— Брось его! — наконец, сказал я, почему-то стараясь не заглядывать Лизе в глаза. — Кто его знает, что это за штука.
— А я домой хочу, — внезапно заревела Нинка. — Я тут боюсь!
Как не стыдно было признаваться, но и мне было как-то не по себе. Лес, такой родной и знакомый лес, лес, исхоженный нами вдоль и поперёк, вдруг показался враждебным, зловещим. В стройных соснах, в маленьких ёлочках, в кустах черники, всюду чудилась мне какая-то скрытая угроза, в каждой травинке мерещился непонятный враг. И я совру, если скажу, что страх обуял всё моё существо, нет, к страху примешивались изрядная доля любопытства и совершенно ни к месту проснувшийся охотничий инстинкт. С одной стороны больше всего мне хотелось сбежать из этого жуткого леса куда подальше, промчаться мимо поселкового магазина, может быть, даже подраться с целой ватагой пацанов с пятой улицы. А вот с другой стороны мне с мальчишеским азартом хотелось выяснить, что за существо потеряло это крыло, хотелось разузнать всё о том, почему золотое крылышко обжигало нас с Ленкой и не причиняло вреда Лизе. Но потом я перевёл взгляд на Нинку, которая давно выронила корзинку и стояла, обхватив правой рукой левое запястье, и страх перевесил.
— Домой надо, — твёрдо сказал я. — А то родители нас потеряют.
— Домой… — задумчиво повторил Лиза, всё ещё держа в пальцах крылышко, и вдруг закричала: — Ой-ой! Горячо!
Она сделала рукой движение, будто бы хотела бросить золотое крыло, но оно почему-то осталось в её руках. Лиза трясла кистью, стараясь избавиться от крылышка, но то словно приросло к её руке и нипочем не хотело отцепляться. Поначалу мне казалось, что Лиза дурачится, чтобы опять напугать нас, но потом я увидел, как покраснели её пальцы, держащие крыло, и понял, что Лизе не до шуток. Я схватил Нинкину косынку, обмотал ею руку и попытался оторвать крылышко от Лизиной руки. Судя по ощущениям, крыло не то что прилипло, скорее, оно именно приросло и оторвать его можно было только вместе с кожей. Тоненькие проволочки впивались в руку всё глубже и глубже, Лиза орала и извивалась, Нинка выла, я молча выдирал золотое крыло из худенькой руки. Потом несколько минут выпадают из моей памяти, кажется, Лиза потеряла сознание и упала на траву. Кажется, золотое крыло прожгло косынку, и я почувствовал ещё один "ожог", но в этом я не уверен точно. По крайней мере, я помню совершенно точно, что на следующий день на голове Нинки была та же самая косынка, и на ней не было ни единого следа, напоминающего о сражении с золотым крылом.
