— Ага, а вот и те, кого мы ждём, — довольно прошептал Агер, высматривающий в потоке зверей кого-то ещё.
Через минуту и я увидел, кого же ждали охотники. Это оказалась стайка небольших пустынных или степных оленей, вроде сайгаков. Они тоже медленно брели к источнику воды.
Что самое интересное — никто из зверей не нападал друг на друга. Все по возможности или держались в стороне, или ждали своей очереди. Но никто ни на кого не бросался. Словно неведомый слон Хатхи протрубил водяное перемирие. И все ползли к воде. Даже зная, что это небезопасно, даже подозревая, что это ловушка, звери всё равно упорно брели к спасительной влаге.
Охотники во главе с Агером тем временем приблизились к сайгакам. Те на них никак не отреагировали, просто продолжали брести к воде. Кочевники же тем временем принялись деловито ощупывать каждое животное. И по итогам на трёх сайгаков была накинута верёвка. Справедливости ради стоило сказать, что охотники поступили достаточно благородно: из всего стада они выбрали самых старых и слабых. Более того, они даже позволили выбранным зверям так же напиться воды перед тем, как увести. Конечно, напившиеся и получившие прилив сил животные сопротивлялись, но охотники предусмотрительно перевязали сайгаков и вокруг шеи, и поперёк туловища, так что те, получив несколько внушительных ударов, покорно склонились и пошли за ведущими их охотниками.
— Вот такая вот охота, Чешуйка, — довольно сказал Агер, — как видишь, всё предельно просто. Не надо ни за кем гоняться, никакой жестокой погони. Просто организовал источник и ждёшь, пока тебе кто надо сам придёт в руки. Наши мудрецы могут такое проворачивать, но их нужно двое, а то и трое — и несколько часов работы, чтобы водоём наполнить. Впрочем, ты наверняка и так уже догадался, что их способности не идут ни в какое сравнение с твоими.
— Всё равно, как-то это… мерзко, — пробормотал я, — одно дело, когда ты охотишься, и у каждого животного есть шанс спастись. А тут… тут животные знают, что идут на собственную смерть, но всё равно идут, потому что не идти — это тоже смерть. И такое…
Впрочем, чему тут было удивляться? ярко Так устроена дикая природа, или ты должен кого-то сожрать, или же сожрать должны тебя.
— Ну тут уж что поделать, маленький пуири, — сказал ещё один охотник с тёмно-серебристым цветом чешуи, управляясь со своим животным, — жизнь так устроена, что надо кого-то есть. Да и посуди сам: так ли уж плохо для них вышло? Мы отобрали самых слабых членов стада, которые через три-четыре седмицы так и так подохли бы. А остальное стадо в обмен на это сумело напиться воды и теперь получило куда больше шансов на выживание.
— Да и вообще, — проворчал Агер, которого, при всей его толстошкурости, казалось, всё-таки задели мои слова, — для тебя в том числе стараемся. Ты же другую еду есть не можешь. А у нас запас мяса, между прочим, тоже не бесконечный.
Со стыдом мне пришлось признать, что определённый резон в словах альбиноса был. Конечно, можно долго сокрушаться о том, насколько жестоко устроены жизнь и природа. Вот только сожалеть о том, как бедные сайгаки вынуждены идти на собственную смерть, а потом через несколько часов спокойно уплетать их же мясо — это уже начинало отдавать душком лицемерия…
* * *
Через два дня прибыл первый из трёх отрядов пустынных кочевников, о которых говорил Арсини. И, судя по тому, как тепло приветствовали друг друга мужчины и женщины, как быстр стали помогать устанавливать палатки прибывшим, как дети с визгами и воплями побежали обниматься друг с другом, а потом с такими же визгами побежали к водоёму, который я теперь наполнял для них каждый день, отношения между ними были самые что ни на есть близкие. С другой стороны, а разве могло быть иначе? Ведь все они — осколки одной, когда-то великой расы. И для того, чтобы выжить, они не могли не проникнуться к последним выжившим сородичам самой крепкой дружбой, какой только возможно. Уверен, что они и кочуют-то по отдельности только потому, что так проще собирать скудные пустынные ресурсы. Была бы их воля — они, конечно же, жили бы вместе.
