руку не убрал. Потом наконец отнял ее и, застенчиво ухмыльнувшись, пробежался пальцами по волосам. Это не испортило момент, а лишь сделало его еще более приятным, ведь это Чарли.
Прядка подыскивала идеальные слова. Что-нибудь, чтобы не упустить значимость момента.
Она могла сказать: «Чарли, не мог бы ты оказать любезность и подержать это, пока я гуляю по двору?» и предложить ему свою руку.
Она могла сказать: «На помощь, я не могу дышать! От твоего вида у меня захватило дух».
Она могла сказать что-нибудь совершенно безумное, например: «Ты мне нравишься».
Но она сказала:
— Рх-э-э. Руки теплые.
После чего рассмеялась, но тут же поперхнулась, по чистой случайности идеально точно изобразив клич морского слона.
Скажу так, за словом в карман Прядка не лезла. В том смысле, что не могла попасть рукой в карман.
В ответ Чарли улыбнулся. Это была чудесная улыбка, и чем дальше, тем более уверенная. Такую Прядка еще не видела. Эта улыбка словно говорила: «Мне кажется, я тебя люблю, Прядка, и наплевать на морского слона».
Прядка тоже улыбнулась.
За плечом Чарли в окне возник герцог — высокий и осанистый, одетый по-военному. Казалось, наряд держится на нем благодаря приколотым к груди медалям.
Герцог не улыбался.
Прядка вообще только раз видела, как он улыбался, во время наказания старика Лотари, который пытался улизнуть с острова, спрятавшись на торговом корабле. Судя по всему, это была единственная улыбка герцога. Весь запас улыбок в семье достался Чарли. Тем не менее, даже если у герцога не имелось других улыбок, он восполнял этот недостаток, скалясь во все зубы.
Герцог растворился в тенях внутри особняка, но Прядка все равно чувствовала его незримое присутствие, пока прощалась с Чарли. Спускаясь по ступеням, она ждала окрика, но ее сопровождала лишь тишина. Напряженная, зловещая тишина, какая бывает после вспышки молнии.
Тишина преследовала ее до самого дома. Прядка что-то пробормотала родителям насчет усталости, скрылась в своей комнате и стала ждать, когда тишине придет конец. Когда постучат солдаты и потребуют объяснить, почему девушка, которая моет окна, осмелилась прикоснуться к сыну герцога.
Когда ничего подобного не случилось, у Прядки проснулась надежда: возможно, она неверно истолковала выражение лица герцога. Потом вспомнилась его единственная улыбка. После этого тревога грызла Прядку всю ночь.
Рано утром Прядка усмирила волосы, завязав хвост, и побрела на рынок. В поисках того, что можно себе позволить, придется перебрать вчерашние и почти испортившиеся продукты. Несмотря на ранний час, рынок оживленно гудел. Дворники сметали мертвые споры с дорожек, горожане, сбившись в кучки, обсуждали новости.
Прядка собралась с духом, решив, что нет ничего хуже, чем мучиться в ожидании, как ночью.
Она ошиблась.
Герцог издал декларацию: в тот же день он с семьей уезжает с острова.
Уезжает?
Уезжает с острова?
С острова не уезжают.
Логика подсказывала Прядке, что это не совсем так. Королевские служащие могли уехать. Герцог время от времени уезжал, чтобы отчитаться перед королем. Кроме того, он заслужил все эти вычурные медали, убивая людей, которые родились далеко отсюда и выглядели немного иначе. Судя по тому, сколько его солдат погибло, а сам он выжил, герцог проявил небывалый героизм.
Но в прошлом он никогда не брал с собой семью.
«Наследник герцога возмужал, — говорилось в декларации, — поэтому необходимо представить его принцессам цивилизованных морей для будущей помолвки».
Как вы помните, Прядка была практичной девушкой. А потому она лишь подумала, не разорвать ли от огорчения корзинку на клочки. Просто рассудила, насколько прилично будет выругаться во весь голос. И всего-навсего поразмыслила, не отправиться ли к особняку герцога и потребовать, чтобы тот изменил решение.
Как в тумане, она занялась покупками, пытаясь с помощью привычных действий вернуть подобие нормальности своей внезапно рухнувшей жизни. Удалось разжиться не окончательно испорченным чесноком, несколькими не слишком жухлыми картофелинами и даже некоторым количеством зерна, из которого легко вытащить всех жучков, такие они крупные.
Еще вчера Прядка порадовалась бы такому улову. Сегодня все мысли возвращались к Чарли.
Как же несправедливо. Только она разобралась в своих чувствах, как все перевернулось с ног на голову. Да, ей говорили, что будет больно. Любовь подразумевала боль. Но она как соль в чае, и разве там не должно быть ложки меда? Разве не должна любовь, если помечтать, подразумевать и страсть?
Прядке выпали все недостатки романтических отношений и ни одного преимущества.
К сожалению, ее практичность начала брать свое. Пока они с Чарли притворялись, реальный мир не мог до них добраться. Но дни притворства позади. Что, по ее мнению, должно случиться дальше? Герцог разрешит сыну жениться на ней? Что ей предложить такому человеку, как Чарли? С принцессой ей не сравниться. Только подумать, сколько кружек могут позволить себе принцессы!
В вымышленном мире женятся по любви. В реальном мире — из политических соображений. В этих словах кроется множество смыслов, но большинство сводится к одному: к таким решениям допускается только знать и (неохотно) богачи, а не простые люди.
Закончив с покупками, Прядка пошла домой, где можно хотя бы поплакаться родителям. Но как оказалось, герцог не терял времени даром: к причалу спускалась процессия.
Прядка развернулась и пошла обратно по другой дороге, которая вывела ее в хвост процессии. Слуги грузили семейные пожитки герцога на торговый корабль. Никому нельзя покидать остров. Разве что самым важным людям. Прядка забеспокоилась, что не удастся поговорить с Чарли. Потом забеспокоилась, что удастся, но он не захочет ее видеть.
К счастью, она заметила, как он ищет кого-то с краю толпы. Увидев ее, он сразу подбежал.
— Прядка! О луны. Я волновался, что не успею тебя отыскать.
— Я… — Что сказать?
— Дева без прикрас, — проговорил он, поклонившись, — вынужден вас вскоре покинуть.
— Чарли, не пытайся быть кем-то другим, — тихо произнесла Прядка. — Я тебя знаю.
Он скорчил гримасу. На нем был дорожный плащ и даже шляпа. Герцог считал, что шляпы прилично носить только в дороге.
— Прядка, боюсь, я тебе лгал, — сказал Чарли мягче. — Видишь ли, я не садовник. Я… э-э… сын герцога.
— Поразительно. Кто бы мог подумать, что садовник Чарли и сын герцога Чарли — один и тот же человек, особенно если они одного возраста, одинаково выглядят и носят одну и ту же одежду?
— Э, да. Ты на меня злишься?
— Злость на очереди. На седьмом месте, между замешательством и усталостью.
У них за спиной поднялись на борт отец и мать Чарли.
