Сэту казалось, что когда-нибудь меч станет настолько тяжёл, что он не сможет достать его из ножен.
Когда наступит это время, он должен будет уступить место сыну.
Оглянувшись к очагу, он увидел черноволосого мальчишку, больно похожего на свою мать. Он вырастет крепким и славным воином — Сэт в этом не сомневался, но лучший наставник для него, как думалось князю, погиб слишком рано. Вспомнив о горьких потерял, росомаха осушил кружку с медовухой наполовину и отвёл взгляд от сына, пока мальчишка не заметил, что он смотрит.
Снег продолжал падать на землю. Под корнями старого дерева, выглядывая из-под тонкой шапки снега, лежал боевой шлем павшего воина. От его истлевшего тела не осталось ничего кроме костей и изорванного тряпья и груды железа. Никто не придал их земле, считая, что волчье племя заслужило гнить в земле, пока дикие звери рвут его на куски. Злость людей на виновников бойни с каждым годом лишь росла, и Сэт не сомневался, что где-то в какой-то деревне, так же хоронят его братьев.
Костям нет почестей.
Князь сделал ещё глоток и невольно вернулся воспоминаниями к позапрошлому лету.
***
Росомахи наступали. Их войско уверенно продвигалось на запад. Напав на след волков, изувечивших жителей Фарнога, они старались нагнать их и разбить, пользуясь преимуществом.
Волки их уже ждали. Не то их разведчики донесли им вести о приближении войска Сэта, не то кто-то из деревенских жителей, соблазнившись обещанным вознаграждением. Их встретили по достоинству, вывесив на деревьях тела убитых чужаков — каждый из них умер своей смертью, лишившись того, что, по мнению волков, он не заслужил из даров великого Зверя. У одних не хватало пальцев, у других — голов, у иных — не досчитались рук или ног. Никто не сомневался, что частей тел их лишили ещё при жизни, а казнь проводилась в сознании, чтобы волчьему народу, не знавшему предела в жестокости, было достойное представление с криками и воплями умирающих, которые молят о смерти. И не было у них ни уважения к возрасту умерших, ни к чреву, что когда-то породило их самих. В равной степени среди казнённых встречались как старики с детьми, так и женщины.
Воевода Михей так ругнулся, что Сэт подивился, откуда старый росомаха знает такие слова.
Все тела они сняли, потратив на то время, и придали их братскому погребальному огню. Копать могилу каждому не было ни времени, ни возможности, но они возвели над общим пепельным курганом грубо сколоченный знак Зверя, и на том продолжили путь, обещая себе, что, коль выживут, обязательно поставят новый.
Воевода кинулся в бой с именем любимой на устах. Старик, в чьей силе духа Сэт никогда не сомневался, обернулся для него Чернобогом, рубившим врагов направо и налево, проливая столько крови и забирая столько жизней, что молодому и юркому князю не снилось. Иной раз ему казалось, что Михей был бы лучшим предводителем.
Они бились с яростью, зажимая врагов в кольце. Росомахи не желали волкам дать ни единого шанса на спасение. Силы были неравными, но то ли росомахам повезло, то ли Зверь стоял на их стороне, а ярость была так сильна, что волки умирали один за другим, и там, где полёг один брат-росомаха, в землю отправлялось трое волков.
Сэт стоял в центре поля брани в окружении убитых. Кровь, залив его лицо, стекала по подбородку. Из рассечённой брови кровь заливала глаза, мешая видеть, но Сэт не чувствовал ни боли от ран, ни как гулко бьётся сердце в груди. Он жадно дышал, глотая воздух ртом, и смотрел на мертвецов. Меч вновь показался ему непростительно тяжёлым, будто не по его руку и честь. Рука задрожала, привлекая внимание князя. Он скосил на неё взгляд, попытался придержать запястье второй рукой, чтобы та не дрожала и меч не выпал вновь из ослабевших пальцев. Руки, залитые кровью, казались ему чужими.
— Князь!
