Но ведь Виктор Ильич сказал, что он секретарь Бога. И он помог мне, спас от смерти, от пуль, заставил поверить, что магия не пропала и вернул страну Грёз, где я спокойно смог научиться всему колдовскому, и схорониться… Но от него пахло спиртным… коньяком, вроде… Может, он всё-таки самый настоящий алкаш, допившийся до белой горячки? Тогда откуда он знает подробности, знать которых не мог по определению? И всё происходящее — не похоже ли на бред сумасшедшего? Расскажи Егору кто-нибудь, что случаться такие невероятные вещи, которые происходят сейчас, не рассмеялся ли тому в лицо? Не то слово — ржал бы, как сивый меринЕгор гнал от себя маетные мысли по мере сил, но они непременно возвращались. Точно, как маятник! Он переживал, и чем больше времени проходило, тем тяжелее становилось на душе. Ему хотелось вернуться в мир, в явь и помочь вывести из комы всех-всех людей и схлестнуться Силами с Дивом. Он чувствовал, что уже способен на это. Но Виктор Ильич запретил покидать страну Грёз, пока сам не даст знать. Проще говоря, Егор не должен и носа совать в реальность. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали — это про него, про Егорку!
Ну хоть бы одним глазком увидеть, что там творится! Не унимался Егор, топча взад-вперёд идеально гладкий песчаный берег.
И детская непоседливость взяла верх. Егор отошёл от берега туда, где пригорком лежали нефритового цвета камни, и поднял один, лежащий с краю от общей кучи на песке.
Поднял и посмотрел.
И увидел того, кого не ожидал.
Появление хозяйки и основательницы музея Юрия Клинова не осталось незамеченным осаждавшими музей фанатами. И охота им, фанатам этим, изо дня в день торчать у ворота да у забора с никому ненужными — кто их слушает? кто слышит? — пикетами. Даже пресса и телевидение (у Виктора Ильича закралось, да так и осталось подозрение, что сама Надежда Олеговна повлияла на сей факт, влияния у неё предостаточно) потеряли интерес, а мэрия города и вовсе не реагирует до глухоты. А эти бестолочи у ворот будто живут и радуются, мня себя ярыми поборниками… чего? Чего они хотят?
Надежда Олеговна въехала в ворота в сопровождении двух штатских машин с тонированными стёклами и низкой посадкой и одной милицейской «Волгой». Неусыпно дежурящие детективы поспешили закрыть ворота, но кортеж внезапно остановился, и из средней машины вышла госпожа Клинова.
— Не закрывайте ворота! — скомандовала она.
— Надежда Олеговна, это неразумно, — попытался вразумить а-ля Леннон.
— Выполняйте, Михаил! — громко сказала Надежда Олеговна и добавила тише: — Но держите ситуацию под контролем.
Из машин сопровождения никто не появился. Из «Волги» высунулась недоуменная физиономия упитанного майора. Его проигнорировали. А-ля Леннон дал знак, и ворота остались открыты.
Недоверчивая толпа митингующей молодёжи сделала дружный шаг, переступив границу ворот. Детективы синхронно передернули затворы своих оружий. Толпа замерла.
И слово взяла Надежда Олеговна:
— Я вижу, здесь собралась в подавляющем большинстве молодежь. Вы наверняка здесь для того, чтобы узнать причину внезапного закрытия музея, не так ли?
Кто-то в толпе сказал: «так!». Многие закивали головами. А один выкрикнул (при этом оставшись незаметными за чужими спинами):
— Кто ты такая? — и сам ответил. — Очередная кошёлка с деньгами, желающая поиметь ещё больше на смерти нашего кумира, вот кто ты!
Толпа одобрительно загомонила, выкрикивая оскорбления в адрес неизвестно зачем объявившейся женщины, охраны и тех, кто даже не соизволил высунуть нос из своих навороченных иномарок. Несколько таких выпадов, и толпа будет готова идти под пули за светлую память их кумира.
Надежда Олеговна ступила толпе навстречу. Детективы напряглись и положили пальцы на курки.
— Я не вижу, кто это сказал, — ровным голосом сказала Надежда Олеговна. — Выйди вперёд и посмотри мне в глаза, недоносок, возомнивший себя великим поклонником! Ну!
Толпа враз притихла, зашушукалась, зашевелилась, как инертная масса, и выплюнула из себя бритоголового лба. Тот встал, набычившись, и исподлобья сверлил ненавидящим взглядом ухоженную до предела омерзения тётку. В этом взгляде читалось: «встреть я тебя в тёмном переулке, показал бы тебе твоё настоящее место». Но в глазах Надежды Олеговны бушевала ничем не прикрытая ярость, она легко выдержала тяжёлый взгляд парня. Разомкнула губы и спросила:
— Так ли хорошо ты знаешь своего кумира?
— Достаточно.
— Достаточно для чего?
Недоносок промолчал, оглянувшись на толпу. Толпа же наслаждалась действом и глазела, не думая защищать одного из своих. Хоть какое-то происшествие за столько-то дней, грех вмешиваться!
Надежда Олеговна не стала провоцировать парня на непоправимую глупость, прекрасно зная, что из себя представляет сданный толпой индивид и что представляет из себя сама толпа, не ведающая, что творит. Вероятнее всего, что эта сбившаяся с пути молодежь из далеко не благополучных семей. И этим молодым людям нужен был пример, кумир, наставник, тот, на кого они могли положиться, на кого могли рассчитывать в самые тяжкие времена. Читающая молодежь, поди, редкость в мире компьютеров, свободы слова и наркотиков. И вот эта горстка молодых людей нашла себе идеал мужчины, брата, героя, любовника, в обнимку с которым приятно уснуть, а проснувшись, обнаружить его смирно лежащим на груди, улыбнуться ему, как лучшему другу, и снова взять в руки и читать, читать, читать и читать. Какая же трагедия, когда он умирает!
Надежда Олеговна притушила ярость в глазах и спросила парня, которого назвала недоноском:
— Ты прочитал все его книги?
Кивок.
— Ты отлично знаешь его биографию?
Кивок.
— Но ты не знаешь, кто сейчас перед тобой?
Мотание головой.
— Я его мать, — сказала Надежда Олеговна, едва справившись с эмоциями.
По толпе прокатилась волна неподдельного изумления. Парень, прозванный недоноском, стал бел, как русская печь. Надежда Олеговна ожидала реакции, но не подобной. Складывалось впечатление, что для собравшихся здесь наличие матери их кумира явилось откровением свыше. Мать погибшего писателя растерялась.
— Почему тогда нет ни одной вашей совместной фотографии? — спросила девушка с множеством косичек, собранных в конский хвост.
— Потому что место фотографиям в фотоальбоме, — ответила Надежда Олеговна. — Вы, наверное, придерживаетесь мнения, что люди, которые так или иначе находятся в центре внимания общества, должны принадлежать обществу?