А потом, когда мне стало по-настоящему страшно, на тропинку вышел человек, одетый как дачник. Спортивные штаны, кеды, рубашка с длинными рукавами, жилетка с множеством карманов. За спиной у незнакомца был небольшой зелёный рюкзак, в руках ведро, наполовину заполненное еловыми шишками. Я ещё подумал, что неплохо было бы попить чаю, и не понял, откуда взялась эта мысль. Потом я догадался, что дед Лизы топит самовар шишками, из трубы вырывается густой ароматный дым, и чай получается с удивительным привкусом, который я и сейчас называю дачным. В самом деле, что может быть лучше, чем пить чай, настоянный на смородиновом и вишнёвом листе, с вареньем из ревеня, щедро намазанным на ломоть белого хлеба! Удивительно, сколько всего может передумать человек, только взглянув на что-то, совершенно не стоящее внимания. Казалось, что незнакомец прочитал мои мысли относительно хлеба с вареньем. Он подмигнул мне как-то совершенно по-особенному, взлохматил рукой густые седые волосы и опустился на корточки перед Лизой. Из кармана жилетки он достал маленький круглый закопченный камешек, взял в руки побагровевшую Лизину кисть, в которую уже довольно глубоко вгрызлось золотое крыло, и принялся водить по ней камешком. Лицо Лизы исказила мучительная гримаса, Лиза что-то замычал и дёрнулась всем телом. Я бросился к ней, но незнакомец сделал мне выразительный жест рукой, чтобы я не мешал. Тем временем круглый камешек в руках незнакомца покраснел и, как мне показалось, немного задрожал. Лизина рука вздрогнула и из неё постепенно начало выходить золотое крылышко, немного смятое, но всё такое же изящное и невесомое. Нет, круглый камень не втягивал его вовнутрь, он даже не притягивал его к себе, скорее, камень просто каким-то удивительным образом взаимодействовал с золотым крылышком. Да и, как я успел разглядеть, это был вовсе не камень, а кусок какого-то пористого вещества, напоминающее ещё не до конца застывшую глину. Когда крылышко полностью вышло из Лизиной руки, оно нависло прямо над круглым камешком, задрожало и вдруг начало сжиматься, скукоживаться, темнеть совсем как кусок полиэтилена, который я не раз бросал в костёр. В конце концов крылышко сжалось совсем, свернувшись в точно такой же камешек, какой и был в руках незнакомца. Раздался глухой щелчок, первый камень подпрыгнул и соединился со вторым. Незнакомец улыбнулся, ещё раз мне подмигнул и засунул оба камешка в карман. Теперь камешки больше всего напоминали грецкий орех, две половинки одного целого.
— Ну вот и всё, — весело сказал незнакомец, вставая на ноги. — Теперь всё хорошо.
Но я его не слушал. Нехорошо, конечно, но сейчас меня больше интересовало, что с Лизой, так что я даже не поблагодарил странного человека. Но Лиза уже пришла в себя, уселась на корточки и с удивлением смотрела на свои грибы, рассыпанные из перевернувшейся корзинки. Нинка испуганно переводила взгляд с Лизы на незнакомца и беззвучно ревела. Я почесал макушку и не придумал ничего умнее, как помочь Лизе собрать грибы. А незнакомец просто стоял, смотрел на нас и как-то по-особенному улыбался. Казалось, что он знает что-то такое, чем непременно хочется с кем-нибудь поделиться, но пока ему не задают вопросов, он вынужден молчать. Впрочем, молчал он недолго.
— Грибы собираете? — спросил человек необычайно высоким голосом с оттенком какой-то зловещей весёлости. — И как, много набрали?
— Много, — отчего-то строго кивнул я.
— Так это же замечательно! — радостно воскликнул незнакомец, обвёл нашу троицу горящим взглядом и вдруг помахал в воздухе одной рукой. — А вы знаете, что это такое?
— Нет, — ещё строже сказал я, припоминая все мамины советы относительно разговоров с незнакомцами.
— Это же триеллин! — закричал незнакомец с такой радостью, что мне стало как-то неловко оттого, что я не испытываю никакого восторга по поводу этого факта. — Золотое крыло! Крыло от золотого моста! Крылатый золотой мост! Фарго!
— Мост? — нахмурился я, ожидая, что сейчас нам предложат конфетку или прогуляться "кой-куда". В голове сами собой всплыли слова о том, что ни при каких обстоятельствах нельзя садиться в чужую машину, принимать от чужих людей сладости и вообще заговаривать с незнакомцами. В те золотые денёчки я ещё не знал, что можно сказать что-то вроде "черт возьми, а что нам ещё оставалось делать", но будьте уверены, я подумал примерно то же самое. Почему-то родители, когда выдают нам правила десяти тысяч "нельзя" забывают уточнить, что иногда бывают ситуации, которые… ну, вы поняли. Приходится до всего доходить собственным умом, а это не всегда просто. Впрочем, я придерживаюсь мнения, что человек должен набить все причитающиеся ему шишки. Когда у меня родилась дочь, я сумел прочувствовать верность этого утверждения в полной мере.
