Это был главный фьорд. И только когда солнце скрылось за горами и на воду упали длинные тени, он достиг входа в Эльдафьорд, который представлял собой узкий рукав между вздымающимися до неба скалами.
Если бы ему не сказали об этом, он ни за что бы не подумал, что среди скал есть еще этот узенький фьорд.
Обогнув скалу, он посмотрел назад, желая представить себе, куда он прибыл.
И ощутил какой-то внутренний толчок, щеки его загорелись, как от удара; это его испугало.
По обеим сторонам от него высились сине-черные скалы, настолько гладкие, словно бесчисленные оползни полировали их уже тысячи лет. И только в глубине бухты виднелось несколько домов, беспомощно цепляющихся за уступы страшных скал. Там было несколько дворов и маленькая рыболовецкая пристань. На большее здесь места не хватало.
Да… А разве на том доме, что высился среди леса, справа, нет крыши? На том, что вплотную примыкал к скале?
Трудно сказать.
Эскиль подумал, что здесь должно быть очень красиво днем. Просто ему не повезло оказаться здесь в мрачное время суток, когда сумерки вызывают в сердце человека гнетущую тоску.
А каково зимой, когда на море шторм, а снег заваливает дома во тьме…
Он задрожал при мысли об этом.
Но что-то здесь по-настоящему пугало его. Чтобы это могло быть? Что тут таится?
Нет, что-то он чересчур поддается этому сумеречному настроению! Он чувствовал себя усталым и измотанным, отчасти из-за лишений и плохого самочувствия в тюрьме, а отчасти из-за непривычной перегрузки. К тому же он был голоден и страдал от морской болезни.
От скал исходил холод, и он сильно продрог.
При таких обстоятельствах не трудно было совсем потерять мужество.
Зачем он вообще прибыл сюда? Почему он сразу не отправился домой, в теплый чудесный светлый Гростенсхольм?
Его мать и отец не желали писать ему. Они даже не попытались вызволить его из тюрьмы.
Может быть, у них там что-нибудь случилось?
Каким же идиотом он был, отправившись перво-наперво в Эльдафьорд! Домой, вот куда нужно было ему ехать!
Но теперь он уже здесь. У цели.
Тоже мне, цель! Найдется ли в Норвегии более мрачное место?
Больше уже не оглядываясь, он снова взялся мозолистыми руками за весла. Но ему было не по себе, пока он плыл дальше по рукаву фьорда. Он затылком чувствовал, что кто-то наблюдает за ним злобными глазами из маленькой рыбачьей бухточки.
Он просто не осмеливался больше смотреть назад.
Вместо этого он неотступно глядел на большой фьорд. Но вскоре он исчез из виду, и было видно голые скалы.
Не очень-то привлекательное зрелище.
Вода вокруг лодки казалась иссиня-черной и холодной, благодаря отражавшемуся в ней горному массиву.
Трудно было сказать, что таилось в глубинах этих вод. Может быть, оттуда выскочит сейчас затаившееся на дне чудовище?
Эскиль сжался всем телом и чуть не закричал, когда лодка наткнулась на что-то и с жутким скрежетом остановилась. На миг ему показалось, что сердце вот-вот остановится от страха; лицо пылало, руки тряслись.
Но он тут же понял, что произошло. Просто он достиг суши. Наткнулся на подводный камень возле самого берега.
На пристани стояли люди и обсуждали его промах.
Среди них было двое детей. Несколько мужчин оперлись на перила. Какая-то упитанная и брюзгливая на вид дама, а также две молоденькие девушки, шепчущие что-то на ухо друг другу и хихикающие. Обе они имели вовсе не враждебный вид — наоборот!
Одна из них была даже красивой.
Больше ничего Эскилю увидеть не удалось. Он поспешно вылез из лодки, чтобы столкнуть ее с подводного камня. С натянутой и смущенной улыбкой кивнув — преувеличенно добродушно — собравшимся на пристани, он пошел, опираясь на весло, к берегу. Мальчишки тут же бросились в воду и ухватились за форштевень, поскольку Эскиль чуть не потерял равновесие. Но он тут же элегантно выпрямился, что вызвало у девушек новый приступ смеха.
И в следующий миг он уже стоял среди людей, спрашивал у них что-то, что-то пояснял. Разумеется, им было интересно, что этому чужому человеку понадобилось в Эльдафьорде, но они не говорили об этом вслух. Однако он нутром чувствовал их любопытство.
Он сказал, что ему посоветовал посетить это фантастическое место один человек, которого он встретил много лет назад. Это была правда. Он сказал, что давно уже хотел приехать сюда, но вот ему представился такой случай, он оказался поблизости и решил не упускать возможность побыть здесь несколько дней. Есть ли здесь комната, которую он мог бы снять?
Люди переглянулись. Воцарилось молчание.
— Обычно Терье сдает жилье внаем, — сказал один из мальчик, и взрослые зашикали на него.
— Терье? — спросил Эскиль.
И тогда один из мужчин медленно и неохотно произнес:
— В самом деле, Терье Йолинсон сдает жилье приезжим. Но не соглашайся на что попало, юноша!
Попроси его, чтобы он сдал тебе комнату в его собственном доме. Все же остальное, что он предложит тебе… не слишком приятно…
Голос его затих и на вопрос Эскиля: «Почему же?» никто из присутствующих не ответил.
Но юноша навострил уши при упоминании имени Йолинсона. Йолин… Так звали этого человека, который построил этот таинственный дом.
Вот куда ему нужно! Не стоит слишком много выспрашивать. Пока.
— Кто-нибудь покажет мне дорогу?
Две молоденькие девушки тут же вышли вперед.
— Мы покажем.
— Прекрасно!
Мужчины с беззлобным весельем наблюдали, как этот сухопутный краб Эскиль пытается пришвартовать свою лодку.
— Мы позаботимся о ней, — спокойно сказал один из них. Судя по его голосу, они были настроены дружелюбно по отношению к прибывшему. Не принимали всерьез этого молокососа, совершенно ничего не смыслящего в морском деле.
Эскиль поблагодарил их за помощь.
Толстая женщина уже спешила вверх по склону; насколько ей позволяли это ее жирные ноги, чтобы первой принести новость соседям.
Вместе с девушками Эскиль направился от пристани верх. Глаза их ни на минуту не отрывались от его лица, и это смущало его.
Эскиль Линд из рода Людей Льда был видным парнем. Его темно-каштановые волосы были густыми и волнистыми, зелено-карие глаза вызывающе сверкали. Что же касается его веснушек… Возможно, они были бы помехой на лице какой-нибудь привередливой девчонки, но лицу Эскиля они предавали особое очарование. Короткий, смело очерченный нос и сияющая улыбка тоже кое-что значили, не говоря уже о длинных ногах и крепком теле. Эту привлекательную внешность он унаследовал от своих дедушки и бабушки с материнской стороны, Вемунда и Элизабет Тарк. И неважно, что после пребывания в тюрьме он побледнел и отощал. Он выглядел более романтическим, и к тому же многие люди в то время и в городе, и в деревне, были худыми, так что он не отличался от других. Смесь юношеской отваги и смущения, то и дело вызывавшего у него на щеках румянец, делал его совершенно неотразимым.
