— И убить деревню готов? Десятки чужих детей и родителей, папа!
— Если у тебя будут свои дети, ты поймёшь.
— Нет! — замотал головой Ривин. — Не такой ценой, папа!
Мужчина тяжело кивнул, ссутулился, разом постарев на десятилетие, и сказал:
— Что ж, придётся искать другой путь, раз ты так хочешь. Идём на лодку — водой мы быстрее доберёмся до города и поедем домой.
Отец развернулся и медленно, как старик, побрёл к лодке. Ривин недоумевал: и это всё? Он думал, отец разъярится куда сильнее… Что ж, наверное, это хорошо.
— Пошли, Лук-кас, — тихонько сказал он.
Отец не поворачиваясь возразил:
— Нет. Ты — мой сын, Ривин, пойдёшь со мной. А это морское ничтожество, неспособное никому помочь, пусть убирается к своим сородичам или проваливается в самый ад! Пшёл вон!
Лук-кас всхлипнул и осел на песок.
— Папа… — потрясённо прошептал Ривин.
— Идём, сынок!
Лук-кас сидел на песке, белый и неподвижный. И смотрел в никуда так, будто отец всё-таки ударил его в лицо. Или ткнул ножом.
Ривин остановился и громко сказал:
— Я никуда не пойду.
Отец развернулся к нему, еле сдерживая ярость, и прошипел:
— Хватит! Поигрались — и достаточно! Живо в лодку и домой!
Ривин медленно покачал несоразмерно большой головой.
— Нет, папа. Я остаюсь с братом.
Мужчина коротко и зло рассмеялся:
— Останетесь вдвоём? И что с вами будет? Сколько вы протянете без еды и крова?
— Я урод, но не дурак, отец. Сильному магу везде найдётся место. Спасибо, что обучил меня магии, но жить так, как ты хочешь, я не могу и не буду.
Лук-кас поднялся с песка и встал рядом.
— Мы справимся без тебя, — продолжил Ривин. — Мне пора жить своим умом. И тебе тоже, отец.
— Но вы…
— Что мы? Я страшный — и будет только хуже, знаю. А Лук-кас — марин. Но жители здешних деревень дружат с маринами. Может, они и меня сочтут не слишком уродливым? А если и сочтут, то магу платят не за красоту.
— А я? — дрогнувшим голосом сказал мужчина. — Как же я, сынок?
— Я тебя не прогоняю. Хочешь, оставайся тут, с нами. Но не пытайся больше решать за меня и рассказывать Лук-касу, кто достоин жизни, а кто нет.
Лицо мужчины исказила гримаса:
— Славных же я вырастил сыновей! Ну и поделом мне! Хотите оставаться тут — милости прошу.
Он отвернулся и быстро зашагал прочь.
— Ты ещё успеешь его догнать, если используешь Ускорение, — негромко сказал Лук-кас.
— Но не стану.
Яркое южное солнце сушило одежду, волосы и кожу. Ласково грело продрогшего Ривина — и солнцу было всё равно, как он выглядит.
Солнечный день (городское фэнтези, наш мир)
Весну Игорь не любил. Светает рано, солнце яркое, днём в сравнении с зимней тишиной — какофония. Бр-р-р! Уж люди пусть как хотят, а для вампира весна хуже смерти.
Сегодня вот шёл с ночной смены, а небо уже предательски розовело, обещая яркий и ясный день, а казалось бы — самое начало марта. Двор пришлось бегом пересекать. И даже в прохладном подъезде, выкрашенном уютной мрачно-зелёной краской, было не по себе. Конечно, сквозь одежду проклятый огненный шар не прожигал, но всё равно неприятно.
Дома Игорь убедился, что плотные тёмные шторы везде надёжно задвинуты, перекусил гематогеном и решил перед сном чуток поиграть.
Чуток, как это часто бывает, затянулся. Сначала надо было разобраться с обнаглевшим кланом мерфолков, потом вытрясти лут и дурь из морского дракона, а на замок тем временем набежала целая орда гноллов.
В общем три часа пролетели совершенно незаметно. Возможно, и ещё столько же прошло бы в попытках открыть земли тьмы или образумить волчьего вожака, но Игоря отвлёк резкий звук.
Он запаузил игру и прислушался. А, это собака лает. Окрестных жучек и бобиков — как хозяйских, так и уличных — Игорь знал наизусть. И по голосу, и по запаху, и по повадкам. Сейчас за окном у реки тревожно лаяла незнакомая небольшая собачка. Будто на помощь звала.
Весна. Солнце. Лёд тает. Неужели?..
Игорь встал из-за компьютерного стола и подошёл вплотную к зашторенному окну. Точно! Кто-то провалился под лёд. Слабо-слабо слышалось, как человек барахтался и бился в воде.
Наверное, выгуливал собаку, решил перейти на этот берег и в полынью угодил.
Надо спасателям звонить! Хотя, наверное, кто-то уже вызвал. Да вот хоть сердитый дед из квартиры этажом выше. За всем бдит, всё слышит, всё знает.
Вот пусть дед спасателей и зовёт. А то всё ругается на “кровососов” и “упырей”: мол, кто ж вам права дал человечьи? А вот если нельзя нам давать права, как у людей, то пусть люди со своими проблемами сами разбираются!
Игорь вздохнул. Да нет, а вдруг дед в магазине? Или не слышит? То есть слышит да только лай, а мало ли, почему там собака брешет. Игорь-то еле-еле различает барахтанье и плеск, а уж человеку вообще не разобрать.
Ладно, так и быть: вызову спасателей. Он схватил телефон, но тут же уловил, как изменился шум на реке.
Барахтанье стихло. Не успеют спасатели. Дуралей, разгуливавший по весеннему льду, видимо, уже ушёл на дно. Ещё и одежда наверняка на нём тяжёлая: всё-таки не май, а сибирский март на дворе.
А собака у реки заливалась хрипловатым лаем, в котором чудилось: “Помогите! Спасите человека! По-мо-ги-те!”
Игорь оскалился, демонстрируя шторам удлинённые клыки, и выругался. Метнулся в коридор, натянул на домашние штаны комбинезон и водолазку поверх мятой футболки. Нашёл балаклаву, перчатки. Целую минуту искал тёмные очки. Вот они! Теперь ботинки — и готов.
Бежать через подъезд не вариант: придётся полдома потом оббегать.
Игорь быстро вернулся в комнату, отдёрнул штору — и зашипел, ощущая, как там, за окном яростно и нестерпимо бушует светом и шумом день.
Давай! Ты же когда-то был человеком и любил весну. И Рекса любил. Ну!
Игорь распахнул окно и выпрыгнул на улицу. Второй этаж — для вампира пустяки, но несколько драгоценных секунд потратить на то, чтобы прийти в себя пришлось. Первый раз за несколько лет днём на улице.
Чужая собака лаяла не переставая, и Игорь встряхнулся и помчался к воде. Мокрая рыжая собака с чисто лисьей мордой, завидев Игоря, кинулась к нему, продолжая хрипло звать на помощь.
У полыньи, совсем рядом с берегом, валялась трость и пакет с продуктами. Игорь заметил батон и рассыпавшиеся яблоки.
Но размышлять о покупках времени не было. Он зажмурился, скинул очки и натянул балаклаву на глаза. И так почует человека.
Прыгнул в полынью, разбивая ледяную кашицу.