Но вот перед моим взором предстал и тот, чьё появление вызывало больше всего волнения. С одного из ферстов, которые уже учуяли источник воды и нетерпеливо били лапами, тоже желая поскорее напиться, помогли спуститься очередному вимрано в длинном тёмном плаще. Ростом он чуть уступал Арсини, зато был более крепко сложен. Его чешуя была глубокого фиолетового цвета, а когда он повернул ко мне своё лицо, вместо глаз я увидел на них лишь два бельма. Этот вимрано был полностью слеп.
Тем не менее, как только вимрано спешился, его рука тут же поднялась и безошибочно указала в мою сторону. И двое мужчин, которые его сопровождали, тут же бережно подхватили своего предводителя и помогли дойти до меня.
— Значит, вот о ком говорил Арсини, — тихо прошелестел мудрец, вперив в меня пустой взгляд, — да, хоть глаза мои и не видят мира обычного, зато я вижу образы мира духовного. И да, мальчик, в твоей левой руке бьётся великая, поистине великая и чудесная сила.
Мне от этой реплики стало немного неуютно. До сего момента я предпочитал, чтобы никто не знал о том, что вся моя магия, по сути, заключена в моей левой руке, ибо источник её — это артефакт, пусть и сросшийся с моей плотью. Потому что меня не покидало ощущение, что в этом случае даже если путь домой для меня и сыщется, мою левую руку могут просто отрубить и оставить на память. Исключительно в самых благородных целях. Ну, вернее, если это артефакт — то приспособить его так, чтобы он постоянно производил воду как какой-нибудь фонтан. Потому что даже если это и не получится — не факт, что существа, жизненно нуждающиеся в воде, не захотят попробовать.
— Тебе не стоит бояться, маленький пуири, — мягко сказал фиолетовый вимрано, для которого, казалось, и эмоции собеседника не были тайной, — никто не станет причинять тебе вреда. Но всё же мы бы хотели поговорить с тобой, и поговорить откровенно. Как ты позже поймёшь, это и в твоих интересах. Но не сейчас, конечно. Сейчас мне требуется отдохнуть с дороги. Да и дождёмся уже остальные племена. Маури и Адресто тоже, несомненно, захотят с тобой поговорить.
После этих слов старейшина внезапно закашлялся сухим кашлем. Один из помощников тотчас потянул его в сторону шатра Арсини.
— Мастер Даяо, прошу, пройдёмте в палатку. Вам обязательно нужно отдохнуть после долгого пути.
— Да-да, мой мальчик, конечно, — и, когда старик уже ковылял прочь, до меня донеслось его бормотание, — эх, что за жизнь такая? С водой я в таком возрасте был бы в самом расцвете сил, а так — уже старая развалина, только что песок не сыплется…
Мудреца увели в шатёр, я же решил посидеть около воды. Ибо наличие рядом источника воды всегда помогало мне успокоиться и расслабить разум. Тем более, что мне было о чём подумать.
Вот только подумать у меня не получилось. Несмотря на то, что я уселся от воды достаточно далеко, чтобы на меня не летели брызги от резвящихся в воде ребятишек, те всё равно умудрялись доставать до меня. Возможно, что и специально.
Вот что значит — дети. Вчера им говорили, что воды мало, и её надо экономить — и они послушно это делали. А сегодня воды стало много — и это значит, что теперь можно побаловаться. Минуты две я терпел и отсаживался на пару шагов подальше, но после того, как один из зелёных мальчишек, ловко ударив ладонью по воде, метко запустил струю воды прямо мне в морду, терпение лопнуло, и я, вскочив, стал творить у себя в руках водяные шары, которые тут же запускал в резвящихся малышей. И, к большому моему удивлению, им это невероятно понравилось. После того, как первые пятеро сорванцов получили заряд воды по чешуйчатой мордашке, уже весь водоём кричал мне:
— Меня!
— Давайте в меня!
— В меня бросайте, в меня!
Не став отказывать им в таком удовольствии, я начал метко выстреливать самых наглых и голосистых. Вот только теперь маленькие вимрано, будучи готовыми к такой атаке, смогли меня изрядно удивить. В самый последний момент перед тем, как шар воды, по идее, должен был бы в них врезаться, они уходили под воду, да так быстро и ловко, что в это было трудно поверить. Казалось, в них заговорили спящие гены их расы, и они вели себя так, словно прожили в воде всю жизнь, а не вчера узнали, как это вообще бывает. И когда снаряд улетал в молоко, они высовывались и, показывая тонкие язычки и крутя рожицы, требовали ещё.
