— Значит, и Филина теперь не найти, — для себя заключил Савватеев.
— Почему?..
— Потому что он со старухами ушёл. А это все одна компания!
— Найдём, — твёрдо заверил Варан.
— Вы тут молодую женщину с детьми не видели?
— Женщин не наблюдали…
— Будьте осторожнее.
— А что такое?
— Поймает — изнасилует.
Командир диверсантов принял это за шутку и лишь ухмыльнулся.
Савватеев хотел сам отвести Агошкова, однако Варан перестраховался и послал своего офицера незаметно сопроводить до базы, хотя убийца не проявлял никакой агрессии и только просил, чтобы с сумерками его непременно отпустили, поскольку ему всю ночь надо охранять детей. Савватеев пообещал, что отпустит, чем расположил к себе бывшего егеря, и, пока возвращались на базу, Агошков неторопливо и в деталях рассказал ему все, что произошло в тот день тринадцать месяцев назад. От его покаяния и подробностей то тошнило, то волосы становились дыбом, и эти чувства были доказательством тому, что история смерти правозащитника не придумана, не вымышлена больным воображением, много что объясняет, например, манию величия телохранителя Каймака, нарушившего табу, и даёт конкретные привязки к месту преступления, как-то: следы крови в номере, исчезновение ковра, выбитое окно. Слушая Агошкова, Савватеев почти не сомневался, что он вменяем, и если есть какие-то психические отклонения, к примеру, отрицание всякой пищи, навязчивое чувство боязни за детей, то это уже следствие пережитого стресса, что тоже является косвенным доказательством.
Пока эксперты водили Твистера по окрестным лесам, Савватеев намеревался допросить Карпенко, устроить ему очную ставку с живым трупом, зафиксировать их покаянные речи на плёнку, а потом уже доложить руководству, чтоб вызвали на место прокуратуру. И только тогда предъявить обоих ФБРовцу.
И пусть тот сам идёт откапывать своего гражданина и расхлёбывать эту мерзкую кашу с человечиной…
Он отсутствовал в общей сложности часа четыре, однако обстановка резко изменилась и спутала все планы. Ещё по дороге к базе на связь вышел Финал и сообщил, что криминалист и медик вернулись из леса одни, без пассажира, который будто бы сначала все отставал, а потом вовсе потерялся, и все усилия вызвать его по радио или докричаться не увенчались успехом.
Нечто подобное и следовало ожидать от бывшего соотечественника, переметнувшегося в чужой лагерь. Не зря он забыл о цели командировки в Россию…
Савватеев отдал распоряжение Варану блокировать район операции, незаметно прочесать леса и при обнаружении американца не трогать, не приближаться, проследить, что ещё, кроме останков Идрисовича, его интересует. Финалу он велел оставить водителя своей машины охранять базу и идти в загон, то есть открыто пройти по предполагаемому направлению движения пассажира и попробовать засечь его выходы в эфир.
Расстроенные, виноватые старики сидели под грибком и кочегарили самовар. Тут же, на скамейке, лежал развёрнутый по-полевому ФБРовский трупоискатель. Савватеев подвинул его и посадил Агошкова, который мгновенно приковал внимание экспертов, на миг забывших о происшествии.
— Что уставились? — мрачно спросил Савватеев. — Это ещё пока что живые мощи… Я приказывал глаз не спускать с пассажира. В чем дело?
— Олег Иванович, он умышленно отставал, — доложил медик. — Под предлогом того, что по прибору проходит сигнал. Я проверяю — нет, а у него есть…
— Может, вы пользоваться не умеете?
— Что там уметь? Те же помидоры, только в профиль… Хитрил этот бандеровец, бдительность притуплял. Потом взял и смылся. А мы часа полтора бегали и искали!.. Рапорт писать?
— Не надо. Лучше обследуйте мне эту мумию и скажите, в чем его душа держится, — Савватеев вышел из беседки, — и здорова ли она… Только не провороньте!
И все равно он подозвал водителя, который, будто сторож, расхаживал по территории с пистолетом-пулемётом под мышкой, и усадил его рядом с Агошковым. Только после этого взял в машине диктофон и направился было на поветь хозяйского дома, где под амбарным замком сидел Карпенко, на ходу проверяя работу микрофона: контролировать электронику здесь надо было каждую минуту.
И тут услышал завывание, точнее некую пробу голоса, как это делают оперные певцы, настраивая его на определению ноту. То ли из-за акустики, то ли из-за собственного озабоченного состояния Савватеев сразу не понял, откуда исходят эти странные, какие-то неуместные звуки, остановился, покрутил головой и в следующий миг замер, ощутив ознобивший спину непроизвольный страх. Мощный, будто усиленный, но не человеческий голос вдруг запел молитву, слова которой были на слуху у любого, даже неверующего, не бывавшего в церкви:
— Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй!..
Превозмогая себя, Савватеев встряхнулся и всетаки спросил натянуто, не своим голосом:
— Что это?..
Эксперты под грибком тоже сначала замерли с вытянутыми лицами, потом завертели головами в поисках источника звука.
— Да что это такое? — Савватеев вернулся в беседку. — Откуда?..
— Глас божий, — невозмутимо отозвался ходячий труп. — Что ещё-то? Господь все видит!..
— Верно, — спохватился медик. — Кто-то молится…
— Но это не человек, — заметил криминалист, подтверждая ощущения Савватеева. — У меня хороший слух…
— Кто ещё, если не человек?…
Убийца Каймака скорчил гримасу и проскрипел во второй раз:
— Глас божий! Вы что думаете, безнадзорно живёте? Ага, как раз!..
Пожалуй, минуту, испытывая какое-то испуганно-недоуменное, знобящее очарование, они слушали это пение, пока водитель-охранник не засмеялся, указывая стволом в сторону трансформаторной будки:
— Да это же волк! Там волк! Медик хлопнул себя по лбу:
— С этим пассажиром!.. К нам же волк прибежал, сам. В будку залез и сидит! Мы кирпичом заложили…
Савватеев подошёл к будке, и пение тотчас оборвалось. Выбитая стариками дыра в стене была кое-как заложена битым кирпичом, но не наглухо — вверху оставалось отверстие, напоминающее амбразуру. Рассмотреть что-либо внутри было невозможно.
— У кого есть фонарь? — спросил Савватеев. Водитель принёс фонарик и посветил в дыру:
крупный, лопоухий волк сидел посередине будки, в луче света горел его единственный зеленоватый глаз. Он совсем не походил на зверя, скорее на бродячую, бездомную собаку.
— Не к добру он завыл, — сказал подошедший криминалист. — Говорят, к покойнику…
— Не каркайте!
— Что тут каркать? Не выносит наша среда… американских граждан.
— К покойнику воют собаки, — со знанием дела заявил медик.
