Я зябко поёжился. В моей памяти ещё были свежи детские сказки-страшилки о людях, которые, днями просиживая у «дьявольского ящика», постепенно деградировали и превращались в растения. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы иногда посмотреть хороший фильм или узнать свежие новости из мира, который тебя интересует; в принципе, это так же невинно, как прочитать книгу или газету. Но если копнуть глубже, то подавляющее большинство телепередач призваны скрасить серые, однообразные будни простых людей, утомлённых повседневными хлопотами и борьбой за существование, дать выход их неутолённой жажде новизны, позволить им хоть на время сбросить с себя оковы обыденности. А мы, безсмертные колдуны и ведьмы, не нуждались в таком суррогате полнокровной жизни. К нашим услугам было неисчислимое множество самых разнообразных миров, мы могли воочию увидеть всё, что душе угодно – будь то финальный матч Кубка мира по футболу, вооружённое ограбление банка или взрыв сверхновой звезды, – и нам ни к чему предаваться грёзам о несбыточном перед голубыми экранами. Когда же колдун начинает смотреть телевизор – смотреть по-настоящему, увлечённо, самозабвенно, упоённо, – то это верный признак того, что им овладела апатия, безразличие ко всему на свете, что он потерял вкус к жизни и готовится умереть...
– Так вот, – продолжала Бренда. – Видя, как чахнет отец, Амадис принялся добивать его без жалости и милосердия. Сторонники нашего сводного братца начали клеветать на маму, обвиняя её в супружеской измене. Не забывали и про Пенелопу – всем было известно, какую боль причиняет отцу любое напоминание о твоём прегрешении с Дианой. Как-то Амадис даже собирался привести твою дочь в Солнечный Град – якобы для того, чтобы представить королевскую внучку ко двору. К счастью, мы с Брендоном вовремя прознали о его планах и предупредили деда Януса. Он лично встретил Амадиса в Сумерках Дианы и приказал ему больше не приближаться к Пенелопе. Амадис здорово струхнул.
Я облокотился на стол и обхватил голову руками.
– Господи Иисусе! – простонал я. – Как это гадко!
Бренда удивлённо взглянула на меня:
– Ты стал христианином? Как брат Александр?
Я тихо вздохнул, не отрывая взгляда от дымящейся в пепельнице сигареты.
– Сам не знаю, кто я теперь. Но если и христианин, то уж точно не такой, как Александр... А ты имеешь предубеждение против христиан?
– Вовсе нет. Собственно говоря, после Митры мне ближе всего Иисус. Я живу в христианском мире, а мой муж был католик.
– Так ты замужем?
– Была, – нахмурившись, ответила Бренда. – Мой муж погиб в авиакатастрофе. Он был простым смертным.
– Сочувствую.
Следующие несколько минут мы молчали. Бренда сосредоточенно курила уже вторую сигарету кряду, а я грустно думал о переменах, случившихся в моё отсутствие. Нельзя сказать, что я дружил с Амадисом, но он мне всегда нравился. Когда я был ребёнком, он защищал меня от Александра; а позже, когда я немного подрос, он стал одним из моих учителей, обучал меня этике и основам теологии. В целом Амадис (если не считать его чрезмерного увлечения женщинами) был высоконравственным человеком, и мне горько было слышать, что жажда власти так испортила его...
– Стало быть, после смерти отца Амадис изгнал вас из Дома? – спросил я.
– Мы сами ушли. Сначала я, потом Брендон. Ему было больно смотреть, как все, кому не лень, помыкают Амадисом, государство разваливается, а Дом приходит в упадок прямо на глазах. Кроме того, существовала реальная угроза, что Брендона могли арестовать и обвинить в государственной измене. Амадис очень боится его – ведь отец, вопреки решению семейного совета, не отменил своего завещания, так что права Брендона на престол остаются очень весомыми. А многие наши родственники, которые шестнадцать лет назад ратовали за неуклонное соблюдение права старшинства, впоследствии изменили своё мнение и теперь хотели бы видеть королём Брендона.
– А сам Брендон?
– Ему очень нелегко. С одной стороны, он не жаждет власти, а с другой – не может оставаться безразличным к тому, что творится в Царстве Света. Так что волей-неволей ему приходится быть лидером оппозиции. – Бренда хмыкнула. – Правда, с некоторых пор он отчаянно хочет самоустраниться. Объясняет это тем, что королева Рахиль якобы благотворно влияет на Амадиса.
– А это не так?
– Нет, конечно. Тут Брендон лукавит. На самом деле он чертовски устал от борьбы за власть, ему до смерти надоели мамины интриги.
– Она тоже принимает в этом участие?
– Ещё бы. Мама играет в этом деле ведущую роль, можно сказать, возглавляет генеральный штаб. А ещё она отвечает за международные связи, вербует для Брендона союзников. Разумеется, его поддерживает Дом Ареса... впрочем, надо сказать, что эта поддержка существовала и до того, как мама стала королевой Марса – её брак с королём Валерием был заключён как раз на почве союзнических отношений. Почти так же безусловно Брендона поддерживают все три христианских Дома включительно с Домом Теллуса, а также Дом Мухаммеда – всем им не по нутру, что Светом заправляет дочь Израиля. В общей сложности десять Домов из девятнадцати ныне сущих, в том числе и милые твоему сердцу Сумерки, готовы в той или иной форме оказать Брендону содействие в борьбе за престол.
– Значит, ему уже не вредят слухи о ваших отношениях?
– Они потеряли былую актуальность. Со временем люди ко всему привыкают, и многие, даже веря в то, что Брендон спит или спал со мной, уже смирились с этим. К сожалению, нашему отцу не хватило выдержки подождать лет десять – пятнадцать, пока всё не утрясётся само собой. – Несколько секунд Бренда помолчала, что-то взвешивая в уме, потом добавила: – А может, я упрощаю ситуацию. Многие предпочитают закрывать глаза на нашу мнимую связь, исходя из сегодняшнего опыта, но останься отец в живых, Амадису не представилось бы случая продемонстрировать свою полную несостоятельность как монарха, а Рахиль из Израиля не была бы королевой Света. Так что я, честно говоря, даже не знаю, как бы всё обернулось.
– Кстати, а как случилось, что Амадис женился на Рахили? Пенелопа говорит, что есть несколько версий.
– И небось, она выложила тебе ту, согласно которой Амадис убедил царя Давида отдать за него дочь.
– А разве не так?
– Так думает Брендон... вернее, хочет так думать. А в действительности всё было с точностью наоборот. Царь Давид сам пришёл к выводу, что без притока свежей крови его Дом, понёсший большие потери в Рагнарёке, рано или поздно зачахнет, и уже смирился с необходимостью нарушить чистоту своей расы. Но он бы не был настоящим сыном Израиля, если бы не попытался извлечь из этого выгоду...
