День уже клонился к закату, когда предельно уставший Хэлдар, поскользнувшись на свалившемся с дерева клубке лиан, чтобы не плюхнуться лицом в грязь, ухватился за ствол небольшого деревца, усыпанного плодами, похожими на мелкие яблоки. Предостерегающий крик проводника, увы, опоздал. Эльф растерянно смотрел на ладонь, мокрую от стекающей по стволу воды, смешанной с соком дерева. Мазруван заставил его обтереть ладонь прямо о землю и заторопил своих спутников с устройством на ночь, хотя времени еще хватало. К счастью, искать место им пришлось недолго, и вскоре Гай помогал нильгайцу, а Хэлдар лежал на куче срубленных веток, скрючившись как креветка, прижимая руки к животу. Он не мог даже пожаловаться на резкую, судорожную боль, поскольку его язык настолько распух, что едва помещался во рту и ощутимо мешал дышать… Его перенесли в хижину; когда отек несколько уменьшился, Мазруван напоил его горячим отваром: воду с плодами вскипятили в колене нутана. Хэлдар промучился полночи, уснув только под утро. На следующий день боль уступила место слабости, а ладонь горела так, словно с нее содрали кожу.
— Мазруван, меньше всего я хотел бы обидеть вас, — Гай закончил привязывать к жерди жутковатый оберег и обратился к нильгайцу, склонившемуся над Хэлдаром. Младший эльф весь день пытался изо всех сил не отставать от своих спутников, поминутно протирая глаза — их то и дело заволакивало туманом, и проклиная дрожащие от слабости ноги. Он держался. сколько мог, но когда Гай бросил плащ на пальмовые листья, то рухнул на него ничком, как подрубленное деревце. Мазруван тем временем согрел воду, развел ею разжеванные им сердцевинки орхидеи, за которыми ему пришлось лезть довольно высоко, и, намазав этой мазью ладонь эльфа, принялся перевязывать ее молодыми листьями нутана. Он поднял голову:
— Вы не сможете обидеть меня, даже если захотите. Вы хотите меня о чем-то попросить?
— Да. Мне необходимо поговорить с сыном, но о действительно важных вещах мы предпочитаем говорить на своем языке, а не на всеобщем.
Мазруван улыбнулся краешками рта и ничего не ответил. Гай подсел к сыну, провел рукой по его голове и заговорил:
— Хэлдар, дружок, на этот раз мама была права… не стоило нам затевать эту показную защиту фамильной чести.
— Конечно, права… как и в прошлый раз… и в позапрошлый… Вы помните хоть раз, чтобы она ошибалась? — и Хэлдар слабо усмехнулся.
— И все же… возможно, сейчас не время делиться предчувствиями, но с самого начала этого похода мне не по себе. Я словно сбился с дороги и иду совсем не туда, куда хотелось бы.
— И все, что было родным и любимым, стало чужим и жестоким… мир встал на голову, и я порой не понимаю, кто я и зачем я здесь. И еще раскраска эта нелепая, — Хэлдар дернул себя за иссиня-черную прядь волос, — до сих пор привыкнуть не могу, иной раз взгляну на вас и не понимаю: кто это? Помните, дед учил меня, что всю жизнь мы обретаем свое лицо, ищем его, мучаемся… а мы вот так взяли и стерли еще и не совсем найденное. — и эльф замолчал, утомленный слишком длинной для обессилевшего речью.
— Сын, проводник сказал, что завтра тебе будет намного легче, но дело даже не в этом. Ты поправишься, но… сын, нам не нужны оправдания, если мы решим прекратить поиски слитка солнца. Мы просто скажем «нет», не дожидаясь очередной попытки леса убить одного из нас. Подумай, Хэлдар… если бы мы еще мир спасали, тогда уж ладно, а так… Ты прав, и раскраска эта, и унижение ведомости, а кто ведет — то ли путь, то ли злая судьба? — непонятно. Глуп ищущий березовых почек в пору листопада, а мы, видно, еще глупее.
— Вам действительно так плохо в наших лесах? — в разговор нежданно вмешался Мазруван. И, отвечая на невысказанный вопрос в глазах Гая, сказал:
— Нет, я не знаю эльфийского языка. Но ваша речь звучит печально и тревожно, и если вы думаете, что я не замечаю, какими глазами вы смотрите вокруг, как кривятся ваши губы и какая тоска окрашивает каждый ваш выдох, то… — и нильгаец покачал головой. — Отец предупреждал меня. Он сказал, вы из другого мира — того, что одного корня с нашим, но рос под иными ливнями. Если хотите, мы вернемся назад, обратная дорога всегда вдвое короче.
— Ну уж нет, — Хэлдар перешел на всеобщее наречие, — чтобы из-за пяти дней пути по лесу — по лесу! — эльф свернул с пути?! Никогда! Даже если мы не вернем камня, я хочу показать спину этому треклятому храму, а не зеленым кусачим выползкам.
— Сын мой, и это ты говоришь о деревьях?! — и Гай одобрительно засмеялся.
В эту ночь Хэлдар впервые спал спокойно. Спустя пять дней они вышли к подножию холма, на котором рос храм Калима.
Они стояли у края настоящего ковра из цветущих гиацинтов, окружавшего храм. Ступивший на ковер, по обычаю, должен войти и в сам храм.
— Мазруван, вы исполнили данное слово. Мы не вправе просить большего, — и Гай протянул юноше сверток, который достал из заплечного мешка. — Еле уговорил вашего отца, выслушал от него немало упреков за любовь к театральным эффектам. Возьмите это на память.
Мазруван развернул сверток, там оказался длинный и тонкий кинжал эльфийской работы, из тех, что режут шелковый шарф, подброшенный в воздух. Нильгаец вспыхнул и поднял глаза:
— Благодарствую, лорды. Ваше благородство воистину граничит с безумием. Но я предпочитаю получать вознаграждение после того, как перешагну порог отчего дома. Или это задаток, и в вашем мешке припрятан и меч?
Гай покачал головой.
— Вы не должны…
— Не должен. Но мне хочется. — И юноша жестом предложил эльфам следовать за ним.
Пока они шли по мягчайшему гиацинтовому ковру, с наслаждением подставляя лица ветерку и купая взгляды в небесной синеве, нильгаец давал последние наставления. Оказалось, Мазруван давно все продумал и теперь эльфам оставалось только подчиниться.
Они подошли к первой храмовой постройке (хотя вряд ли так можно было бы назвать этот дом — он располагался на толстом стволе, примерно в метре над землей, и был похож на шар, сплетенный из веток) и остановились, в знак почтения низко опустив головы, Мазруван впереди, эльфы за его спиной. Зеленый шар дрогнул, несколько толстых веток плавно перетекли к земле, образовав подобие лестницы, по которой спустился жрец Калима, немолодой уже мужчина.
— Мир вам, пришедшие в дом вечного цветения. Что привело детей Змеи в наши пределы? — с понятной подозрительностью поглядывая на змеиную кожу их плащей, спросил он.
— Да будет сладок плод твоей жизни, о досточтимый, — подняв голову, заговорил нильгаец, — молю тебя об одном: выслушай недостойного, не посетуй на на мое пустословие!