Как ни странно, из этого трагического происшествия Гомер вывел два новых магических понятия
Во-первых, части тела проецировали способность хозяина, воспроизводя ее беспрерывно.
Во-вторых, путем ухищрений, можно было усовершенствовать свою магию.
Гомер после долгих приготовлений вытащил свой глаз. Вставив его в трубу, наделенную большим количеством линз, он создал что-то наподобие ракеты, способной с огромной скоростью в любое время суток двигаться в любом направлении.
Так и была открыта лазейка — усовершенствование способности путем каких-то воздействий на ее условия и возможности. Анализ и воображение — главные факторы, сопутствующие нахождению лазейку. Хотя ее и тяжело обнаружить, еще труднее воплотить ее в жизнь, некоторые маги тратят на это годы, а другие так и умирают, не достигнув прогресса.
Спустя несколько лет Гомер исчез, некоторые полагают, что он улетел в космос и умер, сгорев в стратосфере, а другие же — что он заблудился, двигаясь на бешеные дистанции. Тем не менее, он является основоположником…
— Ты… Лазейка?
Байрон замолчал, с грустью посмотрел на свой костыль и, немного поразмыслив, с улыбкой произнес.
— Разве, что от Данте прячусь да от дождя, какая уж там лазейка. Ты, я думаю, тоже чего сносного в своей магии не найдешь.
— Тело… Люди… Почему?
— О, ты хоть и туповат, но сегодня у тебя котелок варит. Ученые не используют части наши тел, чтобы не породить конфронтацию с нашими соплеменниками, это устоявшийся закон, принятый после Гомерских времен.
— А…
— Это не важно, — Байрон с удовлетворенной улыбкой посмотрел на свои часы, — Время близится к ночи, сегодня ты работаешь с Говардом.
— Утро?
— Нет, этот балбес здесь сидит только ночью, познакомься хоть с ним.
Он громко захлопнул многотомное издание и, поставив его на полку, растворился. Бром сомнительно посмотрел на пол.
— Магия. Польза?
Потаращившись в пустоту, он, наконец, покинул библиотеку.
. .
Как ни странно, Байрон успел покинуть Штаб, и Бром в первый раз остался в полном одиночестве. Ожидая своего неизвестного товарища, он измерил в шагах длину стены, столов, стульев, дверей, окон, корпусов, трещин, блоков, кроватей, теней.
Глубокой ночью появился Говард. У него была одновременно пугающая и успокаивающая внешность. Его левая рука отсутствовала, сутулое тело согревалось черной кофтой неизвестного бренда, а на ногах были обычные коричневые брюки и поношенные ботинки. С его головы свисали густые черные волосы, оставляющие на макушке плешь. Его глаза были мертвенно спокойные, без капли сомнения или ужаса, но в то же время без намека на доброту или жизнерадостность. О его странном образе жизни свидетельствовали объемные мешки под глазами и щетина, также уныло застилающая его подбородок.
Он входил в здание медленно, очень медленно, его движения были естественными, но настолько ленивыми, что казалось, будто он может и не дойти до своего стола. Хотя он действительно физически не мог это сделать. Вместо рабочего места, описание которого заняло бы несколько строк рассказа, в углу стояла одинокая деревянная табуретка.
Он сел.
Следующие несколько часов прошли без изменений: Бром смотрел в пол, расхаживая вдоль стен, а Говард таращился в тот же пол, перебирая в руках упаковкой зубочисток.
Луна с недоумением рассматривала две безжизненные фигуры сквозь окно, переливаясь мертвенно-бледными красками. Все вокруг утихло, оставив место лишь мерным шагам Брома.
Бром думал: «Я убиваю. Я воскрешаю. В чем лазейка? Мою руку или глаз нельзя вырвать, моя сила не поддается исчислению. В чем ее условия — прикосновение, в чем ее способности — смерть. Возможно, я не правильно понимаю, один из этих пунктов. Почему одежда не препятствует смерти? Почему я бессмертен? Почему, прикасаясь к себе, я не умираю? Может дело не в смерти, а в чем-то другом. Может все намного проще или наоборот сложнее, может…»
Говард, наконец, на него посмотрел, Бром же не изменял своего маршрута движений. Первый тихонько вынул зубочистку и разломал ее на 2 части.
