Норваец может. Хотя он, скорее всего, предпочтёт лично срубить башку виновному своей огромной секирой, не утруждаясь формальностями. И вельможа с золотой цепью на шее вполне обойдётся без фальшивого правосудия.
А самый молодой из гостей выглядит самым опасным. Неспроста же он так задумчиво улыбается и молчит? Обычно приезжающие благородные господа не закрывают рта, громогласно похваляясь военными подвигами и любовными победами, а этот лишь лёгким движением головы поблагодарил, и всё так же, не произнеся ни слова, принялся рассматривать столовые приборы. Но не удивился наличию на столе вилок и ножей, как это сделал три года назад риттер фон Кумарер, углядевший намёк на низкое происхождение. Неужели Иштван виноват в том, что вилка напоминает некий сельский инструмент для перекидывания навоза?
— Чем любезный хозяин намеревается нас кормить? — норваец излучает дружелюбие, да такое, что хочется убежать и на всякий случай спрятаться в погреб.
— Есть запеченные перепела под кисло — сладким соусом по рецепту грумантской пограничной стражи. Прикажете подать?
— Вот как? — удивился варвар. — И такую роскошь вы держите наготове?
— Не совсем так, ваша светлость, — замялся хозяин постоялого двора. — Перепела заранее заказаны сотником Гржимеком для празднования своего дня рождения. Но вы не беспокойтесь, сэр, я предложу пограничной стаже жареного с яблоками барашка, что для их грубых желудков гораздо сытнее и полезнее.
— Предлагаешь обожрать братьев по оружию? — недобро прищурился варвар. — Когда должны появиться пограничники?
— Да вот — вот подойдут. Из‑за грязи задерживаются, сэр.
— Мы подождём, — за всех решила рыжая леди. — Не будем делать из еды культа.
Прошло больше двух часов, а пограничная стража всё не появлялась и не появлялась. Не выдержав, рикс грохнул кулаком по столу:
— Хозяин, давай сюда своих перепелов! И вина побольше!
Увы, но давно приготовленное блюдо успело остыть, и пока оно разогревалось, пришлось обойтись обычным окороком, тремя видами колбас, фаршированными орехами заячьими почками, холодной олениной с подливкой из крыжовника, и небольшим ведёрком варёных с укропом раков. Вова ворчал, что закуски портят желудок, а не утоляют голод, но именно он съел половину всего выставленного на стол, работая ножом и вилкой не хуже шагающего экскаватора в открытом угольном карьере.
Джонни ел мало. Это только в его книгах герои постоянно обжирались в трактирах и на привалах, в перерывах между пиршествами отвлекаясь на убийство драконов, соблазнение и последующее спасение принцесс, завоевание корон и королевств, и прочие приятные мелочи. Иван даже знал писателя, у которого сцены чревоугодия кочевали из произведения в произведение с минимальными изменениями, занимая до половины текста. Другую половину тот предусмотрительно оставлял для разговоров о разнообразных женских прелестях, но и они казались близнецами — братьями. Если точнее, то сёстрами, так как был тот автор насквозь правильной ориентации, и не грешил общечеловеческими ценностями.
А на самом деле, много ли нужно человеку, чтобы наесться? Это гномы трескают в десятую часть от собственного веса, и нисколько не страдают ожирением или несварением желудка — закалённые веками борьбы с харчами бойцы. Тут же попробовал этого, вот этого, ещё вон того… ага, и тут тоже пару кусочков… и уже наелся так, что приходится расстёгивать пояс.
— Ну и где наши перепела? — норваец для разнообразия перестал корчить из себя интеллигента, и бросил обглоданную кость под стол. — Хватит закусывать, пора нормально покушать!
— Они давным — давно сгорели, — заметила Ирка, принюхиваясь к лёгкому запаху дыма. — Мэтр Иштван, вы там не уснули у плиты?
Хозяин трактира явился на зов почти сразу, но с каким‑то странным выражением лица. Побледневший, с выпученными глазами, с дрожащей от волнения бородой…
— Там, господа… там оно! Дождь закончился, и оно стало видно!
— Что там за «оно»?
— Заставы.
— Говори яснее.
— Заставы пограничной стражи горят!
Иван первым выскочил во двор и наткнулся на часовых, с любопытством наблюдающих за поднимающимися над лесом столбами дыма.
— Тревога, мать вашу! Выходим немедленно!
Сотник грумантской пограничной стражи с самого утра испытывал какое‑то непонятное чувство. Беспричинная тревога и неизвестно откуда взявшееся беспокойство. Их не должно быть в день рождения — предыдущие двадцать девять празднований проходили исключительно в приятной обстановке. Во всяком случае, Карл Гржимек помнил себя лет с четырёх, и никогда на душе не случалось такого паскудства. Вроде бы всё правильно сделал — с вечера озаботился достойным угощением и приличным вином для друзей и гостей с соседних застав, уговорил заместителя не обижаться и принять временное командование от сегодняшнего полудня до завтрашнего утра, но всё равно что‑то гложет изнутри и не даёт покоя.
Даже поспать толком не получилось — поднялся ни свет ни заря, и пока лично не проверил посты на перевале и секреты арбалетчиков на нескольких якобы тайных тропах, не успокоился. С чего бы это?
Понятно, что служба на границе с Трансильванией никогда не считалась необременительным времяпровождением, и нередко приходилось схватываться с соседями, слишком увлёкшимися забавной игрой под названием «гражданская война», но особой опасности здесь нет. Почему тогда не сидится на месте, а руки сами непроизвольно тянутся к мечу?
— С днём рождения, ваша милость! — пробегающий мимо сотника кашевар заставы вскинул сжатый кулак к плечу, приветствуя командира.
— Стой, ты куда?
Хотя что за странный вопрос? Ключ в руке пограничника недвусмысленно говорил о намерении открыть единственную запирающуюся на замок дверь. И вела та дверь в погреб для хранения конфискованных у контрабандистов товаров. Собственно, там сейчас имелись только бочки с трансильванской сливовицей, отнятой у пытавшегося прорваться без уплаты пошлины торговца, а остальное ещё до дождей успели отправить в столицу провинции.
— Собираетесь ужраться, сволочи?
— Так ведь по кружечке в честь юбилея, ваша милость. И ещё по одной в лечебных целях по случаю плохой погоды. В прошлом году дозволялось, вот мы и подумали…
Гржимек с укоризной покачал головой, тяжело вздохнул… и промолчал. А что говорить, если сам устроил эти дожди? Будучи слабым магом — погодником, но с дипломом королевского Университета, сотник по несколько месяцев каждый год копил силы, чтобы в свой день рождения нагнать туч и устроить непролазную грязь. Только так можно спокойно отпраздновать, не опасаясь, что через границу кто‑нибудь полезет. А на подходах к самому перевалу ещё страшнее — мало найдётся самоубийц, решивших пройти по превратившемуся в бурный поток узкому ущелью. Это досюда не достаёт, срываясь в горное озеро, а что творится там?
