От Уинни пахло малиной и немного рыбой. Странно, этот запах совсем её не портил…
— На ужин хватит, — лениво кивнул он, имея в виду форель, — больше туда не полезем, у тебя все губы черные от холода.
Уинни машинально дотронулась до рта, потом облизнула пальцы и рассмеялась.
— Это ягодный сок. Я собрала немного ежевики и малины, там, наверху, — она махнула в сторону зарослей на вершине.
Взгляд Марсия остановился на её губах.
— И как, сладкие?
— Да, самые спелые выбирала.
— Хочу попробовать.
— Так пошли… — удивилась она.
— Нет, хочу сейчас.
Он шагнул к ней, положил руку на затылок и наклонился к губам.
Уинни дернулась, отталкивая его, и сама попятилась.
— Эй, ты чего удумал!
Взгляд растерянно мечется. Видеть её в таком смятении было непривычно. Она обхватила себя за плечи, глядя на него почти с испугом.
— Почему? — сердито спросил он.
— Я не давала разрешения.
— Так дай его сейчас.
— Иди‑ка ты знаешь куда… — Она резко отвернулась и зашагала к тропинке, но Марсий догнал, схватил её за руку и развернул к себе, не давая вырваться.
— Пусти! Слышишь, а ну, пусти!
— Почему? — настойчиво повторил он. — Почему ты полетела со мной, Уинни?
Она резко прекратила вырываться и замерла в кольце объятий.
— Потому что ты предложил, — наконец ответила она, тяжело дыша и дрожа, то ли от холода, то ли от чего‑то ещё. — Не велел, не приказал, а предложил… фактически спросил моего разрешения. Впервые.
— И только?
— И только…
Он помолчал, а потом медленно поднял руку и пальцем обрисовал её губы.
— Можно я поцелую тебя, Уинни?
— Дурак, — расплакалась она.
Их губы встретились одновременно.
И как соленый поцелуй может быть таким сладким?
Дважды романтичная
— С пледом это вы хорошо придумали, — сказала я, стоя на крыше башни под пронизывающим ветром и мелко дрожа. Отсюда открывался такой сногсшибающий вид. Впечатление слегка портил стук моих зубов.
Дракон накинул плед мне на плечи. Я подтянула краешек и благодарно кивнула:
— Спасибо.
Второе покрывало он расстелил в центре площадки, под треугольником крыши, и принялся раскладывать собранный Хорриблом ужин: копченую буженину, козий сыр, ячменные лепешки, последней вытащил грушевидную бутыль темного стекла.
— Надеюсь, это не финиковый ликер.
Кроверус сверкнул черной улыбкой.
— Безалкогольный сидр.
Я улыбнулась и, пока он расставлял приборы, осторожно приблизилась к краю площадки. Её опоясывала полуразрушенная аркада. Время и ветра не пощадили усилия зодчего, но то, что сохранилось, свидетельствовало о его мастерстве. Небольшие постаменты, предназначенные для скульптур, пустовали. Ноги рыцаря ниже колен и фавн с отбитым рогом, сложивший руки для игры на свирели (сама свирель тоже отсутствовала) — вот всё, что осталось.
— Что это? — я указала на торчащее слева полуразрушенное строение. Верхняя половина почернела и скрючилась, как подагрический палец.
— Западная башня, — раздался голос почти над ухом. Я вздрогнула и обернулась. Дракон стоял прямо за спиной. Я подвинулась, освобождая место рядом.
— А что с ней…
— Несчастный случай.
Ах да, рассказ Хоррибла. Западную башню Кроверус спалил сам. Сгоряча, когда узнал о моём побеге и «просто вышел проветриться». Но слуга больше убивался по секции книг о свойствах жабьих пупырышек, которую постигла та же участь и по той же причине. Я посмотрела на останки башни, на Кроверуса, снова на башню, и плотнее закуталась в плед. Да уж, слово «испепелить» обрело новый смысл. Прямой. Прежде я воспринимала его скорее как фигуру речи.
— Холодно?
— Нет… А вам? — я кивнула на его не по погоде легкий наряд. Второй плед ведь он использовал, как скатерть.
Дракон покачал головой. От него исходили волны тепла, которые я чувствовала даже сквозь плотную ткань покрывала. Волоски у меня на руках наэлектризовались.
Дракон оглядывал окружающий простор, как крестьянин — только что вспаханное поле. И во взгляде этом сквозило что‑то похожее на гордость и удивление, словно Кроверус не мог поверить, что владеет замком, к которому прилагается такой чудесный вид.
— Так с чего столь экзотичное место трапезы?
— Просто…
— Просто?
— Мы весь день провели в помещении, подумал, свежий воздух и красивый пейзаж не повредят.
— Не повредят, — согласилась я. — Отсюда прекрасный вид. — Похвала замку доставила дракону удовольствие. — Жаль из‑за завесы нельзя в полной мере насладиться закатом.
Солнечный шар почти достиг горизонта и расплывался в небе золотисто — алым пятном, рассеивая ореол и подкрашивая облака, тоже напоминавшие мутные кляксы. Зато клочок моря у берега смотрелся вполне живописно. Как и носящиеся над ним крылозубры — по крайней мере до тех пор, пока одна из птиц не вытащила из норы сопротивляющегося суслика и не поволокла жертву прочь, в своё гнездо.
— Снимем её.
— А так можно? — удивилась я.
Прозвучало как «снимем перчатки» или «снимем шляпу».
Вместо ответа дракон шагнул к самому краю, так что пальцы ног зависли над бездной, и мне стало дурно при мысли о расстоянии до земли. Кроверус, в отличие от меня, не испытывал ни малейшего дискомфорта. Вниз он даже не смотрел. Дотронулся до ближайшего зубчика башни и подцепил когтем нечто похожее на пленку. В тот же миг воздух всколыхнулся, расходясь от его пальцев складками. Дракон отпустил невидимый кончик, и с неба словно прозрачный занавес упал. Воздух мгновенно очистился, и все краски мира брызнули в глаза, ничем не приглушенные.
Переход оказался столь резким, что я заморгала, а потом невольно охнула: раскаленный солнечный диск коснулся нижним краешком моря и теперь золотом растекался по поверхности воды. Расходящиеся во все стороны лучи разрезали небо на слоистый пирог. Заметив кружащие в воздухе перышки, я окончательно убедилась, что сплю: такая красота просто не может существовать наяву! Но, увидев зализывающего перья крылозубра и удирающего со всех ног суслика, поняла, что не грежу.
— Какая немыслимая красота! — выдохнула я, чувствуя, как по телу бегут мурашки, а горло сжимает спазмом восхищения.
— Да, просто немыслимая… — эхом отозвался дракон.
Я радостно повернулась к нему и увидела, что он стоит спиной к солнцу и разглядывает меня. В лице читалось отражение моего восторга. Белые пряди выбились из гребня и трепетали на ветру, окрашенные малиновым и золотым. Широкоплечая фигура выделялась на фоне закатного неба, а глаза гипнотизировали, не отпуская мой взгляд.