Наступила гробовая тишина, Дьявол собирался сделать очередной шаг, а сутулый молчун перебирал в ладони половинки острых деревяшек.
В мгновенье ока он выпустил одну из них в голову Брома легким движением пальцев. Она прошла насквозь, элегантно просверлив череп и стену за Бромом. Урон и скорость были настолько огромными, что он даже не понял, что произошло и происходило ли что-то в принципе.
Говард усмехнулся и всадил вторую половинку себе в лоб.
. .
Луна не перестала светить, и деревья все также нервно перешептывались между друг другом. Ничего не изменилось, все осталось таким же спокойным и беззвучным. Ничего не изменилось кроме Говарда.
Он лежал мертвый, из его черепа обильно вытекала алая кровь, окрасившая бледно-серый пол яростными оттенками. Его ноги остались на табурете, а остальное тело распласталось на бетоне. Его безжизненная исхудалая рука напоминала крыло падшего с отвесных скал ангела.
Он определенно не дышал, Бром это понял, даже не приближаясь к однорукому.
«Стоит ли?» — единственное, что пришло ему в голову. Мало эрудированный Бром все-таки знал о понятии «суицид», как говорилось ранее, он сам пробовал различные его вариации. У него был обширный опыт. Когда Бром, листая учебник по биологии в течение месяца, узнал о нервных окончаниях и, что их можно уничтожить, он решил попробовать убрать тем самым боль. Бром резал себя, вешался, сжигал, бил током, просто вбивал гвозди в череп, руку, шею.
Не помогало — клетки регенерировались.
Отложив воспоминания, Бром продолжил расследование по делу смерти.
— Пистолет? Нож? Виселица? Записка? Слово? Нет. Суицид? Нет.
Он облегченно коснулся ноги Говарда, сложив все факты воедино, и отошел на свою прежнюю позицию. Суицидник поднялся и сел на табуретку. Вместе с жизнью к нему вернулась и левая рука. Одно лишь слово прозвучало в полуночной тишине, и больше беседа не возобновлялась.
— Спасибо.
Первые лучи солнца выглянули из-за горизонта, вышныривая темноту из суетливого дневного мира.
Говард уставился в глаза своего спасителя, его зрачки были хладнокровно безумные, печально радостные, небрежно решительные — ничего нельзя было понять в этих темных глазах. С непонятной интонацией, с неизвестным акцентом, неопределимым тембром эти глазами ничего не спрашивали, ни о чем не кричали, не было в них ни огня, ни холода. Они говорили: «Прощай».
Говард исчез.
. .
Здесь солнце беспощадно сверлило раскаленный песок. Посреди пустыни в десятке шагах друг от друга стояли две суровые фигуры.
Неказистый сутулый мужчина в домашней одежде с холодным спокойствием глядящий на оппонента, и взволнованный маг, одетый в пальто и серые брюки, придерживающий свою жесткую трость.
— Что все это значит, Говард?
Последний решил проигнорировать его вопрос, рассматривая золотистые дали. Он прекрасно понимал причину их встречи. Байрон, почувствовав, запредельную опасность от своего подчиненного, переместил его в отдаленное место, чтобы покончить с неожиданной выскочкой.
— Мне повторить?!
— Я знаю, Байрон. Знаю о тебе, селекторах, знаю даже то, чего не знаешь ты и никогда не узнаешь.
— К примеру?
Говард приложил пальцы к подбородку, будто, действительно, перебирая неисчислимые кладези информации.
— Ты умрешь. Ты думаешь, что нет, но это так. Ты умрешь.
— К делу.
— Я собираюсь покончить с вашей убогой игрой. Сейчас никто и ничто меня не одолеет.
Байрон заметно испугался, но продолжил разговор, вытерев пот со лба.
— Ха, хаха. Действительно? Ну, давай, продемонстрируй свою силу, ще…
Не дав противнику договорить, Говард уже в миллиметре от лица Байрон заносил кулак для удара. Рука стремительно пронеслась, сметая все на своем пути, ударная волна заметно изменила волнистый рельеф песка, оставив кратер.
Байрон находился в десятке метров за спиной Говарда, похлопывая в ладоши.