Он оглянулся на крик, отнимая руку от запястья. По встревоженному лицу воина он понял, что случилась беда. Убрав меч в ножны, Сэт, переступая через врагов, шёл к причине юношеской тревоги. Он не знал, что увидит, но дурное предчувствие преследовало его от начала боя и до сейчас. Он всё гадал: что оно значит? Поражение ли в бою? Ведь они победили. Одержали победу, смяв отряд волков. Так что же не так? Павшие братья? Он знал, что не все переживут этот бой, но молил Зверя о прощении и милости для них и себя.
Росомахи, отделив своих братьев от вражеских воинов, бережно складывали тех в ряд: живых и мёртвых клали раздельно. Тех, кто был ещё жив, но умирал от ран, где лекари были бессильны, оставляли в кругу живых и крепких братьев, давая тем спокойно отойти в Чертоги Зверя в окружении близких товарищей.
Возле воеводы, отдавая тому последнюю дань, воины столпились, будто на похоронах. Роняли слёзы, оплакивая ещё живого товарища. Сэт посмотрел на них с неодобрением и едва ли не рыкнул, не понимая, что за настроение, но быстро смягчился, заметив и бледное лицо старика, залитое кровью, и рану на его животе — глубокую и опасную. Неприятный запах нутра и болезни говорил лишь о смерти, которая неминуемо настигнет воеводу. Лекарь был бессилен.
Опустившись на землю рядом с воеводой, Сэт перехватил руку Михея, сжимая его сухую ладонь крепко и уверенно.
— Держись, старик.
— Я отомстил за свою пташку, — сказал он с улыбкой, сжимая руку князя, но взгляд его, обращённый к небу, был неосмысленным и пустым. Душа покидала тело, и Сэт слишком явственно это видел. Не раны отнимали жизнь воеводы, а его желание в ином мире — в Чертогах Зверя — воссоединиться с любимой. — Она меня заждалась.
— Ты что удумал, старый дурень?! — Сэт заревел от злости и отчаяния. Осклабившись, он схватил воеводу за грудки и приподнял, неотрывно всматриваясь в бледное, залитое кровью лицо старика.
Воевода его уже не слышал. Улыбка на его лице была счастливой. Он видел, как перед ним, обернувшись молодой девицей, зайчиха ждёт его в лучах весеннего солнца.
— Заждалась…
Последние слова слетели с губ старика с последним выдохом.
Сэт закричал от бессилия и горечи, вжавшись лбом в грудь воеводы. Он плакал, не думая сдержать слёз от боли. Старик, который заменил ему и отца, и мать, и дядьку, умер у него на руках. Сэту казалось, что его нутро вновь исполосовали раскалённым ножницами. Казалось, что душу вывернули наизнанку, разорвали на куски и втоптали в грязь. Ещё одна частичка его сердца умерла вместе с последним дорогим ему человеком. Он потерял всех, кого любил. Даже тех, кого, как обманчиво думал, хотел спасти.
Глава 16
Ночь была тихой. Товарищи спали, пригревшись у костра. Ближе всех к тёплому пламени, завернувшись в меховой плащ, дремал мальчишка. Сэт всматривался в его лицо — всё ещё юное, но на нём залегла тень, согнавшая из тела детство и невинность. Он сам был тому виной, когда взял мальчишку с собой в опасное путешествие. Воевода Михей не зря ругал князя, чтобы не торопился, но кого он послушался? Не зря Михей поминал старого росомаху и его методы воспитания детей. Сэт с неохотой признавался себе, что поступает так же. Он взял мальчишку в дорогу, где опасно и смерть даже ближе, чем дышит в затылок, считая, что настало время закалить его настоящими боями и воспитать из него воина — преемника себе. Он оправдывал себя тем, что времена неспокойные и любой бой для него — князя — может стать последним. Сэт считал, что так защитит щенка, если взрастит из него дикую росомаху, чтобы он со слезами и кровью впитал в себя дух сражения и знал, что загнанный зверь сражается хлеще загонщиков, потому что у него нет выбора: бой или смерть.
Мальчишка рос, не зная любви матери и заботы отца. Сэт украл его детство, считая, что в их случае раннее взросление — спасение, но он ошибался и явственно видел, что натворил своими руками. Изменить уже невозможно. Он создавал копию себя, возможно, ещё более дикую и своевольную, более жестокого. И опасался, что в будущем его сын станет не меньшим тираном, чем Волк. Несчастье, которое он создал собственными руками.
