый же месяц после трансформации своей… И первая и единственная причина — неумение осознавать себя, глубоко и ответственно мыслить, да даже и элементарно размышлять, сообразуясь с новыми аспектами своего существования… Дело в том, что мы… Э-м-м… хищники, жестокости и цинизму которых мало кто в природе может поставить низкую оценку. Еще меньшее количество представителей фауны может соперничать с нами в алчности, вероломности, хитрости и как это ни прискорбно — черноте и потерянности души… Мы — люди, но на ином круговом отрезке спирали эволюции — ЕЩЕ более мерзкие и падшие, чем человек… Единственное, что движет представителями нашего вида — это инстинкт насыщения. И он — в тысячу раз выше, чем у представителя хомо сапиенс или какого-либо хищного — самого хищного — зверя-обитателя джунглей. Такого рода обстоятельства делают необходимым умение максимально быстро и полно нивелировать, подавлять и искоренять в своем естестве упомянутые начала… Иначе — гибель. Непременная и как правило — очень быстрая…»
— … - он готов был слушать дальше.
«Учиться под руководством кого-то — кого бы то ни было — не получается у нас. Это особенность нашей психологии. Так уж получилось. Она — такая. Часть естества и эволюции вида. Большинство из нас способно только «впитывать дабы использовать» — меркантильно, жестко и жестоко… Чтобы научиться не только потреблять, а и глубоко и полно перерабатывать информацию, делая ее активной частью своего духа, души и совести, нам необходимо одиночество. По-другому не получается. Не выходит. Мы — такие…»
— То есть, мы — это слово он произнес, испытывая внутренний дискомфорт, понимая его — слово — иначе чем когда-либо — стало быть, в глубокой сраке…
«В ней — в очень глубокой — давно мы, еще со времен существования людьми. Только теперь глубина несоизмеримо солиднее. И дна достичь — практически нереально…»
«Мне пора, прости»
«Эй! … м-м-м… Алена! (он вдруг понял, что знает, как ее зовут…) Ты вернешься?»
«Посмотрим. Думаю — да. Я обязательно постараюсь…».
«А ты куда, если не секрет?» — он осмелел.
«Я — домой. В Норвегию. Маму надо навестить. Беда у неё. Потом — в Швецию. К отцу и брату…»
«А что случилось?»
Но ответа уже не последовало.
***
Оставшись один, он пошел из кухни, где находился последние полчаса, в гостиную. Подойдя к книжному шкафу, который занимал собой по горизонтали всю стену, возвышаясь при этом до потолка, стал рассматривать корешки книг… В голове в этот момент проносились мысли:
«Итак, дружок… Что же. Ситуация более-менее понятна. Вампирёныши, значит, мы с тобой, да? Ага — да. Крутит нас, корежит иной разок, стало быть… А молоко, оно, вишь, спасает нас… На балконе теперь запас молока. Подарок. Такой вот необычный по нашим временам. Когда тебе в последний раз молоко дарили? В детстве. Бабушка с рынка приносила. И заставляла пить. Не нравилось жутко — помнишь? А теперь — полюбили с тобой его. Ну, будем пить…
…СТОП!!» — спустя мгновение он уже ни о чём ином думать не мог. «Я НЕ УСНУЛ СРАЗУ! Точнее, уснул, но… Я был где-то еще с того момента, как меня сморило в сон — перед моими мучениями… Меня не было в постели какое-то время! Очнулся я у себя в кровати, но до этого — еще где-то был! Закончили мы разговор на кухне, а дальше… Господи! Что-то было дальше…»
Еще спустя несколько мгновений он в ярчайших деталях вспомнил, что именно…
…
«Будут, куда вы денетесь…»…
Он улыбался все шире и шире… Улыбка словно бы прилипла к нему, никуда не собираясь уходить с его изменившегося за последние несколько часов лица… Спустя какое-то количество секунд — очень малое — он резко вскочил со стула и устремился на балкон, вход на который располагался тут же — на кухне.
Влетев на балкон, ни на мгновение не останавливаясь, вдруг хохотнул и посылая ногам стремительный нервный импульс, одним прыжком перемахнул через борт — устремился вниз…
Покидая свою квартиру на одиннадцатом этаже дома, он уже знал, куда первым делом ему следует направиться. Туда он и поспешит. И останавливаться в его планы не входит. Приземление вышло ожидаемо точным и мягким, на обе ноги, которые только чуть-чуть по инерции подогнулись. Он так же мягко выпрямился, улыбнулся и стал оглядываться по сторонам. Уже почти вечер. Что ж. Балкон выходит не во двор, а на южную сторону — здесь у постояльцев дома огороды, палисадники, импровизированные садики — у кого что — допоздна ни один из людей задерживаться в этой части придомной территории не станет: и сейчас вот тоже — ровным счетом никого нет.
«Да, дома-то поуютнее будет…» — мелькнуло в голове.
«Скоро и мне станет теплее»…
Он побежал. И спустя мгновение — чуть не врезался в стену следующего дома, располагавшегося на расстоянии ста метров от того, в котором жил он.
«Стометровка за полсекунды… Всё понятно! Спасибо, Господи» — он смеялся. Беззвучно, лишь слегка открывая рот. Еще он понял, что по пути к дому — на стометровке — обогнул по меньшей мере четверых людей, одного за другим. И они — люди — его не заметили.
«Ну, великолепно! Это уже просто совсем хорошо!»
«Хотя, в полете было бы эстетичнее… Руки в стороны, гордый взор… И обзор… Лебедями можно бы было бросаться… В грачей каких-нибудь…». — теперь он уже громко хохотал.
